Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном

  
Глава 52. Термидор
 
Когда в кабинет ворвалась охрана, Наполеон сидел на плечах у собственной статуи, как петух на насесте.
— Слезайте, сир, а то я за себя не ручаюсь, — говорил Ржевский, тыча в императорский зад самым кончиком сабли. — Это нечестно. И не по правилам.
— Правила здесь устанавливаю я! — заявил император.
— Вы в этом уверены? — Ржевский опять ткнул его саблей в зад.
— Ай! Скорее! — крикнул Наполеон, увидев своих гвардейцев. — Устройте ему термидор!
Французы набросились на поручика со шпагами, оттесняя его от статуи с императором.
Ржевский лихо отражал сыплющиеся на него удары.
И тут в зале раздался женский вопль.
Краем глаза Ржевский увидел тучную женщину, которая бежала к ним, размахивая руками. В следующее мгновение она грохнулась ему под ноги, обхватив за колени и уткнувшись головой в живот.
— Мадам, только не сейчас! — прорычал Ржевский, пытаясь отпихнуть ее в сторону, но она прижималась все сильнее, продолжая вопить, как безумная.
— Мадам Сисико, вы бесподобны! — ликовал Наполеон.
Мадам держала ноги поручика, словно древко знамени на парижской баррикаде, и усмирить ее пыл могла лишь грубая мужская сила. На ее счастье Ржевский никогда — будь он пьян или трезв — не мог поднять руку на женщину. Он вырывал то одну ногу, то другую, рискуя остаться и без сапог, и без штанов, — ничто не помогало.
— Кусайте его! Кусайте! — требовал французский император.
Свирепо лязгая зубами, мадам рванулась всей грудью вперед, и Ржевский, потеряв равновесие, вместе с ней рухнул на пол. Намертво застрявший в женских объятиях, он был тотчас обезоружен охраной и связан с головы до ног.
— И не таких маркизов усмиряла, — молвила мадам Сисико, подтягивая через платье панталоны.
— Чертова перечница! — выругался Ржевский. — Чтоб тебя раздуло!
Она весело качнула пышной грудью.
— От вас уж точно не раздует!
— Это почему же?
— Ваша песенка спета, красавчик.
Ржевского охватило отчаяние и злоба. Он дернулся всем телом, но французы висели на нем как охотничьи собаки на медведе.
Бледный, трясущийся Коленкур подбежал к статуе, помогая императору спуститься вниз.
— Вы не ранены, мон сир?
— Арман, — горько произнес Наполеон, перебираясь к нему на спину, — в ваших мемуарах едва не поставили жирную точку.
— О ужас! ужас! — кряхтел Коленкур, согнувшись в три погибели.
— Кого вы ко мне привели?
— А кого?
— Любовника Жозефины!
— Да?! — чтобы не свалиться вместе с императором, Коленкур заключил в объятия его изваяние.
— К тому же это русский офицер.
— Не может быть!
— Представьте себе. — Наполеон, тяжело скользнув по хребту обершталмейстера, встал на ноги. — И этот наглец обозвал меня галльским петухом!
Коленкур шумно отдувался, облокотясь на мраморного императора.
— Жозефина, помнится, тоже называла вас своим петушком, сир.
Наполеон вздрогнул.
— Откуда вам это известно?
— Это давно стало достоянием истории.
— O — la — la! Куртизанка — история уже забралась в мою постель… Пустите ногу!
— Что, сир?
— Отстаньте наконец от моей скульптуры. Еще уроните.
— О, пардон, пардон.
— Как прикажете поступить с пленным, сир? — спросил офицер охраны.
— Расстрелять из Царь — пушки! — буркнул корсиканец.
— Но, сир, она не стреляет.
— Знаю! Но человек, осмелившийся поднять руку на императора Франции, иной участи не достоин. Как вас зовут, месье?
Его пленник гордо вскинул голову:
— Имею честь, поручик Ржевский!
— О-о! — вырвалось у Наполеона.
— О — о — о! — эхом откликнулся Коленкур.
Они переглянулись.
Наполеон перевел взгляд на Ржевского:
— Не тот ли вы гусар, чьи успехи в любовных битвах известны не менее, чем мои победы на полях сражений?
— Он самый, — хмуро ответил поручик.
— Такой пленник стоит десятка генералов! — оживился император. — Пожалуй, я уделю вам несколько минут. Думаю, нам есть о чем поговорить. Как мужчина с мужчиной.
— Воля ваша.
— Дайте слово офицера, что вы больше не будете распускать руки, и я прикажу вас развязать.
 
— Слово гусара, — нехотя процедил Ржевский.
  
Глава 53. Загадочная русская душа
 
Наполеон, заложив руки за спину, молча ходил вокруг Ржевского. Поручик спокойно следовал за ним взглядом. Рядом стоял Коленкур, с нетерпением ожидая от своего императора мудрых мыслей и исторических откровений.
Здесь же находились два караульных офицера. Мадам Сисико отправилась сообщить своим девочкам, что император сегодня не принимает.
— Что у вас было с Жозефиной? — спросил император, заморозив свой взгляд на Ржевском.
— Ничего.
— А письмо?
— Только повод, чтобы добраться до вас. Я его выдумал.
— Жена Цезаря вне подозрений, — хмыкнул Коленкур.
— Бывшая, бывшая жена, Арман, — строго оборвал Наполеон. — Поговорим о прочих. Сколько у вас было женщин, месье Ржевский? Сотня? Две? Три?
— Всех не сосчитаешь.
— А вот я помню имена всех своих возлюбленных.
— Значит, их было не так уж много.
— Ти — ти — ти! — Наполеон задрал подбородок. — Их у меня было столько, что хватило бы на эту ночь всей моей Старой гвардии!
Ржевский ухмыльнулся.
— Ну, ежели на то пошло, то у меня было столько женщин, что если бы их всех поставить в затылок, можно было б три тысячи раз обмотать всю вашу Старую гвардию, построенную в каре. И еще на вашу свиту бы осталось.
Коленкура передернуло, как от зубной боли.
Наполеон с интересом наклонил голову.
— Вы не наследный принц и не падишах. Простой гусарский офицер, один из тысяч… В чем же ваш секрет? Почему вас так любят женщины?
— Потому что я их люблю, сир.
— И это всё?!
— Я их очень люблю.
— Что значит «очень»?
— Очень часто.
— Сколько же?
— В зависимости от времени года. Летом — в три раза больше.
— А-а, так у вас сейчас самый пик? Вы даже на императоров кидаетесь.
— Это уже не от любви, сир, а совсем наоборот. — Ржевский приосанился. — Имею честь вызвать вас на дуэль! Вы вправе выбрать себе оружие. Что предпочитаете: пистолеты, сабли, шпаги?..
— Я предпочитаю кавалерию Мюрата и артиллерию Сорбье.
— Позвольте, сир, я не шучу! — вспыхнул Ржевский.
— Я тоже.
— Вы отказываетесь со мной драться?
— Не вижу особого повода.
— В таком случае, сир, я вынужден нанести вам оскорбление!
Коленкур побледнел. Офицеры караула заломили поручику руки. Свирепо посмотрев на них, он перевел взгляд на императора.
— Тиран! Убийца! Палач!
Наполеон криво улыбнулся, присаживаясь в кресло.
— Чепуха.
— Антихрист!
— Может быть.
— Чувак!
Наполеон поднял брови.
— Кто? Тьювак? Почему вы вдруг заговорили по — русски?
— Чувак! — усмехнулся ему в лицо поручик. — Сивый мерин! Каплун!
— Кто такой «тьювак»? — недоуменно спросил Наполеон Коленкура.
Обершталмейстер покраснел.
— Я в некотором затруднении…
— Вы должны это знать!
— Кастрированный баран, мон сир.
— А «мерин»?
— Кастрированный конь, сир.
— А «каплун»?
— Кастрированный петух, сир. Таких обычно откармливают на мясо.
— Я не просил подробностей, Арман!
— Простите, кап… сир.
Наполеон мрачно посмотрел на поручика.
— Вы намекаете, что я кастрат?
— Да!
— Вы понимаете, что этими словами вы оскорбили не только меня. Но и Марию — Луизу, Жозефину, княгиню Валевскую, мадемуазель Жорж… Всю Францию!
— Пусть так!
Наполеон вскочил, сжимая кулаки:
— Вы плюнули мне в самое сердце!
— У вас нет сердца. Вам его отрезали вместе с вашими помидорами!
Император громко топнул ногой.
— Всё! Баста! Мое терпение лопнуло. Вас действительно следует проучить.
— Отлично-с! Вы принимаете мой вызов?