Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном
— Где же ключи?! Где бояре? — Император повернулся к Коленкуру: — У русских ведь есть такой обычай — вручать ключи от города?
— Да, мон сир. Но обычно они преподносят хлеб с солью.
— Просто хлеб? Без масла?
— Без масла, сир.
— Варвары… Ничего, скоро они у меня узнают, что такое настоящие французские булочки. — Наполеон пристально вгляделся в карту, словно угадывая, с какой улицы должна заявиться депутация. — Канальи, сколько можно ждать!
— Мы ждали этого события более двух месяцев, мон сир, — заметил Коленкур.
— Вуаля, подождем еще немного.
Оставив Наполеона топтаться над картой, Коленкур отыскал в толпе штабных офицеров полковника Швабре, своего давнего приятеля.
— Выручайте, Эдгар, — зашептал он ему на ухо. — Боюсь, если сегодня император не получит от московитян хлеба с солью, у него к вечеру будет несварение желудка. Привезите сюда хоть кого — нибудь. И захватите по дороге ключи от города.
Полковник Швабре стрелой помчался в город.
Тем временем на Поклонную гору один за другим прибывали посыльные от Мюрата, кавалерия которого уже вошла в город. За спиной Наполеона разносилась невероятная, жуткая весть: Москва была пуста!
Свита в волнении перешептывалась, не допуская посыльных до Бонапарта.
У чувствительных французов сжималось сердце при виде «маленького капрала» (как его любовно называли в армии), который гордо вышагивал по Поклонной горе, принимая всевозможные позы, одна значительнее другой.
«Наконец — то я отведаю московских женщин, — предавался мечтам Наполеон. — Интересно, носят ли они панталоны? Хотя было бы странно, если б не носили. Ведь уже довольно прохладно.»
Великий узурпатор не подозревал, что почти все горожане покинули город, словно спасаясь от бубонной чумы.
Но кто бы посмел уронить ложку дегтя в эту душу, полную меда?! И свита продолжала держать своего императора в блаженном неведении.
Полковник Швабре вернулся из Москвы, погоняя перед своим конем около дюжины человек в гражданской одежде.
Свита оживилась, обступая их полукругом.
В это время Наполеон, упершись взглядом в карту, мысленно бродил по московским улицам.
— Депутация, мон сир! — тоном дворецкого объявил Коленкур.
Император тотчас принял позу а-ля Наполеон Бонапарт: с правой рукой на животе и великодушно — снисходительной миной на лице.
Полковник Швабре, спешившись, пихнул кулаком в бок худощавого мужчину в черном сюртуке, подталкивая его к императору. За ним из толпы отделилась напудренная, не первой молодости женщина. Она несла на полотенце блюдо с караваем.
Откуда — то сбоку выскочил секретарь — переводчик, приготовившись переводить язык варваров на французский.
— Добро пожаловать в Третий Рим, ваше величество, — поклонился худощавый, стуча от страха зубами. — Милости просим.
— Боярам милостыню не подаю, — пошутил Наполеон.
Женщина согнулась в глубоком поклоне, уперши в живот императору блюдо с караваем.
— Приятно аппетито, ваше величество.
— Мерси, боярыня, я не голоден.
— Но, мон сир, — приглушенно обронил Коленкур, — таковы обычаи.
— Дикари… А что нужно делать?
— Отломите кусочек, обваляйте его в солонке и съешьте.
— Вуаля! Только во имя традиций.
Величаво поскребя ногтями по поджарой корке каравая, Наполеон выдрал внушительный ломоть и, сунув его пару раз в солонку, с торжественной миной возложил себе в рот.
Соль неприятно защипала на языке; хлеб показался лежалым и невкусным.
Наполеон с сарказмом посмотрел на Коленкура.
— Жуйте, жуйте, мон сир, — ободрил тот.
Император Франции стал жевать, борясь с желанием выплюнуть пересоленное угощение. Перед лицом московской депутации он мнил себя новым Мессией, и только эта мысль заставляла вращаться его тяжелую челюсть.
Маршалы и генералы с умилением следили за старательно жующим императором.
— А теперь глотайте, — подсказал Коленкур.
Кадык Наполеона судорожно дернулся.
— У — ва — ва… — забормотал император, выпучив глаза на Коленкура.
— Да, мон сир, такая трогательная минута…
— Баван! Вовы!
— Простите, как?
— Воды, болван! Дайте запить.
Наполеону налили целый кубок пунша. Он жадно осушил его до дна.
— Черт возьми, — сказал он, переведя дух. — Я издам декрет, чтобы вместо хлеба с солью подавали пирожное «Наполеон». И непременно с красным вином!
— Как вам будет угодно, сир, — сказал Коленкур.
Император кивнул свите на блюдо.
— Прошу, господа, чтоб не осталось ни единой крошки! И не забудьте посолить.
Свита без особого удовольствия принялась за каравай.
Полковник Швабре дал пинка какому — то старику из депутации, и тот быстро предстал перед императором.
— Салам аллейкам, сир, — испуганно промямлил старик, протянув связку увесистых ключей, болтавшихся на железном кольце.
— Вуаля! — просиял Бонапарт, взвесив связку на ладони. — Вот ключи к сердцу Азии! — Он ласково взял старика за ухо. — Вы тоже боярин?
Старичок замялся. Он видел, как полковник Швабре украдкой показывает ему кулак, но солгать самому императору Франции не посмел.
— Я цирюльник, — ответил он.
— Какой — то странный боярин… — Наполеон обернулся к Коленкуру. — С каких это пор брадобреев стали зачислять в бояре?
— Полагаю, со времен Петра Великого, мон сир. За особые заслуги по сбриванию кремлевских бород.
Несмотря на невозмутимое лицо обершталмейстера, в душе Наполеона зародились сомнения.
— А вы из какого сословия? — обраттился Наполеон к мадам, которая угощала его караваем.
Она неуклюже сделала ему книксен.
— Горничная, сир. Моя мама была итальянка, а отец русский. Но я считаю себя истинной француженкой, потому что ношу только французское белье и мечтаю о Париже…
Изменившись в лице, Наполеон бросился к оставшейся части депутации и обнаружил: табачника, учителя танцев, директора сиротского приюта, двух старьевщиков и трех гувернеров. Все они оказались из обрусевших иностранцев. Старый табачник к тому же был вдрызг пьян и настойчиво лез целоваться, добродушно ругаясь по — голландски.
— Кто их сюда привел? — рассвирепел Наполеон, оттолкнув от себя пропахшего табаком старика.
— Я, сир, — храбро выступил вперед полковник Швабре.
— Это же плебеи!
— Да, сир. Но это лучшее из того, что можно было отыскать.
Наполеон потряс в воздухе связкой ключей.
— Что это за ключи?
— От пивной лавки, — признался Швабре. — Я отобрал их у солдат авангарда. И еще пару штук нашел на дороге.
— Прохвост! — Наполеон запустил в него ключами. — Где московская аристократия? Где бояре?
— Виноват, сир, но бояр в Москве нет. Там вообще никого нет. Только толпы пьяной черни.
— Вы бредите, полковник!
Наполеон оглядел свою свиту, словно предлагая посмеяться над потерявшим рассудок офицером; но по озабоченным лицам своих подданных вдруг понял, что им отчего — то не до смеха.
Наполеон подскочил к директору приюта, который выглядел поприличнее остальных.
— Где московские власти?
— Уехали.
— А губернатор?
— Открыл тюрьму и тоже уехал.
— Скифы… кочевники… — пробормотал император и вдруг затопал ногами на сиротливо притихшую депутацию: — Вон! Вон отсюда, канальи!
Немного успокоившись, Наполеон подошел к карте Москвы. Как бы то ни было, великая древняя столица по — прежнему лежала у его ног.
— Я еду на Дорогомиловскую заставу, — объявил он свите. — А моим доблестным солдатам настала пора вкусить плоды своих побед.
Император подал знак, раздался выстрел сигнальной пушки, и армия завоевателей хлынула неудержимым водопадом с Поклонной горы на улицы и площади Москвы.
Воздух задрожал от грохота сотен повозок, цокота тысяч копыт и нескончаемого лошадиного ржания.
До самого вечера Наполеон не оставлял надежды получить заветные ключи из рук городских властей.
Но тщетно.
Москва была неприветлива и равнодушна к узурпатору всей Европы.