Из рода Бурого Медведя. Том 1 (СИ)
Но продлилось это не долго.
Наконец слуги пригласили нас войти в трапезный зал. Помещение оказалось огромным, с колоннами с высоченными потолками и рядами столиков на четырёх и более персон. Большие окна давали отличное дневное освещение. А паркетный пол оказался идеально ровным и начищенным, в нём даже виднелось отражение.
Наш стол находился где-то в середине, на нём стояла табличка «Красное Село», рядом было «Садовая», «Адмиралтейский проспект», «Токсово» и ещё несколько. На столе лежали столовые приборы, два графина с яблочным и апельсиновым соком, так же пустые стаканы под воду и соки, и один бокал для вина и шампанского.
— Рассаживайтесь господа! Именинник сейчас подойдёт, — сказал ведущий слуга в белом фраке.
— Дед, мы в середине, потому что это отражает наш статус в роду Буровых? — спросил я.
— Именно, — коротко заявил дед.
— А доход, богатство на это влияет?
— Конечно влияет, — сказала бабушка усаживаясь за стул. — И богатство и связи, и социальный положение, и твоя известность… если ты певец известный на всю империю например.
— Но мы ведь и связей имеем немного…, — начал я.
— Дедушка не сильно знакомства завязывает, — сказала с сожалением бабушка.
— Это черта Буровых между прочими Евдокия, — сказал дед.
— А по деньгам, по богатству мы какие?— спросил я.
— Небогатые, -подтвердила мою догадку мама.
— Так, а почему мы оказались в центре?
— Потому что я сильный боец, — сказал дед. — Даже мама твоя, хоть толком и не тренировалась может всыпать врагу по самое не могу. И бабка тоже кое что может. Нас не та легко обидеть Миша. А многие из тех кто здесь находиться, они…
— Они имеют скромные боевые способности, — закончила бабушка внимательно глядя по сторонам. Она явно не хотела, что бы кто-то обиделся. А люди уже стали бросать на нас заинтересованные взгляды.
Скоро вышел сам Илья Фёдорович, он начал свою речь о том что благодарен нам за то что мы почтили его своим присутствием и даже подарили подарки. О том что род Буровых воссияет как и прежде. О том что времена сейчас нелёгкие, но мы как прежде должны жить поговоркой «Один за всех и все за одного!». В зале была на удивление хорошая акустика, потому что я отчётливо слышал каждое слово главы рода так будто он стоял не в полутора десятках метров, а рядом.
— А теперь Пелагея исполнит песню «В горнице моей светло» Николя Рубцова. Дань памяти моей маме, которая очень любила эту песню и часто исполняла мне, и которая ровно семьдесят лет назад меня родила, но которой уже нет… , — закончил Илья Фёдорович с сожалением.
На сцене стояло пианино и два стула. К пианино вышла молодая девушка с длинными волосами в красивом закрытом платье, с типично русскими народными орнаментами. Поздравив именинника, она села за пианино, заиграла и начала петь:
«В горнице моей светло.Это от ночной звезды.Матушка возьмет ведро,Молча принесет воды…
Красные цветы моиВ садике завяли все.Лодка на речной мелиСкоро догниет совсем.
Дремлет на стене моейИвы кружевная тень.Завтра у меня под нейБудет хлопотливый день!
Буду поливать цветы,Думать о своей судьбе,Буду до ночной звездыЛодку мастерить себе…»
Я тоже знал эту песню…
Раздались аплодисменты. Девушка встала, поклонилась и вышла. На сцену вышел человек с густой длинной бородой и гуслями наперевес. Сев, он пожелал нам здравия и стал играть без слов что-то непринуждённое, расслабляющее и доброжелательное.
Слуги стали подавать первое блюдо. Это был жульен с грибами в горшочке с гарниром из овощей, затем второе блюдо — салат из креветок по гавайский и осетра, третье и четвёртое я не помню потому что уже наелся… торт был запланирован на вечер. Поэтому подняв несколько тостов с вином и водкой, празднество обрело свободный формат. Сам я лишь пригубил эти напитки из уважения. Те кто хотел продолжили пить и есть, остались в зале трапезной, другие перешли в огромную гостиную, третьи вышли на улицу. Так вся эта масса под четыре сотни человек распределилась по всем возможным местам.
Родственники опять расползлись по знакомым. Я же сперва сидел один, не зная к кому примкнуть. Потом пошёл опять искать своих сверстников. Нашёл на улице. Они сидели за большим столом, справа от лестницы в тени и вели беседу. Там были новые ребята, а часть наоборот отсутствовала. Среди них стоял парень явно старше меня. Старше, выше, с белобрысыми волосами подстриженными под горшок. Я сразу отметил его неприятное лицо. Он о чём-то увлечённо рассуждал:
— В Англосакском Конгломерате пошла такая мода что быть одарённым мало престижно. Там ценятся такие люди, что достигли всего сами без связей и дара. Поэтому одарённые там стараются не упоминать свои способности, — сказал белобрысый.
Осознав услышанное я чуть не потерял дар речи. Хотелось ржать от их наивности. Вклинившись в круг, я резко начал:
— И всё это они делают из соображений совести и скромности… вовсе не потому что бы уйти в тень и тихонечко править, попутно навязать всему миру эту моду, а затем через эту идеологию изничтожить одарённых в других странах... а у себя их оставить и получить очевидную фору на тысячу лет вперёд!
Белобрысый приоткрыл рот, глядя на меня с высоко поднятыми бровями.
— С кем имею честь? — спросил он.
— Михаил Буров, — ответил я. — А вас как величать?
— Збигнев Буров… И я хочу заметить что ты мало знаешь про мир… В Тевтонском ордене позиции одарённых тоже несколько ниже чем в обычных империях и государствах. И во Франкском Государстве сейчас превыше права и свободы просто человека наравне с одарённым.
— Так превыше или наравне? — поймал я Збигнева. Да, это был настоящий враг. С кем можно поспорить. Ещё поляк судя по имени, каким то чудом носящий русскую фамилию нашего славного рода.
— Мой родной язык всё таки польский, — попытался выкрутиться Збигнев. — И хотя русский я знаю на отлично, иногда я ошибаюсь, так как кроме вышеназванных двух языков я ещё знаю англосакский, франко и германский.
— Молодец, выкрутился, — сказал я снисходительно и улыбнулся подмигнув Никите, который стоял здесь же развесив уши. Никита неуверенно улыбнулся мне в ответ.
Что бы закрепить успех я добавил:
— Лучше знать на отлично один язык, чем кое как четыре…
Принесли поднос с горячительными напитками. Не то что бы тут все квасили не просыхая, но видно ребята заказали.
Кто-то предложил выпить водки, но Збигнев отказался от рюмки водки и налили себе скотча.
— Предпочитаю смаковать, — он сделал маленький глоток. — Водка не по мне. Водку пьют залпом, хлебают как звери. Никакого удовольствия…
— В сортах говна не разбираюсь, — ответил я всегда презиравший алкоголь. И взял бокал молочного коктейля у мимо проходившей обслуги.
Все выпучил на меня глаза и сделали вид, что меня нет. Меж тем я стоял рядом и внимал их разговорам.
— Запад движется в правильном направлении, — продолжал свою агитацию Збигнев. — Подумать только, их богатей магнат Роклфеллер, ходил к шахтёрам рабочим и выслушивал их все жалобы, инспектировал условия труда во время забастовки. И всё это показали в газетах. На Руси такое немыслимо…
Я громко рассмеялся, чуть не подавившись молочным коктейлем.
— Да, да, — сказал я. — Он делал это вовсе не для того что бы казаться хорошим, заботливым хозяином. Вовсе не для того что бы из-за простоя не терять миллионы или миллиарды…
— Ничуть, — ответил Збигнев Буров. — Он вправду беспокоиться за людей. Не эксплуатируют ли их мелкие начальники…
— Так зачем вы в Польше их эксплуатируете? Не надо. Дайте им денег и свободы...
— Я поданный Русской Империи, — заявил Збигнев отставив стакан со скотчем в сторону.
— Это неважно. Ты прожил большую часть жизни в Польше подозреваю. Так что думай за панов… Здесь мы сами за себя подумаем.