История лисы-метаморфа (СИ)
Глава 14. Помощница лекаря
Чирра обернулась лисой и прождала Оливера до самого вечера во дворе дома Джека Джонсона. Конечно, она сказала лекарю, что пойдёт в особняк проследить за Шарлоттой, но, поразмыслив, решила, что Руперт и так всё знает про няню. А ей будет спокойнее лично проследить за Оливером, чтобы больше с ним ничего не случилось.
Свежий ветер приносил с улицы самые разные запахи. Территория дома лекаря была огорожена ёлочками и символическим забором с крупными зазорами между деревяшками, в которые лиса могла спокойно протиснуться. Никаких наглухо сколоченных высоких досок и охранных алишерских артефактов, поднимающих тревогу, если кто-то попытается зайти или выйти на территорию, как у особняка Дюссо Тейлора, у дома старого лекаря не было. Да и не нужно было это Джонсону. Из-за своей профессии он, наоборот, держал дома двери открытыми, чтобы в любое время дня и ночи к нему могли обратиться за помощью.
Чирра оценила это, видя, как разные люди в течение дня заходили к Джонсону. Приходил худенький мальчишка-посыльный, принес какую-то коробку с колбами, затем заходила женщина в длинном тёмном платье и с косынкой на волосах с перевязанной рукой. Днём напротив входа в дом лекаря остановилась серая карета с сиреневыми гербами. Молоденькая и красивая девушка с чёрной косой ловко выпрыгнула из кареты и подала руку пожилому мужчине, который, прихрамывая, тяжело дыша и опираясь на девушку, прошёл в дом лекаря, даже не стуча молоточком по входной двери. Люди в течение всего дня приходили и уходили от Джека Джонсона. Среди посетителей были и старики, и дети, и мужчины, и женщины, и бедно одетые, и те, кто приезжал на личных каретах. Старый лекарь помогал всем. Чирра невольно восхитилась, как много людей в городе знают Джека и идут именно к нему за помощью. Память тут же подбросила воспоминания об Этане Эдвансе, который любил заставлять подождать посетителей у себя в гостиной, из прихоти не выходил подолгу из лаборатории или мог просто не принять человека, если тот был плохо одет.
Днём Чирра почувствовала болезненные спазмы в желудке. Она могла бы обернуться и попросить Джека дать ей что-нибудь покушать, но не хотела ни рисковать своим раскрытием, ведь Оливер уже наверняка проснулся, ни попрошайничать, как домашнее животное у человека. В момент, когда она лежала под забором в высокой траве и обдумывала, как бы разжиться обедом, в канаве мелькнул голый крысиный хвост. Инстинкты хищника сработали быстрее, чем мозг обработал информацию. Удар сердца, резкий рывок, прыжок, – и когти уже впиваются в жирное тельце крысы. Раздался писк, но Чирра ловко вспорола одним когтём брюхо крысы. Будь Чирра человеком, конечно же, она не стала бы есть крысу. Но Чирра была оборотнем, и для неё этот крупный грызун являлся, прежде всего, сытным обедом.
Когда Чирра бросилась за крысой, она почувствовала столько азарта и восторга! По жилам потекла радость от охоты. И пускай вся охота длилась несколько секунд, Чирра почувствовала огромное удовольствие от этого дня. Как же давно она не чувствовала этого бешеного куража, когда её сытость зависит не от того, что дворецкий поставит на стол, а от её собственных способностей, от того, как молниеносно она среагирует и обхитрит добычу. Словно впервые за много-много дней заключённому дали глоток свежей воды. И эта толстая неповоротливая крыса стала для Чирры тем самым глотком свежести.
Пока лиса доедала в канаве добычу, не обращая на снующих туда-сюда прохожих, она с неудовольствием отметила, что вся перемазалась в грязи, охотясь на еду. От хвоста до ушей её некогда золотисто-рыжая шерсть теперь имела грязный серо-коричневый цвет. Мех на хвосте склеился и вместо пушистого лисьего хвоста стал тонким и черным, как у дога. С ушей тоже капала грязь. Всю ночь шёл дождь, земля размокла, лужи стояли на мостовой, а солнце ещё не успело высушить почву. Но уже буквально через пару минут, когда мимо проходила мама с десятилетней дочкой, Чирра поняла, насколько ловко вывалялась в грязи.
– Мама! Смотри, какая собака! Хочу собаку! – воскликнула девочка.
– Не подходи близко, – отдёрнула её за руку хорошо одетая женщина в бежевом пальто с высокой причёской. – Ещё блох или какой другой гадости подцепишь. Мы с папой купим тебе на день рождения породистого щенка.
И мама с дочкой удалились быстрым шагом. Девочка ещё несколько раз, улыбаясь, оглядывалась на Чирру.
«Меня приняли за бездомную собаку», – поняла Чирра и впервые в жизни порадовалась тому пренебрежению и враждебности, с каким на неё посмотрела женщина.
Солнце стало клониться к горизонту, к дому лекаря Джека Джонсона подъехала карета с гербами Дюссо Тейлора. Чирра узнала бы их среди тысячи других. Она много раз их видела из окна графской спальни и в конюшне. Эти гербы встречались и в самом особняке в качестве нашивок на мебели, скатертях и подушках. Золотое солнце в обрамлении белоснежных цветов.
Спустя пару минут дверь из дома лекаря открылась, и очень медленно оттуда вышел Оливер. Он был бледен, ступал на правую ногу крайне аккуратно, но не хромал. Когда Джек подбежал и попытался помочь дойти до кареты, Оливер замахал на него руками:
– Я Вам не изнеженная девица, чтобы вести меня под ручку. Я и так задержался у Вас непозволительно долго, всё из-за Вашего снадобья. Спасибо, но мне пора возвращаться.
Оливер сел в карету, не без помощи Джека, хотя при этом страшно кривил лицо. Карета тронулась. Джонсон бросил взгляд по сторонам, встретился глазами с лисой и вопросительно поднял бровь. Чирра еле заметно кивнула, безмолвно благодаря лекаря за всё, и потрусила за графской каретой. Из-за грязного вида Чирры жители Хьюддерсфилда обращали внимания на лису не более, чем на бродячую псину.
На территорию особняка Чирра проникла, спрятавшись между колёс кареты.
***
На утро голова Оливера раскалывалась. Он помнил достаточно чётко, что вернулся после ужина с Софией домой ближе к ночи, застал погром в собственной спальне, запертую лису в ней. Кто выпотрошил все подушки, перевернул мебель и расцарапал дверь в детскую, – не оставалось под вопросом. Хотел стребовать с Руперта разъяснений, что это всё значит, но умная лисица сама подвела к кроватке Доминика и показала, почему так вела себя. У сына был ужасный жар и кашель. Дальше Оливер решил взять жеребца и лично скакать за помощью к Джеку Джонсону.
Похоже, что Оливер всё-таки выпил лишнего, так как по дороге у него стала кружиться голова от скачки. Уже когда он подъезжал к Джеку, какая-то фигура внезапно преградила жеребцу дорогу. Его лошадь встала на дыбы и сбросила с себя Оливера. И скорее всего, мужчина бы удержался в седле, но ночь, плохая видимость, нервное напряжение, выпитый алкоголь – всё вместе дало о себе знать. Оливер даже оружие достать не успел, настолько неудачным было падение с лошади. Он попытался вскочить, чтобы отразить атаку, но сбоку мелькнула ещё одна фигура человека в плаще. Кинжал блеснул в свете луны, затем последовала острая боль в районе живота. Оливера скрутило и он упал на четвереньки на мостовую.
– Ты что делаешь? Сдурел? – зашипел один из голосов. – Мы так не договаривались!
– Потом, всё потом. Хватай деньги и лошадь, – невозмутимо ответил второй голос.
Оливер поднял голову, чтобы разглядеть говоривших. Кто-то из них заметил манёвр, разозлился и с размаха ноги ударил в голову графу. А вот что было дальше, Оливер плохо помнил. Он очнулся на мостовой, зажал рану на животе и постарался позвать кого-то на помощь. Но получалось плохо. В какой-то момент его бесцеремонно перевернули на спину. В первую секунду он подумал, что нападавшие вернулись, чтобы убрать свидетеля. Но открыв глаза, увидел прекрасную девушку. В голове шумело, но он услышал, как она нежно зовёт его «Олли». Так звали его только самые близкие друзья. В последние годы его так никто не называл, разве что старина Джек. У неё было припухшее от слёз лицо, но даже это не скрывало тонких красивых линий, аккуратного носика, больших глаз светлых, струящихся золотых волос. Кто мог так его звать? Богиня? Неужели он умер? Ещё Оливер никак не мог вспомнить, то ли его так сильно огрели по голове, то ли от потери крови, то ли причудилось, но ему казалось, что хрупкая девушка в холодную и дождливую ночь полностью обнажена.