Торжество долгой ночи

Он открывал утраченный во времени разлом между мирами.
Люк проснулся в поту от жара и сновидений. Три дня изнемогая от высокой температуры, он в абсолютном беспамятстве бормотал бессвязные вещи: поместье, дьявол, рыцарь ада, бесконечность.
Лишь излечившись под тщательной опекой Огастеса, Люк позже смог расшифровать свои слова.
Он видел будущее.
Зеленые глаза Люка горели верой в обретенные силы. Свое пребывание в хижине он считал оконченным. Теперь им двигала идея построить будущее, которое для своего свершения требовало исправлений ошибок прошлого.
С легким недоумением в лице Огастес наблюдал за суетливыми движениями Люка, очевидно, ожидая, что тот соизволит объяснить свое решение уйти, но Люк не собирался тратить время на прощания. Вместо этого он резко остановил судорожные метания по комнате и повернулся к Огастесу с вопросом:
– Что представляют собой разломы между мирами? Что там, за ними?
– Условный коридор из других разломов. За каждым стоит проводник, призванный помогать гостям.
Информация была новой, но как будто и не стала поразительным открытием, ведь Люк уже сталкивался с семьей проводников, привязанной к запертому порталу возле «Барнадетт».
– Могут ли дьяволы вскрывать запечатанные разломы?
– Смотря о каком разломе речь.
– Века четырнадцатого, может, тринадцатого.
– Довольно древний. Мало кто с ним справится.
– Ты бы справился?
– Не думаю. Силы мои уже не те.
– А Лоркан Элфорд? – Люциус искал подтверждение своим видениям.
– Лоркан? Вполне возможно. А в чем дело?
– У меня появился шанс навсегда избавиться от него.
Огастес покачал головой с нескрываемым недоверием.
– Дьявола не убить, мы не люди из плоти и крови. Мы не то, чем кажемся.
– Убить – нет. Зато можно затащить в разлом, запереть в одном из множества миров, где нет проводников. Нет вообще ничего. В мир, которого нет. В иллюзорный мир, – с каждой произнесенной фразой Люциус всем своим существом воодушевлялся задумкой.
– Твоему воображению можно только позавидовать.
Ирония в голосе Огастеса разгневала Люка. Как можно было потешаться над такими монументальными планами? Над могуществом, что могло претворить их, и над воплощением этого могущества в лице Люциуса? Он больше не был пустышкой, которую можно легко обидеть. Он был лучше всех, кого знал, и имел право требовать уважения.
– Я знаю, когда Лоркан распечатает разлом, – с раздражением ответил Люк. – Это мой шанс сбросить его, но все получится, только если произойдет определенный ряд событий.
– И что же это за ряд?
– Все должны выжить. Нина должна выжить, чтобы… оказаться в ключевом событии.
– Выжить, чтобы умереть, – кивнул Огастес якобы с пониманием. – И как это поможет?
– Возродившись, Лоркан останется в Порт-Рее.
– Звучит амбициозно, молодой человек, – подвел итог Огастес. – Предположим, ты владеешь иллюзией, худо-бедно перемещаешься в пространстве. Но такой скачок назад тебе не осилить.
– Я научился всему, чему должен был! – окончательно рассердился Люк. – Сколько еще мне прятаться? Когда Лоркан доберется сюда, не рассчитывай на пощаду!
– В тебе говорит нетерпение проявить себя.
– Или желание сделать все, чтобы стать свободным.
Огастес поднял ладони, сдаваясь.
– Мне не остановить тебя, Люк, но, если хочешь знать, я не одобряю скоропалительных действий.
Его тон звучал так снисходительно, будто идея Люциуса воспринималась им не более чем помешательство, которым стоило переболеть и отпустить. Именно так оценил речь Огастеса Люк, и рассудив, что бес, дьявол, бог, или кем бы он ни бы, не оценит по достоинству его гениальность, впал в холодное негодование.
– В одобрении я не нуждаюсь, – процедил он сквозь зубы. – В кои-то веки я могу принять решение сам.
На этом Люк закрыл глаза и всей душой обратился к временному потоку. В застланном злобой сознании он с трудом находил точку прибытия, путался в истории и совсем сбился с цели. Постарался сосредоточиться на окружении прошлого: Джеймсе, Ричарде, Грее – на Лоркане, в конце концов. Слепой ужас захлестнул Люциуса, когда он ощутил себя безвозвратно потерянным. Мысли панически разбежались из головы, а тело вдруг охватили волны пронзительной рези. Подобно сотне ножей они неистово впивались в демона, принуждая остановить путешествие, но, обезумев от страха и боли, он не мог вспомнить даже себя самого.
 
А между тем боль нарастала по мере того, как Люциус перемещался.
Невозможно выразить весь сумбур, происходящий в тот момент с Люком. Сожалея о том, что не погиб раньше, он горел в адской агонии и не мог думать ни о чем, кроме как о наступлении покоя. К счастью, терзания были не вечны. Боль отступила, оставив призрачные отголоски по всему телу, короткая тишина начала обрастать звуками города.
Приходя в чувство от последствий неосторожности, Люк опомнился посреди дороги. Место, где он оказался, вспоминалось с трудом то ли из-за пережитой неразберихи, то ли от внезапно побледневшей памяти. Осматриваясь по сторонам, он заметил Грея, увлеченного черным автомобилем с покатой крышей, узнал здание журнальной редакции, и выпустил из груди облегченный вздох. Какой бы год ни значится в календаре, Люк укротил время, вопреки предупреждению Огастеса.
Даже если это едва не стоило жизни.
Оглушительный сигнал автомобиля спугнул недолгую радость. Грей резко вскинул голову на звук и изменился в лице. Что-то за спиной Люка заставило его сбросить привычную хмурость. Раздался визг тормозов, предшествующий мощному толчку, – тело Люциуса безвольно кинуло вперед, и мощный удар о землю обратил мир в непроглядную тьму.
Необъяснимое впечатление, что минули годы, прежде чем Люк очнулся, явилось быстрее мысли.
Затем он отчетливо ощутил, что весь состоит из ноющей боли.
Едва справившись с тяжестью век, наконец-то он вырвался из влекущего в беспамятство полусна.
Свет за окном напоминал дневной. Солнечные лучи пробивались сквозь занавески, разгоняя унылую серость комнаты. Повернув на подушке тяжелую голову, Люк изнеможенно обвел помещение взглядом и мало-помалу догадался, что находится в доме Лоркана. Из груди вырвался сдавленный стон. Обессиленный потерей крови и обморочным состоянием, он даже не пытался вспомнить, как оказался в постели с капельницей в вене.
Матерная брань Джеймса донеслась до ушей раньше, чем на глаза появился сам Джеймс.
– Тебе даже элементарного доверить нельзя! Смотаться за сигаретами стало непосильной задачей? Лоркан из-за тебя мне чуть башку не снес!..
– Уймись, – грозно осадил его Грей.
– Бестолочь, – гневно сверкнув глазами, Джеймс вышел из комнаты. Похоже, чтобы отговорить Лоркана от обезглавливания.
– Как чувствуешь себя? – Грей склонился над Люком. – Кружит?
Люк снова испустил стон, дав знать, что не в состоянии отвечать на вопросы.
– Что из последнего помнишь? – не собираясь потакать капризу, Грей твердой рукой раскрыл его веки и посветил фонариком в глаза, вызывая в голове еще большую резь.
Люк предпринял попытку вернуться мыслью к событиям, предшествующим этой минуте, но, к своему замешательству, обнаружил в памяти лишь пугающую пустоту. Ненавистное чувство тревоги поднялось в его душе. Казалось, будто кто-то обратил значимый отрезок жизни Люциуса Страйдера в пепел, лишь бы сохранить в тайне.
Грей все понял по безотчетному испугу на его лице и угрюмо подвел итог:
– Хорошо по голове дало.
В комнату ворвался Лоркан, и Грей отпрянул от Люциуса, словно нахождение рядом так близко было чем-то запретным. Лоркан сел на край постели, и пальцы его тут же легли на черные кудри фамильяра, как если бы их притянуло магнитом. Люк не обращал внимания на назойливость покровителя, ведь оставалось то, что волновало его сильнее ухаживаний.
Отсутствие в памяти чего-то важного.