Торжество долгой ночи
Ему, в свою очередь, явно пришлась не по нраву обратная реакция на привлекательность мускулистого тела.
– Цепи тебе определенно не к лицу.
Он дернул Нину за руку, притягивая еще ближе, и набросился с жадным поцелуем. В комнате вдруг не осталось ничего – только демон и парфюмированный бергамот. Мягкие губы Данте повелительно накрыли девушку, склоняя подчиниться. Нина сделала податливое движение навстречу, и Данте завладел ее ртом с новым напором. Этот поцелуй не кружил голову, не сворачивал внутренности в узел от восторга, не вызывал блаженную истому – только животное желание отдаться целиком и полностью могуществу этих сильных рук, манящих губ, бездонных глаз. Но Нина не спешила ввериться экстазу. Она выкрутила запястье из ослабшей в пылком порыве хватки и взяла руку Данте по-своему, крепко сплетая их пальцы в замок. Данте отчего-то повиновался ее движению и стиснул пальцы сильнее, не подозревая, что Нина сделала это не от великой страсти.
Не прерывая поцелуя, она сосредоточилась на их тесном прикосновении. А затем заглянула внутрь Данте, как в наполненный множеством историй запретный сосуд.
Потаенное воспоминание, вытянутое ею из глубин демона, окунуло в давно минувшие события с поразительной реалистичностью. Нина смотрела на Данте – робкого юнца неестественной бледности, с детской доверчивостью открывшего сердце своей первой любви. Он чувствовал волнующий трепет, несущееся по жилам нетерпение, призрачную надежду. Нина переживала все это вместе с ним, приходя в смятение от возможности испытывать столько всего одновременно. Данте преодолел трудный шаг – признание. Как минимум, за проявленную храбрость он рассчитывал хоть на какую-то награду. Но кривая улыбка возлюбленной повергла молодого человека в замешательство. Девичий смех звучал как что-то невероятное, совершенно потустороннее, поднимая наружу тот самый всеобъемлющий страх, не позволявший подступиться к романтическому интересу раньше. Что-то чужеродного происхождения кольнуло в груди Нины, ввергая в шок и удушье. Неужели так разбивается сердце?
Она была единственной, кто увидел Данте изнутри. Таким, каким его не видел никто: беспомощным и сломленным, уязвленным. От накативших грузом новых чувств слабость в теле сделалась невыносимой. Нина прервала путешествие по воспоминанию белого демона, еле удерживая себя в сознании.
Данте чертыхнулся, с отвращением оттолкнул от себя Нину, будто она приняла облик чудовища в его руках. Но упасть не позволил, тут же схватил девушку за горло и рывком припечатал к стене. От удара в затылок из глаз посыпались искры.
– Сделаешь так еще раз – будет больнее, – гневно прошипел он ей в лицо.
Нина приоткрыла отяжелевшие веки и издевательски усмехнулась.
– Напрашиваешься, Данте, нашел чем пугать.
Он разжал руку, не сводя с Нины пытливых глаз, и вдруг тихо рассмеялся:
– Сука.
Большой палец Данте плавно прошелся по линии ее скулы, достиг подбородка, несмело коснулся нижней губы, поглаживая. Демон будто о чем-то глубоко призадумался, наблюдая за собственными действиями.
– Я умею кусаться, – строго предупредила его Нина.
– Не сомневаюсь, – на полном серьезе ответил он.
* * *Кай застал Нину на ступенях лестницы, ведущей в особняк, и бесшумно опустился рядом. За воротами поместья сгустилась тьма, тишина ночи веяла холодным дыханием. Нина зябко укуталась в куртку Кая, просовывая руки в карманы. Нашарив что-то любопытное, она раскрыла находку в руке.
– Куришь? – Нина держала убитую временем пачку сигарет.
– Нет, – покачал головой Кай. – Уже нет.
Его не тянуло к пагубной привычке, он бросил. Вот только побуждаемый каким чувством? Не вдаваясь в предположения, Кай понуро ссутулился.
– Могу я спросить?
– Слушаю.
– Как ты распознала свой дар?
– Случайно испытала на шестерке Лоркана, – невинно поджала она губы. – Они находили удовольствие в моей боли, но вместе с болью я помню всплеск, в котором открылась способность видеть подноготную других.
– И как Лоркан к этому отнесся?
– Решил, что показывать картинки о несуществующем – самый бесполезный талант из всех, что мог во мне проснуться.
Задумчиво потирая шею, Кай косо посмотрел на Нину.
– Но ведь… – он собирался возразить, – это не просто картинки. – Голос Кая мягко растекался в безмятежной ночи.
– А разве Лоркан об этом знает? – повернулась к нему Нина с заговорщической ухмылкой, и Кай сходу заразился ее мятежным настроем. – Это неизвестно тому, кто не умирал человеком. Во всех смыслах.
Кай поймал любопытный взгляд Нины на густом переплетении его татуировок и преисполнился гордостью. Он сам не знал, что побудило его вспомнить давнюю склонность закатывать рукава, но вместе с индивидуальностью, в которой Кай почему-то начал чувствовать нужду, к нему вернулась радость собственного «я» – ощущение чего-то большего на месте мертвого холода души.
– Хотел бы я обладать талантом… – прекратив улыбаться, шумно выдохнул Кай.
– Имеешь в виду, ты ноль?
– Обыкновенный неудачник, – Кай откинулся на ступени, держа опору в локтях, и уставился в беззвездное небо.
– Даже не поспоришь.
Кай завел руку за голову и лег на гладкий камень. С одной стороны, ему и жизни хватило для того, чтобы смириться с клеймом неудачника, а с другой – он никак не мог отпустить жажды обзавестись даром, который бы сделал его особенным. У Данте и Горана наверняка был талант, имевший особую ценность в глазах Лоркана. А Кай? Он неплохо выполнял черновую работу.
Избавляясь от мыслей, которые могли бы возбудить злобу, Кай вновь обратился к Нине:
– За что Лоркан отыгрывался на тебе?
– За то, что лишился власти. За то, что никто и никогда не испытывал к нему чувств, толкающих на искреннее самопожертвование, которого он так ждет. И за то, что не добился расположения того, кого горячо желает.
– И о ком речь? – Кай в любопытстве приподнялся на локтях.
– Об одном из предыдущих фамильяров.
Кай напомнил себе о снимке в кабинете Лоркана, о единственном предшествующем фамильяре, которого знал лично, и внезапно задал самый неожиданный вопрос, что мог прийти на ум:
– А кого любила ты?
Ответ он уже знал.
– Того, кто не был этого достоин, – лицо Нины оставалось непроницаемым. Пустота ее глаз отчетливо воссоздала разверзнувшуюся пустоту в сердце, правда, едва ли она могла теперь обременять.
– Разве тот, кто готов был свою обменять душу на чужую свободу, может быть этого недостоин?
Нина изумленно посмотрела на Кая, но объясняться не пришлось. Их разговор прервало появление Данте.
– Подъем, Ривьера, – сухо скомандовал тот, спускаясь мимо компаньонов.
* * *Уличное освещение рассеивало городскую тьму, но обрисовывало округу лишь призрачными штрихами. Желтые фары выхватывали из полночного мрака фасады домов, мимо которых выруливал Данте. Нина увидела в окне заколоченные двери кофейни «Джермейн» и, насупившись, отвела взгляд. В голове возникло имя – Эстель. Пережив застарелую боль Данте, Нина все еще помнила тот странный укол в сердце, а когда подумала о покойной тетушке, заноза вновь противно растревожила душу.
Ощутив на себе внимание, Нина обратилась лицом к зеркалу и столкнулась с отражавшимися в нем черными радужками. Какое-то время Данте неотрывно смотрел на нее, сея внутри что-то неестественно подавляющее. Но Нина стойко выдержала его цепкий взгляд, пока демон не вернулся к дороге.
Машина двинулась севернее. Здесь черное небо покрывала сияющая золотом вуаль, а между стенами домов проглядывали огни ночного веселья. Нина с жадным любопытством припала к окну. В удивленных глазах играли отсветы ярмарочных гуляний.
– Это еще что такое? – она выпрямилась в кресле и, даже минуя торжество огней, не прекращала озираться. – В Порт-Рее никогда не было праздников.
– Идея Горана, – ответил Данте. – На ночных скоплениях сложнее обнаружить пропажу людей, – он улыбнулся ей в зеркало. – Что, хочешь погулять?