Я не люблю убивать. Часть 1 (СИ)

Но война войной, а вампирский голод никто не отменял. Хотя донорскую кровь Деймону поставляли исправно, потому что он нежить — он чёртов мертвец! Только вины его в этом нет. Лев тоже убийца. Но кто может сказать, что благородный зверь бесполезнее благородного оленя? Всякой твари по паре, в смысле: хищник — жертва и вампир — человек. А над всеми возвышаются охотники. Мы главные в этом мире. Я здесь главный зверь!
— Вы хотите сказать, что в Москве объявилась третья сила, которая угрожает вампирским кланам? — задал я прямой вопрос, чтобы не тратить время на разные отговорки: ну понимаете, у нас тут горе, мы выбились из сил и вообще мы все белые и пушистые…
— После убийства охотника Бенце Вайда эта версия становится настолько явственной, что меня берёт оторопь перед завтрашним днём, — ответил Деймон (и не понятно, зачем он поменял имя на Дмитрий; как-нибудь позже спрошу).
— Вам страшно? Вы что боитесь каких-то итальянцев? — усмехнулся я.
— Не итальянцев мы опасаемся, а вашего сына, охотник Вершинский, — посмотрев смело в мои глаза, сообщил глава клана «Московский клык».
  
Глава 14
 
Глава 14. Песни ветра об ушедших вампирах 
«Интересно получается — меня умоляют о помощи кровососы. То есть я, Григорий Вершинский, должен ловить вампира, убивающего вампиров? А морда зубастая ни у кого не треснет? Какая мне разница, почему их убивают? Досады за смерть Габи ни на грамм. Вот только Зою жалко», — думал я, покидая место убийства в «Вампирском клубе».
Но приказы нужно исполнять. У меня контракт с конторой. А я исполнитель ответственный. Так что придётся вспахать всю столицу и её окрестности.
Наша контора — связующее звено между охотниками и московскими кланами нежити. Безусловно, весь офис на моей стороне и безмерно симпатизируют моей работе, моим волшебным талантам. Но я точно знаю, что люди жутко боятся меня, возможно, боятся не так, как кровососов, но держат на расстоянии. Я словно прирученный дракон на службе у человека: иногда помогаю землю вспахать, врагов исправно гоняю за границы державы, но веры дракону нет и не будет, потому что живёт в монстре непознанная людьми сила.
Меня опасаются даже высшие светлые маги, что говорить об обычных смертных. Только такие маги как Эдуард рады общению. Редкое исключение. Хотя кто поймёт, этого Эдуарда. Возможно, после службы вечерком сядут чародеи в узком кругу за круглый стол, нарежут колбаски, выпьют по бутылочке пива и как начнут мои старые кости перемывать.
Вот бы подслушать.
А конторские люди побаиваются меня пуще мрака океанских глубин. И вроде бы всё на поверхности: вот он добрый охотник, вот она нежить с клыками, которая красное топливо собирает с живых, а они глаза опускают. Как не крути-верти, конторские стали свидетелями страшных сражений добра со злом. К силам добра, я, безусловно, отношу себя. Для меня давно очевидно, что вампиры кроме горя и смерти ничего человеку не несут, а вот сами люди сей факт подвергается сомнению.
Человечество не понимает охотников. Человечество дрожит перед теми, кто сильнее его, мудрее и старше. В своё время на меня охотились, как на бешеную собаку. Мужики с рогатинами и пищалями бегали по лесам, Вершинского загоняли — прямо срамота одна! Потому вспоминать о тех тёмных дня совсем не хочется. Позже как-нибудь расскажу. Сегодня надо жить настоящим, да и Зое нужно сообщить, что погибла её добрая подруга.
Ох и расстроится моя премиленькая вампирша… ох и расстроится…
Я зашёл на явочную как положено, через дверь. Зоя находилась в комнате, рядом с Игорем. Оруженосец крепко спал, она сидела в кресле, смотрела какой-то фильм по телевизору.
Вампиршы бывают весьма сентиментальны, скажу я вам. Старые ещё советские киноленты приводят Зою в волнительное чувство своей теплотой и простыми житейскими проблемами — проблем, которых у вампирши никогда не было и никогда не будет. Зоя уже тысячу раз смотрела фильм «Родня» и «Мужики»; смотрела во все свои красным с отливом глаза и плакала, а я ощущал и слышал как часто и горячо бьётся её сердце…
 
Вот тебе и нежить из ада!
Вот тебе и мертвец в юбке!
— Ты, родная, только не расстраивайся, — решил я не тянуть с неизбежным. — Тут, в общем, такое дело…
— Гриш, давай только не сейчас, — увлечённо смотря в телевизор, неправильно поняла меня Зоя, полагая, что я снова призываю снять штаны и выгнуться кошкой.
Бедная, бедная девочка. Думает что именно сейчас мне необходимо проникновение. Хотя в чём-то она права. Десятиминутный, настойчивый секс не помешал бы моей тонкой душевной конструкции.
Ладно, сдержусь. Гиганта затяну в узелок, зубы сжать! Прорвёмся!
Знаете, я, вообще-то, самый терпеливый из всех известных охотников. Вот помню, выжидал я одного вампира — а дело было на землях современной Чехии, в рыцарском замке — так две недели в башне просидел — без женщин, без вампирш, только вино и мясо с зеленью поедал. Тяжело тогда мне пришлось…
Я близко подошёл к Зое и негромко, голосом полным скорби, произнёс: 
— В «Вампирском клубе» Габи убили. Горло перерезал сопляк какой-то. Там весь пол в крови… Волосы ссохлись, глаза вырваны, пальцы сломаны. Жуть, а не смерть. Врагу такого не пожелаешь…
Зоя механически смотрела на экран. Она будто не слышала меня, а скорее, отказывалась верить.
— Со старшим «Московского клыка» встречался, с этим… с Дмитрием-Деймоном. Уговаривал он меня… Ну и что ты думаешь — принял я предложение разыскать убийц. Короче, наняли меня вампиры в опричнину, наказать преступников. Они считают, что залётные убийцы расправились с Габриэлой. Из Италии они вроде приехали. Никогда не любил итальянцев. И оливки их не любил. И спагетти, будто в крови…
Сложно представить, какая буря поднялась в душе моей боевой подруги. С Габи они знакомы давно. Да и всё-таки Зоя женщина, хотя и в нежити. Натура тонкая, доверчивая, верная, ранимая.
— Слышишь, что говорю, звезда моя, — положив руку ей на плечо, сказал я. — Габриэлы больше нет с нами. Убили её вампиры итальянские. Сожрали сердце, глаза вырвали…
А Зоя не реагировала. Бессознательно она смотрела куда-то вперёд и стала похожа на куклу, у которой стеклянный взгляд и нет серого вещества в голове.
Я наклонился к вампирше. Поцеловал её в губы и понял, что сейчас происходит.
Зоя ментально ушла в безлюдие, а тело её осталось в мире людей. Она прячется в призрачном лесу, чтобы только не слышать меня. Зоя тратила гигантское количество своих сил и энергии, чтобы просто сбежать от моих горьких рассказов. И тогда я тоже нырнул в безлюдие.
Ярко светило солнце. На небе не облачка. Я нашёл Зою сразу.
Огромная волчица смотрела в голубую даль. Морда её была мокрая от слёз. Её чёрные губы дрожали. Она тихо и жалобно скулила. Жуткое зрелище.
Видеть, как плачет зверь, это довольно странно, но впечатляет.
Зоя не хотела верить, что её подруги больше нет в человеческом мире. Чтобы проверить мои слова нужно отправиться в безлюдие, где ложь не приживается, где есть только истина, которая ковалась в боях. В безлюдии смерть недавно убитого вампира эхом разносит ветер. Во времена баталий между охотниками и мертвецами имена вампиров, озвученные ветром, превращаются в ураган. И чем крепче бой, тем яростней бушует стихия, каплями ливня и свистом струй, оплакивая хищных детей земли.
Я тоже слышал, как грустно пел ветер, произнося имя Габриэла. Мне почудилось, что ветер провыл и второе имя. Какое имя я не разобрал. А затем ветер стих. Он почему-то тоже не хотел шептаться со мной.
— Ты же знаешь, у меня характер прямой. Ломаю через колено. Говорю всегда в лоб, без предисловий, — погладив загривок волчицы, сказал я и закончил: — В том моя суть и моя правда… Пошли домой Хасти. Габи уже не вернуть.
У вампиров в безлюдии другие имена. Это в Москве мою прекрасную вампиршу все называли Зоя, а здесь она монстр Хасти.
Я тоже носил в безлюдие другое имя. Вампиры называли меня Григорианом из верхнего мира. Мир нежити считался нижним, а мир охотники были из верхнего слоя. Мне всегда нравилось это сравнения. Быть в двух шагах от звёзд и ближе к самому Создателю, куда приятнее, чем жить среди червей и фекалий.