Родишь мне сына (СИ)
Хотя мне нечего было доказывать. Преданность Марлы была неоспорима. Я готова была поклясться, что она не предаст.
— МАРЛА НЕ ТУПАЯ!
Моя собака вырвалась из рук и укусила Марата. По крайней мере, мне так показалось. Потому что она дернулась, а он закричал и после этого уже не слушал моих просьб.
— Ты даже не представляешь, сколько я застрелил таких шавок за свою жизнь...
— Не говори так! — Марла рычала у меня из-под рук. Я пыталась ее утихомирить, но сделать это на фоне озлобленного мужчины было тяжело. Он что-то делал. Я слышала, как Марат что-то взял со стола. — Что ты задумал?!
Он сделал нечто такое, что заставило вздрогнуть меня до мурашек...
— Я знаю этих доберманов... — его слова перемешивались с лязгом металла. И я знала, что это за лязг. Я отлично помнила, что за предмет издавал подобный звук.
— Марат, прошу тебя.
Но он меня не слушал. Просто вынул магазин из пистолета и опять его защелкнул, чтобы точно знать — в обойме есть патроны.
— Их берут только ради понтов тупорылые мажоры, — говорил он, снимая рубашку. Был нетерпим и стаскивал ее, срывая пуговицы с треском ниток.
— Пожалуйста, скажи мне правду, — пропищала я от страха. Пока Марла защищала меня и преданно лизала руки. — Что ты задумал?!
Марат снял рубашку и приблизился к нам на расстояние руки. Очень опасная дистанция, если он не хочет ее спровоцировать. Ведь если Марла сорвется и попробует опять напасть...
— Есть только одна нормальная собака, — говорил со мною тот, кто знает о войне не понаслышке. — Это немецкая овчарка... Ну еще восточно-европейская овчарка. Все... — подытожил он и заставил Марлу зарычать в преддверии броска. — Остальное — понты и ворох врожденных болезней. А у доберманов, — говорил Марат под истерический лай, — так вообще сносит крышу. Я знаю массу историй о том, как чертовы доберманы сходили с ума и загрызали собственных хозяев.
— Перестань! — кричала я сквозь слезы. Я прекрасно понимала, к чему он ведет. И это меня безумно пугало.
— Она просто всадит зубы тебе в горло и загрызет тебя однажды ночью.
— Хватит! — закрыла я уши ладонями. — Хватит, перестань! Это неправда! Ты совсем ее не знаешь!
Но он просто сказал мне:
— Ненавижу доберманов.
И отнял у меня Марлу.
— НЕТ! — истерила я вдогонку, а моя собака оказалась жертвой собственного долга. — ОНА НЕ ВИНОВАТА! МАРЛА НЕ ХОТЕЛА! УМОЛЯЮ!
Он набросил ей на морду рубашку, чтобы не кусалась. Будто мешок на голову смертнику — тому, кого вот-вот должны были вздернуть на виселице. Или расстрелять на улице.
Марат волок ее из дома, а я плелась за ним в надежде что-то изменить.
— С меня довольно! — гаркнул он, едва перекрыв скулеж моей родной собаки. — Умолкни, сука!
— Нет, умоляю! Пожалей ее! Прошу! Пожалуйста!
— В моем доме не будет животных!
— Но Марла не животное, а друг!
Он был настроен очень серьезно. Хотел пристрелить мою Марлу... А ведь она меня нашла. Сама. В одиночку. Просто по запаху. Я себе даже не представляю, как она это сделала.
А теперь он ее убьет. Просто потому, что он так хочет. Потому что может. У кого в руках пистолет, тот и решает, кому остаться в доме.
Черт! Я просто должна что-то сделать! Я обязана ее спасти!
— Я ее ни за что не оставлю! — сказал Марат и передернул затвор. — Грязным собакам тут не место!
— Но я умоляю тебя! Пожалуйста!
— В мире нет ничего такого, что бы заставило меня передумать, Лена! Если ты решила, что меня разжалобит история вашей дружбы, то ты не по адресу, детка... Я сейчас просто всажу в ее тупую башку десять грамм свинца. А если она все равно не сдохнет — то всажу еще. Единственное, чего мне не жалко для Марлы — это патронов.
— Нет!
— Лучше отойди и закрой уши, — предупредил меня Марат и сказал: — На счет три... Один... — Это был отсчет перед кошмаром. Она меня только нашла, и вот мы снова прощаемся. Только это навсегда. — Два... — Он не оставил мне вариантов и был готов нажать на спусковой крючок.
— Не надо! — щупала я холодную сталь пистолета. Его дуло упиралось в смятую рубашку. А под ней — скулящая Марла.
А ведь еще мгновенье — и он выстрелит. Обязательно выстрелит. Такие люди не блефуют.
— Лена, убрала руки!
Но я держала пистолет за ствол — пыталась как-то помешать этой ужасной казни. Ведь она ни в чем не виновата. Разве можно просто взять и застрелить животное? Кем надо быть, чтобы такое сделать?
— Ну что я могу сделать?! — ревела я навзрыд. — ЧТО?! СКАЖИ!
Он просто молчал и не думал изменять своим принципам. А я понимала, что это все. Он уничтожит все, что у меня осталось. Ведь после этого мне уже не жить нормально. Я вообще от нормальности как от Луны. И Марла была тоненькой соломинкой, которая вела меня во внешний мир.
Порой неуклюже. Порой слишком быстро. Порой мы гнались за котами. И обе бросались на велосипеды.
Я помню, как мы познакомились. Она была игрива и гоняла возле дома как ужаленная. Но стоило мне лишь позвать ее по имени — и все, поводырь был на законном месте. Надеваю поводок. И выходим в свет... Вернее, так звучит. Ведь света я не видела. А вот верную подругу отыскала. И сейчас она умрет.
— Три, — сказал Марат.
Но я в последнюю секунду выкрикнула:
— Хорошо, я согласна!
Он замер и не сделал этого.
— На что ты согласна? — задал он вопрос, по-прежнему вжимая пистолет в рубашку. — Я не слышу...
Я понимала, что делаю ошибку. Но ставки были слишком высоки. Мне пришлось пойти на уступки.
— Я буду спать с тобой в одной постели.
Сказав это, я почувствовала облегчение. Марла высунула язык через маленькую дырочку в ткани и стала лизать мои пальцы. Она так словно благодарила за спасение. Я отдала за ее жизнь единственное, чем могла поторговаться. Свою девственность.
— Я ее пристрелю, — отрезал Марат и вызвал волну животного страха.
Но я проявила настойчивость и коснулась его лица. Прижалась ладонью к щеке и сказала:
— Нет, ты не сделаешь этого...
— Почему?
— Потому что ты хочешь того же, что и я... Ты хочешь, чтобы я была послушна и счастлива здесь. Рядом с тобой. А для этого мне требуются две вещи.
Марат протяжно выдохнул и щелкнул пистолетом. Это означало, что патрон не выстрелит. Оружие на предохранителе. И я сделаю все, чтобы так продолжалось как можно дольше.
Но для этого нужны были два условия.
— Что это за вещи? — спросил он, разжимая хватку на собачьей шее. — Что за условия?
— Во-первых, ты отпустишь Марлу. Она останется здесь и будет жить с нами в доме.
— Пф... — был он явно недоволен. — Собака в доме... Да еще и сраный доберман.
— Ты пообещаешь мне не обижать ее. Поклянись мне, что не причинишь ей зла. Что ты не убьешь и не ударишь Марлу. Не отравишь ее и не выгонишь из дома.
— Черт... Какой же это бред.
— Пообещай! — настаивала я, схватив его за руку. — Для меня это важно! Ты человек слова, Стрельбицкий?!
— Лена, кончай — это просто собака!
— Ты человек слова?! Или балабол?!
— Я человек слова! — бесился Марат, но именно этого я и хотела. Чтобы он понял — я настроена серьезно. — Да, Лена, я человек слова! Что еще? Какое второе условие? Что я должен делать? Мыть ей лапы, кутать пледом? Читать ей сказки перед сном?
— А во-вторых, — сжала я его ладонь так сильно, как только могла, — не называй меня Леной. Мое имя — Лана. И так будет всегда.
7
Марат
Тот день стал холодным душем для нас обоих. Лена пошла на уступки ради своей ручной гиены. Марла прыгала вокруг нее, будто ребенок. Хозяйка ее купала в гостевой ванне, не жалея шампуня на эту почти лысую от природы сволочь. Но чертов доберман приносил Лене радость.
Я смотрел на все это — как она улыбается и смеется, снова встретив свою псину, а долбаная Марла ловила пастью пузыри и слизывала пену языком. Но на самом деле просто думал: как же хорошо, что у меня просторный дом и есть гостевая ванна. Потому что если бы это обслюненное чудо оказалось в моей ванне... Мне пришлось бы мыться на улице — лучше уж мокнуть под дождем, чем принимать ванну после собаки.