Забыть Миссанрею (СИ)

Память.
Долгое время она спала, лишь несколько раз тревожа отголосками кошмаров. Пробудилась сейчас — наверное, потому, что только сегодня наконец-то его будущее оказалось определено.
Итак, он это сделал. Он сумел не просто поступить в полицейскую академию Вангеи, но и сдать первый экзамен. С неопределенностью покончено. Он стал курсантом. А ведь еще недавно… Заныл, напоминая о себе, шрам. Шрам, который мог перечеркнуть его будущее в самый последний момент.
«Расслабься, — казалось, нашептывало что-то внутри. — Успокойся. Ты смог. Никто не думал, что у тебя получится. Ты сам в это не верил, и тем не менее…»
Да, еще несколько недель назад он даже не подозревал, что способен на это. На поступок. Вся его жизнь, с самого раннего детства, вела его по иному пути.
…Окончание школы отмечали всей семьей. Когда он явился домой в последний день занятий, отец, корпевший у плиты, ненадолго отвлекся, приветствуя сына:
— Что? Уже?
— Да, — он положил на стол новенький аттестат. — Вот он.
— Подумать только, — отец двумя пальцами за краешек взял пластиковый прямоугольник, вставил в считывающее устройство и воззрился на экран. — Подумать только. Ты закончил учебу.
— Да.
— Мать будет так тобой горда… Ты ей звонил?
— Только Арене…
— Это плохо. Сейчас же звони матери. Она так переживала. Она должна была узнать первая. Звони-звони. Порадуй.
Голос матери был сух и деловит. Лицо на экране видеофона напряжено, взгляд то и дело скользит куда-то в сторону. Ему пришлось дважды повторить свою новость прежде, чем мать соизволила обратить на него внимание.
— Молодец. Я в тебе не сомневалась… Ареня знает?
— М-м… пока нет. Ты первая.
— Хороший мальчик, — ее скуластое лицо немного смягчилось. — Вот что… где отец?
— Тут. Готовит праздничный обед.
— Скажи, пусть бросает эту ерунду и собирается. Мы идем в ресторан. Это надо отметить.
— Ресторан?
— Да. Ты что, оглох от радости? Оба живо собирайтесь, и чтобы через час были на площади Справедливости. Там ресторан «Белый Свет». У меня через час закончится совещание, столик закажу прямо сейчас. Все. Мне некогда.
И отключилась.
— Ресторан? — отец все слышал. — Мы идем в ресторан? Надо принарядиться. Пошли, подберем тебе чего-нибудь…
Через час они сидели в отдельном кабинете ресторана «Белый Свет» за общим столиком. Недовольной была только Ареня. Сестра училась на последнем курсе колледжа Управления и Механики, в свободное время подрабатывая дизайнеркой, и вызов матери отвлек ее от работы. Словно желая показать, что она — занятая женщина, Ареня на салфетке набрасывала какие-то схемы.
Мать любовалась сыном, ощупывая его цепким взглядом. Смущенный ее пристальным вниманием, Ренн почти ничего не ел и не пил. Мать так редко замечала, что у нее есть сын. Всю любовь и внимание она отдала старшей дочери. Арене прощалось многое. Например, Ренн, вздумай что-то черкать на салфетках, уже давно получил бы выговор.
— Красавец. — изрекла мать. — И отличник к тому же.
— И спортсмен, дорогая, — поддакнул отец.
— Ну, спорт это так… мелочи жизни. — отмахнулась мать. — Ты ведь уже строил по этому поводу какие-то планы?
— Н-нет, — он слегка опешил от такого напора. — То есть, думал, но… не совсем. Понимаешь, я…не уверен, но мне кажется…
— Кажется… не уверен…Что за мямля.
Отец под столом слегка толкнул сына ногой. Мол, не молчи.
— Прости, мам… — он опустил глаза в тарелку. Раз мать спрашивает сама, значит, можно говорить. — Просто я… если ты не против… я хотел заняться спортом…профессионально.
— Что? — мать подалась вперед, налегая грудью на стол. — Что ты сказал? Профессионально? Это как?
— Ну… ты же знаешь, у меня в школе были лучшие результаты по пятиборью. Тренерка меня рекомендовала в сборную… Летом мы должны были поехать в спортивный лагерь и по итогам сданных зачетов будет известно, — его не перебивали, и он говорил уверенно, в глубине души надеясь, что мать согласится. — Уже через год, если все будет хорошо, я войду в состав сборной и…
— Нет.
Сказано было негромко, но так холодно, что у Ренна язык примерз к небу.
 
— Нет. Спорт, это хорошо для общего развития, но это не занятие для мужчины. Так, развлечение в свободное время. Подумай, чем ты хочешь заниматься кроме этого?
От него требовался ответ, но расстроенный Ренн покачал головой:
— Я… я больше ничего не…
— Не придумал? Не умеешь? Это не страшно. У тебя есть мать. Я уже все решила. Ты пока еще несовершеннолетний и, — она посмотрела на отца в упор, — живешь в родной семье. Значит, только твоя семья решает, кем тебе быть. И я решила, — она хлопнула ладонью по столу, — никакого спорта. И слушать ничего не хочу.
— Но почему? Тебе же всегда нравилось, когда я выступал и…
— В школе, потому что этого требовала система образования. Но ты получил аттестат, со школой покончено. И это значит, что пора прощаться с детством и начинать взрослую жизнь. Я нашла для тебя отличную работу. Ты красивый парень, тебе не пришлось даже делать пластику, как многим другим мальчишкам, — мать дотянулась, крепко схватила Ренна за подбородок, повернула туда-сюда, любуясь сначала одним профилем, а потом другим. — Я даже не думала, что у меня вырастет такой красивый мальчишка… Посмотреть на твоего отца… Да, можно сказать, что нам с тобой повезло. Работа, которая тебя ждет, вполне непыльная, легкая. И карьеру быстро сделаешь. Немного подучиться — и быстро пойдешь в гору.
— Но мам, а как же…
— Забудь. Я сказала — забудь. И все.
И он забыл. Заставил себя забыть. И с тех пор, по сути, только и делал, что забывал. Родителей. Дом. Родину.
  
Глава 2
 
Да, вот так они и начались — будни в Военно-полицейской Академии.
Каждое утро начиналось с одного и того же — пронзительного свистка будильника. Не проходило и пяти секунд — тело только-только успевало среагировать на резкий звук — как раздавался вопль одного из дежурных стартов:
— Па-а-адъем.
Команда звучала чисто формально — как правило, большинство курсантов к тому времени уже были на ногах и шарили на стуле в поисках личных вещей. Дежурный строевым шагом проходил из конца в конец казармы, и надо было успеть одеться до того, как он, дойдя до конца, развернется и проследует в обратном направлении. В тот самый миг, когда он останавливался у дверей, на пороге возникал подтянутый, одетый с иголочки кептен Антрацит, и раздавалась новая команда:
— Смирно.
По этому слову все были обязаны замереть — одет или не одет, уже не важно. Ты должен был застыть по стойке «смирно», ноги на ширине плеч, руки за спиной. Антрацит проходил вдоль строя курсантов, замечая все.
— Носки, — коротко бросал он. — Ремень… Прическа… Ремень… рубашка…Руки…Как стоишь? Опять?
— Так точно, — Ренн смотрел мимо капитана в противоположную стену.
— Тебе что, учиться надоело? — кептен остановился — как останавливался почти каждый день. — Домой захотел? На гражданку?
— Никак нет, — Ренн по-прежнему буравил взглядом стену.
— Как стоишь? Где руки?
Руки у Ренна всегда были по швам. Заставить себя спрятать их за спину он не мог.
— Встать по форме. Живо.
Кисти медленно поползли вдоль тела за спину. Там пальцы правой руки обхватили запястье левой. Строго по уставу.
— Вот то-то. Учишь вас, болванов, учишь… — кептен Антрацит продолжал утренний обход, и Ренн почти всегда практически сразу, как только наставник отходил от него, незаметно расцеплял руки.
После утренней поверки была зарядка. Как всегда — сперва короткий марш-бросик к одному из спортивных комплексов, где курсанты выполняли простой набор упражнений, после чего тоже бегом торопились в душ и столовую. Затем начинались занятия. До полудня шла сплошь теория — история, для приезжих вангейский язык, для местных — диалектные наречия, потом тактика, стратегия, математика, кибернетика, юриспруденция, медицина. Знаниями курсантов пичкали с таким упорством, словно хотели за три года заставить их пройти пятилетний курс наук.