Забыть Миссанрею (СИ)

Прибор «думал» недолго, после чего разразился серией нечитаемых знаков и… взорвался. Рой рефлекторно отшатнулся — и едва не прикусил себе язык. Перед самым его лицом блеснул луч лазерника. Не подними он голову, луч срезал бы ему нос и верхнюю губу вместе с частью челюсти.
— Что за мать вашу?
Он выпалил это уже после того, как выстрелил и почувствовал, как сходит с ума. Держа все еще дымящийся после выстрела лазерник, на пол рухнул один из его людей. Стрелять в командира? Это…
Это было вероятно, и Рой поверил сразу и безоговорочно, когда трое находившихся в комнате людей открыли огонь друг по другу.
— На выход. Все на выход. — заорал Рой, вынужденно открывая ответный огонь. Окно было совсем близко. Выстрел разнес чудом уцелевшее стекло, превратив его в оплавленные вонючие потеки, и командир взвода кувырком вылетел наружу. Перекатился по мостовой, не выпустив лазерника из рук, метнулся под защиту обыкновенной мусорной урны, занимая позицию и готовый стрелять. В голове не укладывалось — как, почему его люди стали убивать друг друга?
Дело в доме. В том сюрпризе, который оставили им повстанцы. Наверное это какой-то газ нового образца, который легко проникает через любые фильтры. Потому и окна уцелели, и двери заперты — чтобы уменьшить испарение этой гадости. Где ее распылили — в подвале, чтобы просачивалась понемногу или на первом этаже — гадать было некогда. Оправдывались самые худшие подозрения — противник оказался сильнее и хитрее, чем предполагали в штабе.
Секунду или две он был твердо уверен, что уцелел он один, отделавшись легким ранением предплечья и, возможно, отравлением. Тем более что выстрелы из дома какое-то время продолжали звучать. Потом что-то грохнуло — еще одна граната — и из дверного пролома вывалился человек, тащивший на плечах второго. Третий замыкал шествие, паля во все стороны с двух рук, сразу лазерником и автоматом. Точность стрельбы при таком способе оставляла желать лучшего, но лезть под луч и пули, чтобы вразумить стрелка, не хотелось. Еще четверо выскочили, как Рой, из окон. И все. Семеро из пятидесяти. Хреново.
Типом, тащившим на плечах раненого товарища, был Леон Ларсон. И по его взгляду Рой сразу понял, что про остальных спрашивать нет смысла.
Его упрашивали, уламывали, уговаривали — бесполезно.
— Нет, — твердил Ренн. — Не хочу.
Он заперся в своей комнате, на всякий случай пододвинул к двери кресло, чувствуя себя зверем в клетке.
— Матерь Мисса, кого же мы вырастили? — восклицала мать, время от времени начиная колотить кулаком в двери. — Отец, ты что молчишь? Твое детище, как-никак. Что ты, как в рот воды набрал? Иди, вразуми его. Живо.
— Сынок, — голос отца звучал осторожно, Ренн так и видел, как тот косится на мать, стоявшую над ним, скрестив руки на груди, — не упрямься. Это закон. Ему обязаны повиноваться все. Каждый мужчина должен создать семью.
— Да, но не с этой… — он пытался возражать, но его не слушали.
— Почему ты отказываешься?
— Она мне не нравится. Она…
Воспоминание о жадных властных губах. О сильных руках, шарящих по его телу под рубашкой. О едком запахе духов и пота. Ренн никогда прежде не целовался всерьез. Несколько старшеклассниц из девичьего крыла, которые, случалось, затаскивали его на переменках в уборную, чтобы потискать и полапать, не в счет. Там все слишком отдавало игрой и в любой момент могло прерваться. Но это…
— Ишь ты, — снова вступила мать, которая не могла долго молчать. — Не нравится она ему. Ты ей нравишься. Это главное…
— Сынок, — опять голос отца, — ты не можешь не знать, что таковы законы. Вам же преподавали обществознание и право. Ты должен помнить, что тебе говорили на уроках. Вспомни.
Ренн тихо застонал, обхватив голову руками. О да, он помнил. Те уроки по общественному праву и общественным отношениям не были шоком — весь уклад его родной планеты, вся его жизнь от младенчества до нынешнего момента была подготовкой к уроку о правах и обязанностях.
Власть принадлежит женщинам. Женщина дарует жизнь, женщина рождает ребенка, ради него уродуя свое тело и на целых полгода или год выпадая из жизни. Она не просто вынашивает младенца и кормит его грудью — она отдает ему всю себя. И, следовательно, только женщине принадлежит главная роль в жизни планеты. Мужчины, чья роль в деторождении сводится к нескольким телодвижениям в постели, лишены из-за этого многих прав. Ибо, если честно, не так уж много и нужно, этих мужчин, чтобы продолжался род людской. Одного на десятерых женщин вполне достаточно. Поэтому и прав у мужчин должно быть в десять раз меньше.
 
Директорки школ, фабрик, заводов, любых корпораций и даже министерки и сенаторки — женщины, ибо женщины правят миром. Президентка — женщина, ибо избирается из их числа. Мужчины во власть не допускаются — они излишне агрессивны, умственно ограничены и принижают роль женщин. Так было даже в прошлом Миссанреи, пока женщины не взяли власть. С тех пор вот уже больше трехсот лет на планете царит матриархат.
Всем правят женщины. От мужчин требуется одно — подчиняться. У них, конечно, есть скрытые таланты — многие мужчины хорошо готовят, умеют, как никто, выслушать твои сетования, некоторые отменно шьют или разбираются в электронике и высшей математике. Даже кое-какие научные открытия и достижения сделаны мужчинами. Но большинство из них все-таки довольно ограниченные субъекты, чьи интересы не простираются дальше дома и семьи. Некоторые даже не работают и всю жизнь сидят на шее у хорошо зарабатывающей жены, воспитывая детей и занимаясь исключительно хозяйством. Так, как, например, его отец.
В обычной жизни за женщинами закреплены многие права. Выбор всегда и во всем за нею. В том числе и выбор будущего супруга.
…Нет, в его случае это было немного не так. В его случае выбор сделала мать.
Она проговорилась случайно. Уже после того, как невеста отбыла и оставила будущих родственников одних.
— Не упрямься, — сказала мать, едва закрыв за нею дверь. — Будь хорошим мальчиком. Ты еще не знаешь, какое будущее тебя ждет.
— Не знаю и знать не хочу, — он на миг перестал ходить из угла в угол, взглянул на окно. Как ему хотелось очутиться где угодно, только не здесь.
— Это ведь сама госпожа Оория У-Дора Шестая. Она сказочно богата. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Сейчас у тебя только своя комнатка, а у нее ты будешь жить в роскошном особняке. Она подарит тебе машину. На отдых вы будете летать на курорты Лучезарии и Снежные Искры. Тебе все будут завидовать. Она в тебя влюбилась.
— Но я ее не люблю.
— Это пустяки. Стерпится — слюбится. Радуйся, что тебя выбрала такая женщина. Знаешь, как мне тяжело было все устроить. Ты мне в ноги должен поклониться за то, что все так получилось.
— Что — все? — похолодел он.
— Да все. Эта твоя работа в ресторане, куда она заглядывает… Госпоже Оории нравятся такие мальчики, как ты — она всегда предпочитала мужчин помоложе и девственников. Надо было только сделать так, чтобы ты попался ей на глаза и сумел ее заинтересовать.
— Зачем?
— Как — «зачем»? Ради твоей сестры. Ты разве не хочешь Арене счастья? Госпожа Оория обязательно поможет своей родственнице сделать карьеру. У Арени талант. Ей только недостает связей. Но если мы будем в родстве с представительницей совета директорок, ей все будет обеспечено…
— И для этого, — Ренн похолодел, чувствуя, как в душе начинает закипать ненависть. — Как вещь? Как… раба?
Сестра замялась, отводя глаза.
— Ну, почему сразу продать? — мать рассмеялась, и от звуков этого смеха у него потемнело в глазах. — Просто обменять. Ты получаешь богатую обеспеченную жену. Госпожа Оория — юного красивого мальчика. Твоя сестра — карьерный рост, ну а мы с отцом… нам достаточно того, что мы будем гордиться своими детьми.
 
— Нет...
Пытаясь осмыслить произошедшее, он забился в свою комнату, стараясь не обращать внимания на крики из-за двери. Жизнь рушилась у него на глазах. Это было невероятно. Мать его продала. Продала женщине старше его, женщине, которую он не любит и боится. Продала ради того, чтобы помочь своей дочери. Пожертвовала мужчиной… существом второго сорта.