Забыть Миссанрею (СИ)
— А ты неплохо целуешься, парень, — выдохнула женщина, оторвавшись от его губ. — Давно в увольнительном не был?
— Никогда.
— Ах, да. Вас, «слепышей», в город пока не выпускают… Вот станете «сосунками», будете ходить раз в декаду. Некоторые, у кого декада обошлась без замечаний, взысканий, нарядов и плохих отметок за научную часть, смогут уехать уже в полдень на девятый день. У остальных — сутки. С восьми часов вечера девятого дня до девяти часов вечера десятого дня. Постарайся меня не подвести.
— Я… не, — слова давались с трудом, губы были словно чужими, — я постараюсь не… подвести.
— Вот и хорошо. А теперь приведи себя в порядок и беги к своим… подопечным.
Решительно одернув комбинезон, кептена Ким широким шагом направилась к двери.
Айвен смотрел ей вслед, смотрел и скрипел зубами, убеждая себя: «Да, ты можешь. Ты должен. Ты обязан задать ей вопрос.»
— К-кептена Ким? Разрешите обратиться?
— Да? — она уже держалась за ручку двери.
— Все-таки… этот чужак… есть хоть какая-то зацепка?
— Нет, — ответила женщина без запинки. — Никакой. Мы знаем только одно — он не тот, за кого себя выдает, и за кого его принимают все остальные. И рано или поздно он себя выдаст... Уходи попозже. Нас не должны видеть вместе.
С этими словами она переступила порог и захлопнула за собой дверь.
Выждав пару минут, он переступил порог, осторожно, как будто хрустальную, прикрыл за собой дверь и, не чуя ног, зашагал прочь. В голове было пусто, тело окутывал холод. Наставница дала ему задание вычислить того, кто выдает себя не за того. Но проблема заключалась в том, что одного такого человека он уже знал.
Себя самого.
Как ни в чем не бывало, он присоединился к остальным, включился в работу, но довольно скоро почуял на себе пристальные взгляды приятелей. Чев-Чень, курсант с небольшой колонии Бета-Круз, с которым он не так давно вытаскивал Ом’Гома, и который после того случая проникся к Айвену странной благодарностью, вовсе бросал на него столь пристальные взгляды, что в конце концов он не выдержал:
— Что?
— Ничего. Но ты после того, как с наставницей куда-то ходил, сам не свой вернулся. Что она тебе сказала?
Надо было отвечать. Отделаться простым «ничего» не получилось бы.
— Она… показывала комнату, где мы будем проходить финальные тесты. Похоже, что на второй курс нас переведут раньше, чем мы думали.
Известие облетело всех. Курсанты побросали работу, столпились вокруг Айвена:
— Как так — раньше срока? Когда? Почему? Что она сказала? — посыпались вопросы.
— Она много чего сказала. Я после отбоя расскажу, — Айвен поверх голов заметил, что к ним направляется старт Такер.
— Чего стоим? Расслабились? Слепыши. — заорал он. — А ну живо за работу. Бегом-бегом… Кто тут у нас? Курсант Гор?
— Так точно, — кивнул он.
— Главный саботажник? Так-так…
— Никак нет, помощник наставника, — ответил он. — Всего-навсего проводил первичный инструктаж своих коллег. По распоряжению кептены Ким.
— Вот как? — голос Такера дрогнул. — И чего ты им… наинструктировал?
Айвен замялся. Открыть правду? Но это значило подвести наставницу. Она, конечно, выйдет сухой из воды, но расправится с предателем. Соврать? Но хорошую ложь надо тщательно подготовить и смешать с правдой в нужных пропорциях. Только так вранье выглядит правдоподобно.
— Кептена Ким рассказывала мне о…законах братства «звездных котов». И о том, что, когда мы перестанем быть «слепышами», мы должны будем жить по этим законам и…
— Неправильно говоришь, курсант Гор, — почти отечески улыбнулся старт. — Вы не будете должны, вы уже сейчас должны жить по законам «звездных котов». Иначе грош вам цена. Понял?
— Так точно, — выдохнул он, радуясь, что его ложь приняли за правду.
— Вот то-то. И марш наводить чистоту. Бегом-бегом.
Айвен сломя голову кинулся работать. Несмотря на всеобщую автоматизацию, в академии некоторые работы по-прежнему выполнялись вручную. Например, мытье окон и полов, уборка территории, подготовка стрельбища и полосы препятствий — таким образом удовлетворялась потребность в физическом труде. Он сейчас с готовностью схватился за швабру и принялся намывать лестницу. Это давало возможность отвлечься хоть ненадолго.
Что ему делать? Как вычислить предполагаемого шпиона, если он уже знал, кто это и не хотел выдавать тайны?
Ответ был один — найти и подставить другого. Но кого выбрать? И как грамотно все провернуть? И вообще, это правильно или нет — вот так ломать жизнь ни в чем не повинному человеку? Законы братства и дружбы «звездных котов» не просто красивые слова. Это дела. Может ли считаться «звездным котом» человек, который предал друга? Предал и продал, преследуя свои собственные эгоистичные цели? Как там говорилось когда-то древними? «Сам погибай, а товарища выручай.» А он готов погубить товарища, чтобы выжить… Готов ли он? Сможет ли это сделать?
Должен.
Должен, потому, что выбора у него нет.
Выбора у него не было никогда. С раннего детства. Правда, в детстве это не слишком замечаешь — есть любимая мама, которая все знает лучше. Есть старшая сестрица, которую надо слушаться потому, что она старше на целых три года. Есть отец, который никогда не спорит с мамой и наоборот часто внушает сыну: «Слушай маму, сынок.»
За него всегда все выбирали родители. Имя. Одежду. Игрушки. В какой детский сад его отдавать. С какими мальчиками и девочками дружить, а кого избегать. В какой класс записать. Какие кружки посещать. Даже вроде бы как выбранный им самим спорт — и то был одобрен матерью, и направление — легкая атлетика — выбрала в конце концов она.
Потом выбирал учитель. Спокойный тихий немолодой мужчина с обильной сединой в волосах и усталым добрым голосом. Он никогда не кричал, никогда не позволял себе грубости, но почему-то все сразу понимали, что он прав.
Это потом, подрастая, он стал присматриваться к окружающему миру и понимал, что все решили за него.
Он учился в школе для мальчиков. Школа для девочек помещалась тут же, в соседнем здании. Между ними был большой спортивный двор, где только и могли встречаться мальчишки и девчонки. У девочек была своя половина, у мальчиков — своя. Они были по-разному оформлены. Девчонкам можно было сколько угодно лазить по всяким брусьям и тренажерам, играть в мяч, прыгать и кувыркаться. В то время как мальчишки без конца повторяли одни и те же гимнастические упражнения. Он косился на девочек сквозь сетку и старался повторять их движения, но учитель всякий раз, как замечал, одергивал: «Прекрати. Ты же мальчик. Это только для девочек.» — «Но я хочу.» — пробовал упираться он. — «Нельзя.» — был ответ.
Это было начало. Когда он подрос, его повели ко врачу. Долго осматривали, мерили лицо, просвечивали лазером, делали многочисленные снимки. Мать нервничала, огрызалась на каждый его вопрос, зачем это нужно. «Затем.» — и все дела. Она расслабилась только в самом конце, когда осматривавший его врач сказал ей: «Все у вашего сына в порядке. Девяносто шесть из ста. Это редко бывает. Случаи, когда показатели идеала выше девяноста, можно пересчитать по пальцам.» — обрадованная мама на радостях купила ему мороженое, такое, на какое указал именно он. Не стала доказывать, что с фруктами полезнее, а на шоколад часто у детей бывает аллергия и вообще, он не съест такую большую порцию, поэтому мама купит то, которое считает нужным. Нет, она купила именно большой брикет с шоколадом и орехами, и, поглощая редкое лакомство, он решил задать вопрос — зачем нужен был этот поход ко врачу.
«Уже ни за чем, — ответила мать, погладив его по голове. — Ты и без того вырастешь красивым, чтобы тебя еще улучшать.»
Дома отец обрадовался тоже и на радостях испек большой торт с кремом. Из разговоров с родителями и одноклассниками мальчик сделал вывод, что хотели изменить ему внешность, дабы он соответствовал принятым в обществе канонам. Двум мальчикам из его класса такую коррекцию лица сделали. Они были недостаточно симпатичны, и врачи с родителями решили их улучшить.