Манекен за столом (СИ)

Откуда они здесь, подумал я и сказал:
— Но кто-то все это сделал?
— Ты, — сказал Ядро. — Ты сделал.
— Да, — сказал Витамин. — Да ты не расстраивайся.
— Мы не в обиде, — подтвердил и Лагуна.
— Ты всегда жил в столице, — сказал Шедевр.
— Разве мы не приехали сюда в детстве?
— Существовала только столица.
— Наверно, мы жили в трущобах. Мать непрактична.
— Она особа романтичная, но ты был рационом столицы.
Я вытаращился.
— И окружение у тебя было самым блестящим. Генерал Абсурд, в молодости Ядро, президент Опыт, вечный претендент Юбилей, олигарх Тугодум, магнат Бум, академик Феномен, щеголь министр Кредо. В молодости Витамин. Прирожденный организатор. Все они были лучшими. Я был архитектором. Разумеется, самым известным. Мне пришлось всё восстанавливать, разрушая. Столица всегда была здесь, на побережье. Мэром тогда был Лагуна. Не жизнь, а сплошное изобилие. Вещей становилось всё больше, и ты среди них был беспредельно одинок. Ты отделился от всех, и мир распался. Ты появился на побережье, в пещере, среди скал и ветров, на пустынном берегу. В этом месте возник изъян. Изъян! Это был твой дом. Настоящий дом. Твоя крепость. Насколько цивилизованный мир становился пуст и совершенен, настолько ярок и силен становился изъян. Ты воспроизвел внешние признаки сам, в соответствии с окружающей средой. И появились мы. Мы стали твоими бессознательными, ясными, понятными гранями. Мы всегда были ярче тебя. Мы понимали, что нас подвело: мы сами — блеск твоего окружения. Объединить мог только ты. Тебе все было под силу, шоу работало безупречно. Надо было разрушить искусственный мир. Его надо было украсить. Сделать лучше. Изъян стал свободен. Он слился с миром. Модель заработала в полную силу. Твоё первоначальное одиночество, искорежившее это место. Теперь оно никому не грозит. Добившись полного успеха в жизни посредством своего окружения, ты всё знал и больше не ошибался в естественной среде, создавая искусственное окружающее, все расставляя снаружи так, как нужно было только тебе.
— Хорошо бы рассказать об этом Парадоксу, — сказал я. Меня интересовали детали.
— Да, неплохо бы, — согласился Шедевр. — Но Парадокса больше нет, например. Людей больше нет.
— Вот как? — сказал я. — И вас?
— Ты не переживай, — сказал Витамин.
— Ладно… папаша.
— Ах, папаша!
— Ты не расстраивайся! — сказал Лагуна мне вслед.
Шедевр и Бум срывались в хохот в кулаки.
— Ты тоже был в модели! Но себя не узнал!
Я себя узнал. Только вы никогда не стремились к власти, чинам и славе. Так я вам и поверил. Шоу верить нельзя.
Топ так понравилось у Досуга с Мимикой, что она пока не хотела покидать эти места. Она совсем пришла в чувство. Я только радовался за нее.
Все вокруг жили размеренной жизнью — я ждал событий, их не было.
И ничего страшного не происходило.
Жители бережно относились к орудиям труда, которые больше нельзя заменить.
Самым странным было то, что ничего не происходило, и всех эта жизнь устраивала. Теперь все были вместе, скрепленные искусственными процессами.
Осталась маленькая прослойка вместо волн поколений, как плёнка, как цвет на воде, одно поколение.
Одно поколение новеньких людей.
Праздник спокойно объял, окутал слабосильную цивилизацию, и все оказались в нем.
Всё природа может переварить на своём пиру разложения в жерновах рассветов и закатов — его она не сможет переварить никогда.
Она не сможет его укутать заботой, он сам кого угодно укутает, несмотря на то, что выглядит независимо, одиноко, нелюдимо.
Он неповторим, своеобразен, всегда готов заиграть всеми своими гранями, всеми красками.
Меня не тронь.
Темно было в моей комнате. За окном вспыхивали зарницы. В колбе помещалась молния с тихим громом.
В колыбели спал младенец. Я долго вглядывался в его черты. Я протянул руку. Ребенок тоже вытянул руку.
Наши пальцы соприкоснулись. Я с огромным облегчением перевел дыхание. Топ спала.
Она вдруг тоже протянула руку.
Меня окружала приятная сонная тишина дома.
Я добрался до побережья. Ветер гнал волны, хотя небо было ясным, и было совсем тепло.
 
На ножки огромного стеклянного стола с овальными гладкими краями набегала прозрачная вода, изогнутые, они были неравномерно погружены в песок, и легкие ракушки ударялись о них.
За столом сидели, слегка развалясь, мои друзья, Шедевр, Лагуна, Витамин, Бум и другие.
Солнце заливало все вокруг. Я не спешил всех приветствовать. Я рассматривал вилки, ложки, ножи, вазы, все предметы сервировки.
Лагуна пытался отодвинуть для меня стул, но он завяз в песке.
— Садись, — прихлопнул по другому стулу Витамин. — Подай-ка мне вина, — сказал он Лагуне небрежно. — Не в службу, а в дружбу.
Ещё миг, и как же я буду рад им.
— А, вот и ты! — сказал Шедевр. Он приглашающе повел рукой. — Посмотри, какая вокруг первозданная природа.
Стол был бесконечен, как трасса, многие места ещё пустовали, некоторые стулья были опрокинуты.
Ядро, наклонившись, подкармливал жирафа. Абсурд виновато задвигался.
— Ты благополучен, Абсурд?
— Да. Теперь всё хорошо. У меня всё в порядке.
— Жаль. Я мог бы помочь, — сказал я.
Уют никак не могла справиться с тяжелым стулом. Витамин помог ей.
Витамин благосклонно улыбался мне, несмотря на все потери, и это было неудивительно, у него была широкая натура.
Стулья поднимались, на них усаживались гости.
Я не спешил никого приветствовать, но пусть они не думают, что пауза будет длиться вечно.
  
Эпилог
 
Ретро
 
За запотевшим стеклом ночного бара проносились машины. Народу было немного. Оркестр играл ретро.
Ядро участливо обсчитал официанта и удовлетворенно смаковал коктейль, растягивая миг удовольствия.
Мы с Лагуной и Мимикой занимали места, а Витамин скалил зубы с симпатичной туристкой у стойки, с которой Азарт пытался смахнуть несуществующую крошку.
— Вы мне кого-то напоминаете, — сказал Витамин девушке. Он безошибочно отыскивал свободных девиц.
Когда Витамин приближался к девушке, оказывалось, что она уже никого не ждет.
Лагуна водрузил локти на стол.
Топ, позвонив домой, вернулась. Волосы у нее были зачесаны на одну сторону, отчего ее лицо сделалось задумчивым.
Какой-то человек остановился у бара. Сквозь мутное стекло угадывался его неясный силуэт.
Топ, не отрываясь, смотрела в его сторону. Я быстро прошел между столиками, огибая их, и выглянул в темноту.
Фигура в плаще и шляпе удалялась на моросящем дожде.