Манекен за столом (СИ)
На столичной площади нас привлекли аппетитные запахи. Их распространяла опера, где всем заправлял Паника с хищным выражением лица. Типичный представитель. Он-то и накормил нас.
— Ищете работу?
Мы с Мифом переглянулись.
— Что за работа? — осведомился я.
— Идёмте.
Прямо за оперой располагалось ателье. Хозяин скрылся. Мы с Мифом разлеглись на телеге с сеном. Несколько женщин поодаль стирало. Спугнув что-то выклёвывающих на земле кур, к нам приблизились две кокетки.
— Откуда вы, парни? — спросила худая брюнетка. В другом месте я бы спутал её с Каприз.
— А у нас сегодня праздник. Сами дикари будут.
— Вот как? — сказал Миф. Он небрежно развалился на сене.
— Эй, вы! — Из окошка высунулась женская голова. — Поднимайтесь!
Девушки пропустили нас. Миф с невозмутимым видом стиснул одну. Та взвизгнула.
У бесплатной стоянки лесоруб Бум приделывал к седлу своего велосипеда топор, собираясь в дальний путь.
— Всё из-за Витамина, — бурчал он. — Перед тугой кредиткой сама любезность, а когда я, простой трудяга, заглянул на огонёк, стружка с него так и посыпалась. Откуда он знал, что в кармане у меня одни медяки? Друг называется, а Лагуна возьми и встрянь. Тоже мне, покровитель шулеров с большой дороги.
— Витамин не такой, — сказал я.
— Да знаю я. Но мы же собрались рубить сплеча, но вполсилы. Я не прочь кое-что изменить в себе. У меня тоже есть мечта. Только наоборот. Мне в семье нельзя быть злым. А так хочется. Выразить всё. Что накипело. Прямо душа просит. А с куклами всё можно. Воздушным шарикам — попутного ветра! До встречи в отеле!
При последних словах лесоруба на лице Мифа мелькнул карикатурный ужас.
Благополучный, по всеобщему мнению, Бум скрылся за воротами.
Мы нашли комнату, где уже по-свойски расположился Паника. За столом белокурая женщина что-то писала скрипучим пером.
Перекрасившаяся Экзотика расправила лист. Некоторое время она изучала нас.
— Если их почистить… Мини! Ну-ка, займись делом.
Взгляды, которые бросала на нас служанка, свидетельствовали, что мы и так годны, хоть куда.
В честь рождения наследника намечался грандиозный банкет. Рабочих рук не хватало, и хозяйка спешно подбирала их из числа туристов, для которых самым заманчивым была возможность побывать в салоне.
С лица Мифа не сходила свойственная, как я уже заметил, ему загадочная улыбка.
Нас повели в оранжерею. В ней орошались куклы из разных мест.
В ожидании, когда нас позовут, мы провели время, разглядывая домино. Миф оказался совершенно неазартен. Игра мало занимала его.
Под вечер Экзотика повела нас в салон. Мы еле поспевали за деловитой хозяйкой ателье. Караулы, иногда возникающие на пути, беспрепятственно пропускали нас с ней. В салоне нам отвели комнату.
Как только шаги Экзотики стихли, Миф с наслаждением вытянулся на кровати и быстро уснул, натянув шляпу на глаза.
Я выскользнул из комнаты. Коридоры были пусты. Салон был сырой и громоздкий. Окружающая обстановка действовала угнетающе. Коридоры чередовались с пустыми комнатами.
В центральной части на меня уже не обращали внимания. Суматоха, предшествующая столь обширному мероприятию, уже началась.
За сплошными тяжелыми завесами, где, по моим расчетам, должны были быть служебные покои, послышался детский плач. Я склонил голову. Что-то не то…
Мне не сразу пришло в голову, что захлебывается плачем именно то существо, в честь которого весь переполох.
Топ вскинула голову, увенчанную диадемой.
— Приветствую тебя, моя звезда!
— Здравствуй, Пик! Ты непредсказуем! — Топ, если мне не изменяло зрение, даже просияла. — Как ты меня нашел?
— Пустяки. Когда все равны, это несложно.
Топ подбежала к двери, прислушиваясь.
— Малыш никак не засыпает.
— О! — сказал я. — Как трогательно.
Она подошла ко мне и положила руки на плечи, сняв диадему.
— Наконец-то мы вместе. Да, Пик?
— Ладно, отпусти меня. В любую минуту может войти бренд.
— Он стар и немощен. Он решит, что ты реквизит.
Я пожал плечами, крутя в руках ее диадему.
— Вряд ли.
— И потом, ты мой избранник. Тебе это известно?
Я кивнул.
— Сам бренд должен был получить письмо. Ты беден, но знатен. Или наоборот? Так?
— Знатен, но беден.
— Что-то в этом роде. Все, что тебе досталось в наследство. Тебе здесь нравится?
— О, да. — Я немного оживился. — Это здорово. Один парень, охотник — мой приятель. Мы уже подружились.
— Да. И мы сможем проводить все время вместе, — подхватила Топ. — Ты мой кумир. — Она заметила мое удивление и поправилась: — Кучер.
— Кучер? Как интересно.
— Ты не рад?
— А должен? Да нет. Ничего. Кучер!
— Ты же гонщик. Все логично. Штамп вот рвался в казначеи. Пускай проявит себя шутом, и ясно станет, какой он казначей. А кем бы ты хотел быть?
— Не знаю. Этим… виночерпием.
Мне всегда хотелось, чтобы праздник продолжался.
— Но это же одно название. Я…
Я прислушался.
— Сюда идут.
Топ убрала руки, и одновременно с этим вошел седовласый Кредо с тонкими ногами, обтянутыми трико.
— Моя дорогая… — сказал он, приближаясь к Топ и целуя ее в лоб. — А это кто? А, кажется, знаю. Но разве его место здесь? — Бренд нахмурился.
— Он зашел засвидетельствовать нам свое почтение, — сказала звезда.
Наверно, я стоял в достаточно вольной позе, потому что тиран довольно долго разглядывал меня.
— Хорошо. Пусть уходит.
Звезда с надменным видом сделала мне знак рукой. Чтоб, мол, убирался. Я стиснул зубы, выдавил улыбку и спиной попятился к занавесам, потом, спохватившись, сделал поправку на дверь.
А где же, интересно, мое место, впервые за все это время подумал я. Бренд мне не понравился. Вредный старикашка.
В пустой комнате за ширмой кто-то завозился. В колыбели королевских размеров лежал младенец. Он уже не плакал. Во рту ритмично двигалась соска.
В нем отчетливо проступали все черты родителей. Было что-то в этом. Как расшифровка. Мы смотрели друг другу в глаза, и по загривку у меня пробегали мурашки. Вот вы какие, подумал я. Может, лучше его спрятать? Так, чтобы больше не искать. Я представил себе Лагуну с младенцем на руках.
Я шел по коридору, и сильная, цепкая, как лапа пантеры, рука увлекла меня в пустоту ниши так быстро и ловко, что я вспомнил о сопротивлении, лишь оказавшись лицом к лицу с дерзким незнакомцем — невысоким, ладно скроенным пареньком с оживленно блестящими даже в полутьме глазами.
— Ядро! — ахнул я.
— Пик!
— Вот это да!
Нам не сразу удалось сосчитать, сколько мы не виделись. Как всегда, у Ядра был немного заговорщический вид. Поначалу нас охватывал беспричинный смех. Потом мы немного успокоились.
Солдат с уважением отозвался о полигоне, на который мы попали.
— Но это просто аттракцион, — сказал я.
— Все по-настоящему, — серьезно сказал Ядро. — А кладка! На века. Как Шедевр справится? Не кубики из конструктора. Он любит напролом, как танк.
— Постарается. Он сильный. И калибр подходящий.
— Н-да?
— Кладка разойдется.
— Вот агрегат! — восхитился Ядро. — Что я хотел сказать… У них что, и дети рождаются?
— Нет, конечно. Это просто макет. Здесь нет эволюции.
— Ага. Ничего не растет. Вечнозеленые деревья. Я-то подумал.
— Нет, листопад будет. Здесь все сделано, — напомнил я.
— Я в курсе. Бабочку тронул — узор исчез. А был так красив.
— Может, если красиво, не трогать?
— Не морочь голову. В собственном празднике никто не смеет стоять над душой. Ты свободен. Все можно. Не в музее. Узор потом появился. Феномен. Тоже… красиво. Конечно, бабочек не напасешься.
— А узоров, значит, хоть отбавляй.
— Все равно, меня не проведешь. Это как в армии. Форма, команды. Условный противник. А война всерьез. Когда Шедевр выложил мне все, во мне что-то перевернулось. А что? Человек взрослеет, костенеет, и все меньше ему хочется праздновать, без цели, без связи. Ты не представляешь себе, что происходит в больших городах. Собрались, как в муравейниках, ничего прямо так не делают, все только друг через друга. Все хотят сплотиться, любыми средствами. Перекрыть одной ущербностью другую. Или совместить их, как зубчики колёсика, которое тут же завертится, покатится само. Поэтому — расцвет услуг! Люди совсем не терпят неудобств. — Ядро соскучился по нашим беседам. — Невиданное разнообразие вещей — и ничего универсального. А лишнее — куда? Как надо, уже не перекуешь. Искусственное вещество модели пластично. Лепи, что хочешь. Потому и попал сюда, на шоу. А что? Механизм надежный, простой, хоть и на празднике держится. — Друг мой поморщился. — Но праздник, это так, а главное, прочное, сразу видно. Твердыня. Скользи себе по поверхности. Модель — это удобно.