Опасна для себя и окружающих
С другой стороны, всегда оставалась вероятность, что они не сумеют ко мне вернуться: автокатастрофа, встреча с маньяком-таксистом или еще какая-нибудь беда. Но в детстве я не знала о подобных опасностях. По крайней мере, не думала о них.
Так что я терпеливо ждала родителей, не сомневаясь, что в конце концов услышу открывающуюся в соседнем номере дверь, почую запахи внешнего мира.
Сегодня я жду Люси — но разве можно назвать это ожиданием, если я не уверена, что она вернется? Должно быть специальное слово для такого случая, когда и ждешь, и не ждешь, одновременно готовясь к тому, что дверь откроется, но понимая, что она может и не открыться. Как кот Шрёдингера, только про ожидание.
Мы изучали кота Шрёдингера в прошлом году на физике. Это мысленный эксперимент, который придумал в 1930-х австрийский физик по имени Эрвин Шрёдингер. Суть в том, что, если запереть кота в камере вместе с атомом радиоактивного вещества, выживание кота зависит от того, распадется ли атом, излучая радиацию. Но пока не откроешь камеру и не узнаешь, как там кот, он одновременно и жив, и мертв.
Я не совсем поняла, как кот связан с физикой, если не считать того, что Шрёдингер был физик и в эксперименте участвовало радиационное излучение, но мне понравилось словосочетание «мысленный эксперимент». Так что я пытаюсь убедить себя, что в данную секунду нахожусь в процессе мысленного эксперимента: пока Люси не войдет в дверь, она одновременно и возвращается, и не собирается вернуться.
Утешает, что мне вообще пришел на ум кот Шрёдингера. Мозг еще не совсем превратился в кашу, если я в состоянии вспомнить прошлогодний урок физики.
* * *Она возвращается уже в полной темноте; свет давно погасили. Я лежу в кровати, но не сплю. И слышу магнитный щелчок открывающегося замка, скрип двери.
Люси приносит с собой запахи улицы: свежий воздух, земля, трава. Я вздыхаю с облегчением. Кот все-таки жив.
На секунду в комнату проникает свет из коридора; затем Люси аккуратно закрывает дверь. На ней все та же бумажная униформа, в которой она была во время побега, те же тапочки. Щелк. Замок закрывается. В комнате снова темно, только полоска света виднеется под дверью. Через окно струится мутный слабый свет; видимо, сегодня облачно.
Может, на улице дождь. Не такой сильный, чтобы капли барабанили в окно или по крыше, а моросящий, отчего волосы у Люси станут влажными. Я втягиваю носом воздух, пытаясь понять, пахнет Люси дождем или нет.
— Как ты попала внутрь?
Люси ахает:
— Ты меня напугала!
— Ты же знала, что я здесь.
— Ну да. Но я думала, ты спишь.
— Сколько времени?
— Не знаю. Когда Хоакин меня привез, была полночь. Но я не сразу попала внутрь.
— Как Золушка, — говорю я.
Люси смеется:
— Ага, чувствую себя настоящей принцессой!
Я тоже смеюсь, но стараюсь не очень шуметь.
— Как прошли пробы?
Я вижу, как у Люси сверкают в улыбке зубы.
— Прекрасно. Я была на высоте. И не только из-за пуантов.
Она так счастлива, что я решаю не рассказывать о моих сегодняшних неприятностях с Легконожкой.
Ведь особых неприятностей и не было. Я выкрутилась. Так что Люси незачем знать.
Вместо этого я говорю:
— Я очень рада, что все прошло хорошо!
— Представляешь? Мне просто не верится. Я ведь не сомневалась, что облажаюсь: еще бы, столько времени без тренировок. Думала, тело завопит: «Ты с ума сошла?! Даже не размялась». Но как только включили музыку, в голове словно щелкнуло.
— Мышечная память.
— Наверное.
— Как ты попала внутрь? — снова спрашиваю я.
— Хоакин одолжил наличные. Ты удивишься, на какие подвиги санитары готовы закрыть глаза за сто баксов. Мне даже дали новую пару тапочек взамен тех, которые я потеряла в лесу.
Я киваю, вспоминая Королеву и ее контрабандный мобильник. Наверняка она тоже платит санитару, который его заряжает. Интересно, откуда у нее деньги. Интересно, во сколько обходится такая услуга.
Я вижу, как силуэт Люси проводит рукой по волосам.
— Ой, — говорит она со смешком, — заблудившаяся шпилька.
— Чего? — не понимаю я.
— Нам с Хоакином пришлось заехать в магазин за резинками и шпильками, чтобы закрепить волосы. Я думала, что все вытащила по дороге назад. — Она вздыхает: — Запуталась.
Я сажусь:
— Иди сюда.
Кровать скрипит, когда Люси садится на край. В темноте я перебираю ей волосы, пока не нахожу нужное место. Терпеливо, стараясь не дергать, я начинаю распутывать колтун вокруг шпильки. Люси опять вздыхает.
— Ты, наверное, устала, — говорю я, и соседка согласно кивает.
Наконец мне удается вытащить шпильку из спутанных прядей. На ощупь я нахожу руку Люси и кладу шпильку ей на ладонь.
— Контрабанда, — говорю я, и Люси хихикает.
Кровать снова скрипит, когда моя соседка встает. Она медлит, а затем направляется к окну и оставляет шпильку на узком подоконнике.
Я ложусь обратно и закрываю глаза. Слышно, как Люси забирается в постель.
— Мне сейчас надо вести себя тише воды ниже травы. Чтобы меня выпустили к началу занятий. Если я поступлю.
Я облегченно вздыхаю. В глубине души я гадала, не захочет ли Люси снова сбежать, раз ей известно, как можно выбраться. Но если она планирует вести себя идеально, значит, никуда не собирается. Во всяком случае, пока Легконожка ее не выпишет. Что может занять не один месяц.
— Ты поступишь, — говорю я уверенно.
— Ты правда так думаешь?
— Правда.
Голос Агнес: «Когда ты так говоришь, я начинаю тебе верить».
— Как думаешь, та девчонка разрешит снова воспользоваться мобильником? — спрашивает Люси.
— Не уверена.
— Хоакин будет проверять мою почту, чтобы не пропустить письмо о поступлении. Он обещал прислать сообщение на тот номер, чтобы дать мне знать.
— Я спрошу ее завтра за обедом.
— Спасибо. Фигово, что я застряла за дурацким столом эрпэпэшниц.
Я открываю глаза:
— Но у тебя есть я.
Пусть сегодня отсюда выбралась Люси, но теперь, когда мы обе снова взаперти, связь с внешним миром есть только у меня. В смысле, у меня есть доступ к той, у кого есть связь с внешним миром.
С моего края палаты мне видны лишь смутные очертания соседки под одеялом, но я представляю, что она кивает в знак согласия.
Спать совсем не хочется, и я продолжаю разговор:
— Хоакин, наверное, очень рад был тебя видеть.
— Он так крепко меня обнял, что чуть все ребра не сломал. — Теперь я уже не закатываю глаза. Мне действительно хочется послушать. А может, просто не хочется, чтобы снова стало тихо.
— И давно вы вместе?
— Полгода.
— А как познакомились?
— В школе. Мы сидели вместе на истории.
— И он не против? Я про клинику. Он готов подождать, пока ты выйдешь?
Я слышу, как шуршит одеяло Люси.
— Если он меня любит, подождет. А если не сумеет, я найду того, кто подождет.
Ее послушать, так полюбить другого не сложнее, чем найти новую пару туфель, когда у старых сносилась подошва. Она, кажется, счастлива. Она была на воле, отлично выступила на пробах, у нее есть человек, который готов ее ждать, с которым она может связаться из этого проклятого места, даже если физически с ним связываюсь я.
Я говорю:
— Может, я тоже кому-нибудь напишу.
— Кому? Адвокату?
Я вздыхаю:
— Не адвокату. Какой от него толк? Даже не смог уберечь меня от клиники.
— Можешь написать родителям, чтобы наняли другого.
— Ну да, — соглашаюсь я. Мне ведь хотелось, так? Хотелось написать родителям, прежде чем я вернула телефон Королеве. — Но может, я напишу Джоне. — Я не произносила его имени вслух с тех пор, как меня сюда привезли. — Джоне Уайатту.
Я говорю его имя медленно, смакуя каждый звук. Люси не знает, что у меня нет его номера. На несколько минут я позволяю себе забыть, что не могу с ним связаться, с телефоном или без.
— Что за Джона Уайатт? Твой парень?