Снежная Королева для Бигбосса (СИ)
Андрей звонил мне, но у меня не было сил на разговор. Я слышала в его голосе обеспокоенность, и мне это льстило. Но я попала в поток и меня несло. Приходили новые идеи, одна смелее другой, и, решив, что это всё равно не часть работы — где надо не рисковать, тщательно взвешивать, а альтернативный взгляд, идея, которую можно рассмотреть, обдумать, прощупать, я, конечно, разошлась и написала целый толстенный труд. Илона сообщила, что она повешается, пока всё это прочитает, но она прочитает. А потом подумает, как действовать дальше.
Я считала, что у нас в запасе ещё как минимум неделя. До новогодней суеты, правда, уже рукой подать, декабрь — вот он уже, не за горами… Тем не менее, я, хоть и была более-менее готова, не нацеливалась на конец следующей недели. Илона же, округлив глаза, сообщила, что сейчас как раз Михаил Фёдорович и будет строить планы на следующий год и промедление смерти подобно. Она про смерть нашей карьеры, разумеется. Мы договорились подать инициативу в понедельник. Я уехала домой на выходные.
Ещё в субботу вечером поняла, что у моей Олеси растёт температура. В воскресенье осознала, что, кажется, всё серьёзно. Решила, что надо идти в больницу.
Утром в понедельник позвонила на работу, объяснила ситуацию и заверила, что если нужно, возьму все соответствующие справки. Нет, больничный мне, скоре всего, не нужен, или, чёрт возьми, нужен? Оставлять больного ребёнка на бабушку, когда я здесь? Сказала пока про один день, в итоге задержалась ещё и на вторник и на работе появилась только в среду. Илона звонила мне в понедельник, злилась и шипела в трубку, что это наш шанс, и если я не приеду, она сама всё подаст. Разумеется, от нас обеих.
В среду мы встретились, Илона сообщила мне, что разговаривала с замом Михаила Фёдоровича, что отдала наш проект на рассмотрение и теперь будет держать руку на пульсе. Я даже обрадовалась, что она такая молодец. Всё-таки она давно здесь работает и смогла подсуетиться. Вдруг что-то и выйдет из этого хорошее…
На следующие выходные я сама слегла. В понедельник притащилась на работу еле живая, зажимая мокрым платком нос, из которого, не переставая, текло. Вид у меня был ужасный, таблетки мои простудные симптомы почти не снимали. И в этот же понедельник я узнала, что Илона будет выступать с докладом перед Михаилом Фёдоровичем. Меня на эту планёрку даже не позвали…
Глава 23. Разбитое корыто?
Толком не знала, что чувствовать… Поначалу это была ярость. Не столько бессильная, сколько разрушительная. Я ловила себя на мысли, что могу наломать дров.
Вот пойду я сейчас ругаться с Илоной. Она уже наш проект как-то презентовала Михаилу Фёдоровичу. Сама она проект, скорее всего, не вытянет. Придёт ко мне с предложением вступить в команду, скажет, чтобы я не воротила нос, потому как одна бы я даже и не начала всё это делать. Более того, и не сообразила, что можно.
Но я из гордости ей откажу. Даже не из гордости, и не из желания подпакостить. А просто потому что два раза мне на одни и те же грабли наступать не надо, чтобы усвоить урок. Работать будем вместе, а все лавры и повышение она заберёт себе.
Есть и плюсы в том, что произошло. Я действительно увидела какую-то лазейку, возможность для манёвров, это тоже мотивирует к действию. Пусть я не знаю, с каким именно замом говорила Илона, возможно — они приятели, а меня он даже слушать не будет. Но я всё равно могу, если смелости и наглости наберусь, хотя бы даже и напрямую зайти к нашему шефу. Ну что, Михаил Фёдорович меня сразу с порога пошлёт? Или уволит меня? Палками точно не побьют. К нему можно записаться на встречу, и там всё выложить. Если будет, что выкладывать.
На самом деле меня уже захватила идея, которую я предложила Илоне, и сразу переключиться на что-то другое сложно. Мне жутко интересно, как прошла её презентация, что сказали, назвали перспективной мою идею или нет? Илона вон ходит довольная.
У нас уже состоялся с ней короткий разговор. “Ну а что ты хотела? — спросила у меня она. — Мы с тобой договорились на понедельник, я уже с человеком тоже поговорила, а ты просто не появилась на работе! Нельзя свой шанс упускать!” Вот так сказала она. Это я виновата, нельзя было время терять и договоренность. А упомянуть меня хотя бы тоже было нельзя? Это затормозило бы процесс? Её “человечек”, тот самый зам, не захотел бы шевелиться, помимо Илоны, для кого-то ещё, для женщины, которая даже не явилась?
Но я всё равно расстроена, практически убита. На работе меня спасает спортивная злость. Я женщина упорная и хочу добиться своего. У меня есть цель, я это делаю для своего ребёнка, в конце концов. А вот когда я, вымотанная долгой дорогой, приезжаю домой, в свою пустую квартиру, тут начинают одолевать грустные чувства — в первую очередь: чувство несправедливости. Работала я, а все лавры получила Илона.
Тешить себя надеждами, что она ещё обожжётся, потому что проект не вытянет, я не хочу. Но обидно. Всё-таки я надеялась на шанс, и первая попытка провалена.
Позвонил Андрей. Уж не знаю, как именно у него это получилось, но он буквально вытянул меня на встречу. Сам за мной заехал, привёз в ресторан. Уже в другой, не в тот — тропический. В тихий, уютный семейный ресторанчик, где мы сели за удалённый от остальных глаз столик. Снова красивый вид на ночной город, мягкие кресла с деревянными подлокотниками, массивный стол, приглушённый свет. Вкусная еда. Вино снова выбирал Андрей.
Я не стала вываливать на Андрея все свои проблемы. Не стала рассказывать вообще всё. Рассказала, что коллега на работе поступила недобросовестно — мы вместе занимались одним проектом, а презентовала его она одна, даже не упомянув меня. Конечно, так получилось ещё и потому, что я отсутствовала — у меня заболела дочь. Но по факту вышло как вышло.
— В этом есть и плюсы, — сказала я Андрею, немного напившись.
— Вы теперь знаете, что не стоит иметь с вашей коллегой дел? — спросил он. Голос его оставался мягким, но всё же и слегка напряжённым. Кажется, Андрей за меня волновался. Или старался понять, о чём я сейчас думаю. А думала я вот что, и я об этом и высказалась.
— Дело не в ней, — я подвинулась ближе. — Дело в том, что у меня начали появляться мысли и идеи, о которых я раньше не думала. Я увидела возможность что-то предложить, и что это, хоть криво-косо, с костылями вроде помощников в виде знакомых — замов начальника, но работает. Возможно, получится обойтись и без этих костылей. Я женщина прямая, — я рассмеялась. — Меня всё ещё волнует эта предложенная мною идея, я не знаю, дадут ей ход или нет. Зато я твёрдо уверена, что ничем не помогу Илоне в реализации, — ну вот, назвала имя коллеги. — Я не питаю иллюзий, что без меня она не справится. Если она работает там, где она есть, значит, не совсем безнадёжна, возможно, она сколотит команду, которая всё сделает за неё или она получит какие-то свои плюшки за одну лишь идею, без её реализации, но я точно ей помогать не буду…
— Вы всё-таки расстроены и обижены, Снежана.
— Да, — согласилась я, рассматривая Андрея. — Я расстроена, потому что рассказала Илоне многое про себя. Она знала, что мне нужно повышение и более высокая зарплата, чтобы снять квартиру поближе и перевезти к себе свою маленькую дочь. Знала и всё равно поступила как поступила. И, знаете, это нормально. Она не обязана учитывать мои желания, мои интересы. Она мне не подруга и не родственница и вообще ничем мне не обязана. Она увидела шанс и не стала упускать его. Я, скорее, досадую на себя — что слишком разговорилась и выдала свою заинтересованность.
Я замолчала. Нечего жаловаться Андрею. Да, я схватилась за, как мне показалось, соломинку и…
И в очередной раз разочаровалась в людях…
Никто из нас не любит разочаровываться. Если бы я не рассказывала про себя, я бы проще перенесла поступок Илоны. Она поступила, как карьеристка, и всё. Она ведь не знала бы о моём стеснённом обстоятельствами положении. Но она ЗНАЛА. Теперь я её терпеть не могу и злюсь на себя. Это я Андрею говорить не стала. Достаточно и того, что уже разболтала. Не хватало ещё, чтобы он меня жалел. Это просто один из многих возможных случаев на работе. Такое бывает везде, где есть люди. Андрей же, выхватив из моего рассказа наиболее важное, вдруг спросил: