Звезды сделаны из нас

Я думаю о Нелли всю поездку. Так проще коротать тягостное время. У нас на даче, на соседней улице, есть маленькая девочка Неля. Весёлая и баловная. Отчего-то представляю, что Нелли в детстве была такой же, и становится вдруг интересно узнать её получше. Какая она настоящая? Как живёт? Чем увлекается?
Что-то есть в ней непривычное и особенное. Живое что ли?
Впрочем, кого я обманываю? Я, наверное, уже раз сто пересмотрел тот видос, где она падает, разглядывая так, как не стоило бы. Я же Святоша и должен оставаться им. Мама тут ни при чём. Я так решил сам, ещё в девятом, когда думал, что влюбился в Кузину, а она, узнав об этом, начала прилюдно провоцировать: заигрывать и кокетничать, чтобы посмеяться и выставить меня перед всеми придурком. Только я, может, и чудак, но не идиот. Поэтому объявил ей прямо в столовой, так чтобы все слышали, что, мол, извини, Женя, хоть мне твоё внимание и лестно, однако по религиозным соображениям я — монах и намерен соблюдать монашеский образ жизни до конца своих дней. Все, понятное дело, смеялись. И над ней, и надо мной тоже. Но над ней больше, а если бы я купился на её подкаты, досталось бы одному мне. В принципе, то был довольно весёлый ход, и некоторое время я даже получал с него бонусы в виде повышенного женского внимания, потому что всем школьным красавицам приспичило опробовать на мне свои чары. Правда, длилось это недолго. К нелепому челленджу подключилась тогдашняя подружка Макарова, и меня заловили, побили, а Макаров ещё сильнее озлобился.
Но с тех пор я стал Святошей и, как назвал это словарь синонимов русского языка, «упорствующим индивидом». Что, впрочем, не распространялось на дачу, где этим летом у меня даже случилось нечто похожее на влюблённость, по крайней мере я так думал, пока не выяснилось, что эта девушка просто коллекционирует парней и я был у неё четырнадцатым. По идее, узнав об этом, я должен был начать убиваться и страдать, но почувствовал лишь облегчение, из чего сделал вывод, что мне это было не нужно.
* * *
Возвратившись от Мишки, первым делом открываю ноут и, хотя Неля ещё не прочла мои ночные извинения, пишу ей длинное сообщение, в котором рассказываю про брата.
Отчего-то мне кажется, что это удачный момент. Написать всё, пока я ещё чувствую больничный запах, вижу Мишкину безразличную улыбку, слышу мамины убийственные вздохи. Именно написать, а не наговорить. Взвесить каждое слово и не ляпнуть лишнего, чтобы она не подумала, будто жалуюсь. Раньше я никогда и ни с кем не разговаривал ни о брате, ни о маме. Я и допустить не мог, что чужие люди станут делать из этого собственные выводы или обсуждать нас с другими. Сейчас они думают, что я послушный и примерный сын: хожу по магазинам, ношу сумки, хорошо учусь и всегда здороваюсь со старшими, у меня нет сомнительных друзей, я не курю и по вечерам всегда дома. В этом, безусловно, была мамина заслуга. И я всячески старался делать так, чтобы они продолжали так думать. Ведь это заставляло их забывать о том, что второй мамин сын наркоман и относиться к ней с уважением.
Но иногда по субботам, после таких поездок, мне хотелось просто убиться. Я очень боялся, что так будет всегда, до конца моей жизни, и что в ней никогда ничего интересного и яркого не произойдёт.
Именно об этом, ярком и интересном, я и хотел написать Нелли, но выразить скопившиеся за столько лет мысли не так уж и легко, и на деле получается короткий рассказ про наши субботы, поездки, маму и Мишку. Довольно сухо и лаконично, потому что лишние эмоции я тщательно поудалял, а когда отправил, засомневался нужно ли ей вообще это. Может, она поймёт всё неправильно и снова сочтёт меня душным.
Но пока раздумываю удалить сообщение или нет, Неля появляется в сети и открывает моё послание.
Немного нервничаю, потому иду за чаем. Долго вожусь, нарочно оттягивая время, но вернувшись, никакого ответа не нахожу. Однако она по-прежнему в сети и записывает голосовое.
Теперь мне уже любопытно.
Наконец, приходит пятиминутная голосовая запись. С замиранием сердца запускаю её, сначала вслушиваюсь в голос: настроение, тембр, интонацию, и только потом начинаю различать смысл слов.
 
— Я тебе рассказывала, что занимаюсь куклами? Реставрирую их — нахожу по объявлениям редких, очень старых, в ужасном состоянии, и возвращаю в божеский вид. Исправляю лицо, тело, причёски, одежду. Ты не представляешь, как это интересно! Когда я это делаю, то чувствую себя немножко богом, ведь я отдаю им кусочек своей души. Потом оживляю и подыскиваю для них дом. Они уезжают в разные города и я думаю, что вместе с ними часть меня тоже попадает в те места. Однажды на географии учительница начала рассказывать про город Оренбург, реку Урал, разделяющую Европу и Азию, про их заводы и фабрики, про то, что местные жители называют его «степной столицей» и всякое другое интересное, я слушала, слушала, а потом взяла и прямо с места сказала: «Я там была». Хотя на самом деле не была, а всего лишь отправляла туда куклу. И так, каждый раз, с каждым новым городом. Я, конечно, хочу сама когда-нибудь побывать в этих местах, но… Знаешь, зачем я тебе всё это рассказываю? Просто, чтобы ты знал, что если заниматься чем-то, что тебе очень нравится и вкладывать в это занятие душу, то мир становится совершенно другим. Потому что он состоит не только из того, что нас окружает: школы, одноклассников, родителей, однообразия и скукоты. Он ещё и наполняет нас изнутри, и если присмотреться к нему получше, то можно найти кучу всего увлекательного. И только так можно выживать, когда совсем тошно.
Поначалу я теряюсь. Немного странно слышать от Нели подобное. До этого момента она или отпускала колкости, или подшучивала, или просто преподносила ту или иную информацию, как факт. Теперь же в её словах звучит нечто совершенно для меня новое. Свежее и ободряющее. Когда я отправлял ей сообщение, то понятия не имел, что хочу услышать в ответ, но получив его, сразу же почувствовал, что это именно то, что мне нужно.
  
Глава 16. Нелли
 
За окном разошелся дождь — стучит по крышам, шумит в водосточных трубах, скребется в окно. Одолевает вселенская грусть, и я не могу объяснить ее природу.
Наверное, дело в том, что Боря болеет: вчера днем у него опять поднялась температура. Но вызванный на дом педиатр успокоил паникующую Алину: оказывается, такое бывает, когда режутся зубы.
Боря лежал в кроватке — слабый и сонный, а я держала горячую пухлую ручку в своей и ревела навзрыд: в душе словно вскрылся давно зреющий нарыв из напрасных ожиданий и горькой обиды, и освободилось место для по-настоящему важных и ценных вещей. Стало пофиг, что в автобусе Артем сел далеко впереди, с компанией придурков из нашего класса сошел на одну остановку раньше, не попрощался, не написал мне и не извинился.
А еще я так и не сумела собраться и ответить Глебу — нарочно не выходила в сеть, чтобы избежать общения и не выдать растерянности. Во-первых, хвастаться было нечем. Во-вторых... Я всегда сторонилась таких парней, как он — улыбчивых, загадочных, красивых и немного сумасшедших, и попросту не умею с ними разговаривать.
Но необходимость посмотреть домашку в электронном дневнике все же вынудила залезть в телефон, и от Глеба тут же пришло сообщение.
Он как ни в чем не бывало рассказал, что опять забыл надеть траурную рубашку, под давлением училки навестил директора и сбросил мне отчет. Так что пришедшее от него фото — всего лишь отчет. Не знаю, чего в моей реакции на эту новость было больше: разочарования или облегчения. Только Глеб умеет одновременно вызывать желание убить его и рассмеяться в голос, и я рассмеялась.
В конце концов, Глеб остался прежним и не догадывается, что нарушил мое равновесие.
Я втянулась в диалог, и два часа пролетели как один миг: мы болтали про любимые сериалы, делились наблюдениями о жизни, и бесславные посиделки в ТРЦ неожиданно стали выглядеть как успешное мероприятие. Воистину, не каждый день гуляешь с самым крутым парнем школы и делишь столик с ее величеством Миланой Орловой.