Пленники надежды

— Верно, — согласился он, — мы должны плыть дальше, и притом немедля, но не все. Ричард Верни не имеет права забывать об опасности, грозящей колонии, лишь потому, что в опасности оказалась его дочь, или считать, что его собственная частная распря важнее, чем общее благо. Когда на рассвете мы покидали плантацию, я надеялся, что к этому времени нам удастся догнать каналий, но этого не произошло. Это будет долгая и тяжкая погоня, и один Бог ведает, каким будет ее исход. Мы направляемся в дикий край, вернуться из которого нам, может статься, не суждено. За спиной у нас остаются смута и опасность, остается заговор, который мы должны сокрушить, а также чикахомини, которых надобно вновь привести к повиновению. Везде нужна сильная рука, каждый мужчина должен находиться на своем посту, а Ричард Верни, наместник своего графства и полковник ополчения, находится ныне на расстоянии многих миль от опасности, которая угрожает колонии, и лицо его обращено к западу. Он должен плыть дальше, но майор Кэррингтон должен воротиться к исполнению своего долга перед королем, а Энтони Нэш — к заботе о своей пастве. Вас, Вудсон, я отправляю назад, в Верни-Мэнор, дабы вы по мере сил исправили тамошнюю поруху и защитили мистрис Летицию. Мой родич поплывет со мною, не так ли, Чарльз?
— Разумеется, сэр, — тихо ответил баронет.
— Я бы с куда большею охотой отправился с вами, ваша милость, — проворчал надсмотрщик, — но я сделаю все, чтобы навести порядок на плантации и оградить от бед мистрис Летицию, и надеюсь, что вы и мистрис Патриция воротитесь скоро. Надо полагать, мы должны взять лодку поменьше?
— Да, с четырьмя гребцами. А мы возьмем лодку и людей в следующей деревне паманки. Выберите для себя гребцов и плывите назад.
— Хм! Тут есть один малый, который, я думаю, должен будет непременно отправиться со мной. Известно ли вашей милости, что с вами плывет главарь всего этого клятого заговора кромвелианцев, тот, кто, как поклялся Трейл, возглавляет их всех и кому они подчинялись так беспрекословно, будто он сам Старый Нолл?
— Нет, я этого не знал! Как он тут оказался? — вскричал полковник, уставившись на Лэндлесса, который стоял чуть поодаль, сложив руки на груди, плотно сжав губы и неотрывно глядя на алеющую в свете заката речную даль.
— Я обнаружил его в лодке, когда садился в нее. Тогда я ничего не сказал, поскольку мы очень спешили, а он хороший гребец. Но думаю, сейчас ваша милость отправит его со мной, не так ли? Не то он при первой же возможности сбежит от вас.
— Разумеется, он должен воротиться, — жестко сказал полковник. — Его вообще не следовало пускать так далеко. Человек десять этих кромвелианцев надобно вздернуть в назидание остальным, и среди них, несомненно, их главаря, который ко всему прочему еще и осужденный преступник. Та служба, которую он сослужил нам минувшей ночью, ему не поможет — ведь он сражался за свою собственную жизнь. Губернатор поклялся повесить его, и я отвечаю за его доставление в Джеймстаун. Свяжите его и отвезите на плантацию, а оттуда немедля отправьте в Джеймстаун под крепким конвоем. — Он отвернулся от надсмотрщика и обратил свой взор на двоих дворян, которые должны были расстаться с ним и воротиться вниз по реке. — Кэррингтон, Энтони Нэш, друзья мои, прощайте — и, быть может, навсегда. Энтони, молись, чтобы я смог найти мое дитя живой, невредимой и непорочной.
Они обнялись, он пожал им руки и, торопливо воротившись в свою лодку, тяжело опустился на скамью и закрыл лицо плащом. Главный землемер стоял бледный, смятенный, а доктор Энтони Нэш принялся вслух читать молитвы. Гребцы заняли свои места, и лодка быстро вышла на середину реки.
Лэндлесс, видя, что вторая лодка заполняется, и полагая, что за нею через минуту заполнится и третья, двинулся к воде. Когда он прошел мимо Вудсона, стоящего немного поодаль вместе с двумя кабальными работниками полковника Фицхью, одним из арендаторов полковника Верни и индейцем из Роузмида, надсмотрщик, сжав его руку, остановил его.
— Нет, любезный, нет, — сказал он с мрачной улыбкой и настороженностью в глазах и кивнул тем, кто стоял рядом. — Ты поплывешь не вверх, а вниз по реке.
 
— Что вы имеете в виду? — вскричал Лэндлесс.
— А то, что доктор, майор, я и эти ребята возвращаемся назад, чтобы привести плантацию в порядок, а ты возобновишь свое знакомство с джеймстаунской тюрьмой.
Мгновение Лэндлесс стоял, словно обратившись в камень, затем с криком вырвался из хватки надсмотрщика и бросился к кромке воды. Лодка, в которой плыл полковник, уже повернулась носом против течения реки, и докричаться до него было невозможно; во второй лодке гребцы подняли весла, а сэр Чарльз, поставив одну ногу на планширь, учтиво прощался с главным землемером и священником.
— Сэр Чарльз Кэрью! — крикнул Лэндлесс. — Прошу вас, возьмите меня с собой!
Сэр Чарльз, не шелохнувшись, смерил его холодным взглядом, чуть заметно изогнув губы в странной усмешке.
— Я помню день, — ответствовал он, — когда вы сказали, что я могу ждать хоть до Судного дня, но так и не услышать, как вы обратитесь ко мне с какой-то просьбой.
— В вас нет великодушия, — медленно проговорил Лэндлесс, — и все же я обращаюсь к вам с просьбой. Я умоляю вас на коленях, позвольте мне отправиться с вами.
Сэр Чарльз ступил в лодку и занял свое место на корме.
— Я сожалею, — вежливо сказал он, — что мой долг дворянина и офицера короля несовместим с содействием вам в ваших вполне естественных попытках избежать виселицы. Налягте на весла, ребята.
Лодка отошла от берега и поплыла по темнеющей реке, спеша догнать ту, в которой сидел полковник. Сэр Чарльз приподнял свою испанскую шляпу и помахал своим кружевным платком.
— До более счастливой встречи, господа! — крикнул он. Главный землемер и священник помахали ему в ответ, молча глядя вслед лодке с ее дюжими гребцами и стройным элегантным господином, сидящим на корме. Она поравнялась с лодкой полковника, и они начали удаляться, становясь все меньше и меньше, покуда не превратились в черные точки и сумерки не поглотили их.
Лэндлесс смотрел им вслед с каменным лицом. Надсмотрщик, взяв к себе в подручные двух сервентов, приблизился к нему с осторожностью, но в ней не было нужды — он дал себя связать без борьбы, без слов и, даже не изменившись в лице. Затем шагнул было к лодке, но надсмотрщик остановил его.
— Пока рано, — молвил он. — Мы все выбились из сил, и нам нет нужды торопиться, как тем, кто плывет дальше. Теперь тут командует майор, и он велел нам поспать несколько часов. Я привяжу тебя так, что сбежать тебе не удастся, это я тебе обещаю! Черт побери, жаль, что парню, способному сражаться так, как минувшей ночью сражался ты, придется умереть как собака. Но ты сам виноват.
Красное свечение на реке погасло подобно тому, как остывает докрасна раскаленное железо, и теперь она лежала темная и безмолвная, тускло отражая мириады звезд. Пологий берег, маисовые поля, табачное поле, тутовая роща, вигвамы индейцев, бескрайний, темный лес — вся эта обширная объятая тьмою земля порождала и свои собственные звезды: мириады и мириады светлячков, эти без устали мерцающие фонарики в руках легионов фей. Было безветренно, листья дикого винограда, каскадами свисающего с деревьев, не шевелились, ветви сосен не шумели. Но слышались стенания козодоев, один раз раздался крик самца пумы, и по папоротнику протопали олени, идущие на расположенные поблизости солонцы.
Лэндлесс, накрепко привязанный к большому лавру ремешками из оленьей кожи, в отчаянии смотрел, как вечер переходит в ночь. Звезды побледнели, и над верхушками деревьев плавно поднялась луна, посеребрив все вокруг. В ее свете он увидел небольшую поляну, окружающую дерево, к которому он был привязан, и распростертые на расстеленных по короткой траве индейских циновках тела тех, кто вскоре воротится туда, где поселились англичане. Утомленные трудами минувшего дня и жестокой схваткой минувшей ночи, они крепко спали. "Если бы и я мог заснуть!" — подумал Лэндлесс и закрыл глаза, но его и теперь опять, опять и опять преследовало видение быстрого каноэ с золотоволосой девушкой, уплывающего все дальше и дальше по реке, и он открыл их снова и поднял к звездам, подумав: "Быть может, она уже там, в раю, выше их".