Три желания для рыбки (СИ)
Поддеваю ножом рулет и осторожно перекладываю его из коробки на разделочную доску. Беру в руку нож и вдруг замираю с ним над посыпанным ореховыми крошками рулетом. А что значили сегодняшние слова Глеба о том, что ему стоило бы немного освободить место в шкафу? Днём, когда он отвозил меня после пар домой, я пропустила его высказывание мимо ушей. Он рассчитывает на то, что я перееду к нему насовсем?
— Ты чего такая задумчивая? — прерывает Михаил мои мысли. — Что-нибудь случилось?
— Ты так часто задаёшь мне этот вопрос в последнее время. Жаль, мне за него не платят каждый раз, а то разбогатела бы уже.
— Может быть не на пустом месте такие вопросы возникают?
— Их только ты и задаёшь. Может быть это у тебя что-то не в порядке?
— Может быть. Но не сейчас, когда ты здесь.
В замешательстве отворачиваюсь к столу, снова беру в руку нож и принимаюсь разрезать рулет на тонкие ломтики. Мелкие кусочки арахиса сыпятся на разделочную доску, но основная их масса остаётся приклеенной к глазури сверху. Пальцем цепляю осколки орехов и отправляю себе в рот — привычка, оставшаяся с детства. Всё время водила хороводы вокруг кухонного стола пока мать что-то готовила, а я нагло «воровала» вкусные ингредиенты. То сахарная пудра посыпется мимо, то шоколадные дропсы останутся лишние. Беззаботные светлые времена! Слышу как Михаил подходит ко мне сзади, а затем вижу мужскую руку, что легла сверху на мой сжатый кулак с рукояткой ножа. Мы вместе заканчиваем разрезать десерт, застыв после на минуту. Я пытаюсь разжать пальцы, чтобы освободиться и убрать нож, но Князев не даёт.
— Вкусные орешки? — его бархатный голос раздаётся прямо над моим ухом.
— Угу.
— Сейчас проверю врёшь или нет, — свободной рукой тянется к доске с рассыпанным арахисом, окружив меня собой теперь уже с обеих сторон, и цепляет подушечкой пальца ореховую крошку. Рука исчезает, но справа всё ещё чувствую тяжесть мужской ладони на своей.
— Надо же: не врёшь. Хоть в чём-то, — усмехается, вынуждая меня пихнуть его локтем в живот. — Ай! Убьёшь же! — смеётся гад, освобождая, наконец, мою правую руку.
— Наливай чай, Мих, чайник вскипел, — упираю руки в бока, строя из себя весьма грозную даму.
— Слушаюсь и повинуюсь… — и он действительно принимается разливать кипяток по нашим чашкам. Я наблюдаю за всплывающими на поверхность чайными пакетиками, мечтая о том, чтобы этот вечер не кончался. — Жаль только что того самого чая у меня нет, который я тебе в «Вконтакте» показывал.
— Зато у тебя есть какое-то особенное печенье, — принимаюсь раскладывать бисквитные ломтики с ореховой глазурью по тарелкам.
— О, да. Ты даже не представляешь.
За пустой болтовнёй и время быстро летит. Не успеваю моргнуть глазом, как мы уже и рулет доели, и чай выпили. Михаил собирает всю посуду и сгружает её в раковину, не подпуская меня к ней, чтобы даже не смела предпринять попытку всю её перемыть. «Ничего не хочу слышать о том, кто там что из нас должен!», — заявил мне друг и отправил меня в комнату. А я всего-то предложила помощь в благодарность за его гостеприимство. Так уж и быть: ухожу, сажусь на диван, прислушиваясь к шуршанию в кухне. На секунду прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. Мне просто так хорошо и спокойно сейчас, что даже самый обычный по сути диван кажется невероятно удобным. Открываю глаза как раз в тот момент, когда шум в кухне прекращается.
Князев с широченной улыбкой входит в комнату и протягивает мне глубокую чашку, куда высыпал… песочное печенье в форме рыбок. Хорошо хоть не всем известные солёные крекеры.
— Мих, вот где ты их нашёл? — беру одно печенье и пробую на вкус.
— В магазине на соседней улице. Сколько раз там бывал, а ни разу не видел чуда такого, — он плюхается на диван рядом со мной, коснувшись моего плеча своим, а чашку с тихим стуком ставит на стол.
— Это даже вкусно, — говорю с набитым ртом под насмешливые взгляды друга. Он не ест, а просто смотрит на жующую меня.
— Ты сейчас на Антона похожа, — широко улыбается, показывая ряд белых зубов.
— Чем это? У меня волосы в разные стороны торчат? — провожу руками по своей голове, в попытке навести порядок.
— Вот этим вот, — понижает он голос и совсем неожиданно для меня обхватывает пальцами одной руки мои щёки, заставляя губы вытянуться в подобии утиного клюва.
— Князев! — отскакиваю от него, не понимая, что за странное чувство сейчас во мне встрепенулось.
— Беляева! — пародирует он меня, а затем резким движением обхватывает руками за талию и притягивает к себе, усаживая на свои колени так, чтобы мы оказались лицом к лицу.
И он целует. Целует глубоко, сильно, без шанса оставить равнодушной. Я слышу свой пульс, я задыхаюсь не в силах остановиться или остановить его. Всё произошло так стремительно, что я не успела сделать вдох, прежде чем мужские губы впились в мои. На секунду отрываюсь, делая судорожный вдох, а затем снова увлекаюсь Михаилом в наш страстный танец. Он тяжело дышит, как и я, но ещё больше я схожу с ума от его ладони, что судорожно поглаживает мой затылок. Хочется захныкать, как маленькая, когда его лицо отдаляется от меня, покидая, а губы шёпотом произносят:
— Мне не нужно печенье, чтобы узнать какова рыбка на вкус.
А глаза тёмные-тёмные, как два глубоких океана с отражающимся в нём ночным звёздным небом. Я теряюсь, не знаю, что сказать, но мои слова и не нужны. Потому уже в следующее мгновение Михаил поворачивается и опрокидывает меня на спину, а затем целует, целует, целует… До пожара на губах, до дрожи во всём теле. Не сдерживаюсь, шаря ладонями по его спине, шее, волосам. Мы тонем, мы потерялись, мы вне этого мира — где-то далеко, в своём собственном.
Не знаю как долго мы целовались, но это оглушительное чувство будет со мной ещё долго. Оно не покидает меня, когда мы стоим в прихожей и одеваемся. Оно по-прежнему со мной, когда мы стоим на автобусной остановке посреди уже тёмной улицы с зажженными фонарями и праздничными гирляндами на здании напротив. А затем это чувство, помимо самого автобуса, в котором я и Михаил сидим бок о бок, согревает меня, вселяя надежду на что-то светлое и доброе.
Слова нам всё ещё не нужны. Не хочется нарушать нашу общую тишину. Единственный способ общения сейчас между мной и Князевым — глаза. Мы просто смотрим друг на друга, и нам обоим не хочется говорить. Одно неправильное слово, и всё сломается. Лишь перед входом в подъезд я прощаюсь с ним:
— До завтра, Мих.
— До завтра, Лина. Спокойной ночи, — голос спокоен, в глазах светится тепло или просто блик от уличного фонаря.
— Спокойной ночи, — решаюсь улыбнуться.
Тяжёлая дверь подъезда разделяет нас, я поднимаюсь по лестнице и бреду к своей квартире. В прихожей привычный запах роз и выпечки, в кухне голоса. Что-то странное опять.
— Где ты была? — не успеваю даже толком удивиться, как слышу вопрос Глеба. Он выходит из кухни и направляется ко мне, грозно нахмурив брови. За его спиной маячит Диана с кухонным полотенцем на плече. Ей я сказала, что пошла к Людмиле. Меня совсем не вдохновляла идея того, чтобы Михаил вновь пришёл к нам. Не хочется повторения прошлого раза с истерикой Васильевой. Поэтому и решилась пойти к нему сама.
— У подруги, — пожимаю плечами.
— Я тебе сообщения шлю и звоню, а ты не отвечаешь! — я вижу, как он пытается сдерживать себя в присутствии Васильевой.
— Сейчас прочитаю, — не раздеваясь и не снимая с себя обувь, вынимаю из кармана давно позабытый телефон. Семь пропущенных звонков и три сообщения в «Вконтакте». Я открываю нашу переписку, молча читая набор гневных предложений:
— «Ты где?»
— «Я у вас дома, жду тебя.»
— «Куда ты подевалась? Что за чёрт? Моё терпение уже на исходе! Почему я как полный идиот сижу и жду тебя, пока твоя подружка выносит мне мозг своей болтовнёй?»
Сегодня. Мы должны расстаться сегодня — ни днём позже.
Глава 35. Страшно
Лина