Клуб Мертвых

Манкаль не раз был посредником между герцогиней и Сильвереалем и, кроме того, барон знал, что он и Блазиас — одно и то же лицо.
Наконец, Манкаль давал ему, под огромные проценты, большие суммы денег, которые просто невозможно было вернуть…
— Манкаль! Вы говорите — Манкаль! — сказал барон, глядя в потолок, и как бы стараясь припомнить ускользавшее из его памяти имя.
— Да не играйте вы эту комедию! — воскликнул герцог, терпение которого истощалось. — Да или нет! Можете ли вы мне дать какие-нибудь сведения об этом человеке?
— Сведения?… Право, нет! Не сердитесь, друг мой… Я знал его очень мало… Он уже умер…
— Умер?… Что за глупость!…
Сильвереаль закусил губы. Он сказал слишком много. Он считал умершим Блазиаса.
Но герцог, без сомнения, не знал, что старьевщик и банкир — одно и то же лицо.
— Я хочу сказать, — поправился барон, — что он исчез, как это обыкновенно случается с банкирами его сорта.
— Манкаль не был банкиром.
— Что?
— Манкаль просто главарь шайки негодяев, которые грабят честных людей!
— В таком случае, нам нечего бояться, — сказал наивно Сильвереаль.
— Вы ошибаетесь! Манкаль знает наши тайны!
— Какие тайны?
— Он знает, что барон де Сильвереаль и герцог де Белен — убийцы!…
Сильвереаль вскочил, как ужаленный. Он был бледен, зубы его лихорадочно стучали.
— Хорошо! Вот вы и теряете ваше хладнокровие, — заметил спокойно де Белен. — Любезный друг, когда люди, такие, как мы, рискуют головой, чтобы достичь своей цели, надо ожидать, что, быть может, придется выдержать не одну борьбу…
— Но я говорю вам, что он умер! — прервал Сильвереаль.
— Кто? Манкаль?… Глупости!…
— Манкаль, да! То есть Блазиас…
— Какой Блазиас?
— Старик… то есть, нет, переодетый Манкаль… который жил на Жеврской набережной и занимался ремеслом отравителя и ростовщика…
— Как! Это человек, которого преследовала полиция… дом которого сгорел…
— Это был Манкаль!
— А! Вот как! — произнес герцог.
Несколько минут продолжалось молчание. Наконец герцог вынул из кармана только что полученное им письмо.
На нем не было числа. Кроме того, отсутствие марки доказывало, что оно было получено не через почту.
Герцог поспешно позвонил.
— Кто принес это письмо? — спросил он у вошедшего слуги.
— Это был какой-то оборванный нищий, ваша светлость!
— Что он сказал?
— Ничего, кроме того, что письмо должно быть немедленно передано вашей светлости.
— Ступайте, хорошо…
Слуга вышел.
— Но что же это за письмо? — поинтересовался Сильвереаль.
— Я сейчас вам скажу. Действительно, для нас лучше быть откровеннее друг с другом. Это письмо было написано Манкалем человеку, которого я принял в свой дом, этому Жаку де Шерлю.
— Ему! — вскричал Сильвереаль. — Покажите мне это письмо!
Де Белен подал барону письмо, которое тот пробежал с лихорадочной поспешностью.
Читатели помнят, что письмо, несомненно, доказывало сообщничество Манкаля и Жака де Шерлю в каком-то темном и загадочном деле.
— Ах! Друг мой! — воскликнул де Сильвереаль. — А я еще сомневался в вас!
— Что вы хотите этим сказать?
— Я думал, что этот молодой человек был рекомендован вам герцогиней де Торрес!
Де Белен вздрогнул в свою очередь… Он забыл это обстоятельство. Он думал только о Манкале. Однако было несомненно, что в первый раз Жак де Шерлю явился с письмом герцогини…
— Вы не ошибаетесь, — сказал медленно де Белен. — Именно по просьбе герцогини я принял его и обещал ему покровительство.
— Вот видите! — вскричал в отчаянии Сильвереаль. — А я считал вас моим лучшим другом!
— Ну, так что же?
— Но этот де Шерлю любовник герцогини, которая не пускает теперь меня к себе!
Произнося эти слова, Сильвереаль имел такой плачевный вид, что де Белен не мог удержаться от смеха.
— Как раз теперь время думать об этой смешной страсти…
— Смешной! Хорошо вам так говорить!
— Я говорю вам, что дело идет о нашей чести, о нашем состоянии, кто знает… может быть, даже о нашей жизни!
— Мне все равно! — выкрикнул Сильвереаль, — без этой женщины зачем мне богатство, зачем мне жизнь?
 
— Вам — да. Но мне не все равно! Обсудим наше положение. Оставьте этот отчаянный вид… Он, право, смешон! Подумаем о защите, взглянем на опасность спокойно, как подобает людям, привыкшим к превратностям судьбы.
— Я вас слушаю, — сказал Сильвереаль, ничего не слушавший, погруженный в свое отчаяние.
— Очевидно, что герцогиня дала это письмо Жаку де Шерлю по просьбе Манкаля… Скажите мне, этот Манкаль был ее поверенным, кажется так?
— Да, через него она проводила кое-какие операции на бирже.
— Стало быть, она доверяла этому человеку… и не могла отказать ему в такой ничтожной услуге… Герцогиня так добра…
— Да, она добра и очаровательна! — прервал с жаром Сильвереаль.
Де Белен пожал плечами и продолжал:
— Вы, кажется, ничего не понимаете. Это просто смешно, что такой человек как вы, почти старик…
Сильвереаль сделал протестующий жест.
— Да, старик, — продолжал де Белен. — Забавно видеть, как в ваши годы вы упорно считаете себя двадцатилетним Ромео… Это глупо, друг мой! Мы должны трезво оценить…
— Извините! — заметил Сильвереаль, задетый за живое. — Разве вы сами не влюблены в Люси де Фаверей, ребенка, которому вы могли бы быть отцом?
Де Белен побледнел. Удар был ловко направлен. Но герцог продолжал с прежним хладнокровием:
— Во-первых, любезный барон, заметьте, что между ребенком Люси, я повторяю ваши слова, и этим испорченным, порочным созданием, которое зовут Тенией, всякая аналогия была бы преступлением!…
— Белен!… Берегитесь!…
— Беречься? Чего? Вашего гнева!… Оставьте этот пафос драматическим актерам. Нам надо говорить о деле, говорить правду, и тем хуже, если она нас коробит!… Итак, если вам угодно, обсудим наше положение. Мы — два пройдохи, скажем лучше, два вора. Вы, барон де Сильвереаль, потомок одной из древнейших фамилий Франции, вы тонули в грязи, погибали… когда ваша счастливая звезда навела вас на меня. Я увидел в вас негодяя, немного трусливого, вялого, но полезного при случае. Я принял вас на условиях половинной доли…
— О! Половинной! — заметил Сильвереаль, на которого, видимо, подействовали только последние слова герцога.
— Половины того, что касается вашего личного достоинства. Вы мошенник, но мошенник трусливый. У меня же есть мужество, я лев и потому беру себе львиную долю. Это неоспоримо! Итак, мы вместе воровали, вместе убивали!… А когда я мучил этого проклятого француза в Камбодже, вы хныкали, как старая баба, но не смели даже и подумать защитить его!
— О! — воскликнул жалобно барон, закрывая глаза.
— Падайте в обморок, если хотите! Я могу подождать… Вы приходите в себя?… Тем лучше! В таком случае, я продолжаю. С несколькими тысячами франков вы вернулись в Париж и тут, благодаря вашей ловкости и отсутствию совести, вам удалось убедить графа де Мовилье, что, если он отдаст за вас свою дочь, вы сделаете его пэром Франции…
— Я… Я мог это сделать…
— Молчите же! Вы лжете как дантист… Благодаря одному лакею министра, которого вы подкупили, вам удалось узнать о скором производстве де Мовилье — тоже негодяя и, между нами будь сказано, вполне достойного быть вашим тестем!…Узнав это, вы отправились к нему и сказали: «Отдайте мне вашу дочь и завтра ваше производство будет у вас в кармане!» О! Он не колебался ни минуты… Его дочь вас презирала, она любила другого, но отец пригрозил ей проклятием и она уступила, став вашей женой, женой вора и убийцы. Бедняжка боялась проклятия отца, даже и такого как де Мовилье, десять раз ренегата, взяточника и мерзавца!
— Герцог! Я, право, не понимаю, к чему вы вызываете эти воспоминания… Это явное преувеличение…
— Преувеличение! Это великолепно!… Сильвереаль, вы рождены для парламента… Но я возвращаюсь к главному пункту нашего разговора и хочу доказать вам, что если с моей стороны глупо любить Люси де Фаверей и желать жениться на ней, то вы просто идиот, предлагая ваше имя герцогине де Торрес!