Клуб Мертвых

Прекрасная незнакомка была не кем иным, как той, которую наши читатели уже знают под именем Тении.
— Чего тебе надо, Манкаль? — спросила она, прерывая поток его вежливости.
С этими словами она устремила на своего агента, в котором никто не узнал бы каторжника Бискара, взгляд, сверкавший, как камни ее ожерелья.
— Увы! — прошептал он, почтительно склоняя голову. — Я осмелился явиться в такой ранний час только потому, что этого требовали дела, представляющие для меня большую важность…
Герцогиня сделала презрительную гримасу.
— Для тебя? — сказала она. — Что мне за дело до этого?
— Увы, герцогиня, — продолжал Манкаль, голос которого становился умоляющим, — я более всего опасался бы не угодить вам…
Она пожала плечами с плохо скрываемым нетерпением…
— Наконец, что же ты сделал?
— Вы хотите, чтобы я рассказал?
— Разумеется.
— Я не решаюсь… Я так боюсь, что госпожа герцогиня на меня разгневается…
— Последний раз спрашиваю тебя: будешь ли ты говорить?
Манкаль выпрямился. Впрочем, было очень легко понять, что вся его манера была притворна. Но Тения ничего не заметила.
— Знает ли госпожа герцогиня о нынешних биржевых курсах? — спросил он, вынимая из кармана журнал.
— Нет! — бросила красавица.
Порывистым движением она схватила журнал и впилась в него глазами.
Громкое восклицание сорвалось с ее уст.
— Негодяй! Понижение двадцать на сто… И ты посоветовал мне играть на этих бумагах!…
Манкаль молча опустил голову.
— Вот до чего довела меня доверчивость! Потеря более чем двухсот тысяч франков!…
Странно было видеть лицо герцогини в ту минуту, когда ею овладел порыв гнева. Ее губы дрожали так, что она едва могла произнести слово, ее большие ясные глаза налились кровью…
И это из-за сравнительно ничтожной потери, когда самая дешевая ее диадема, самое скромное ожерелье в десять раз превышало по стоимости эти несчастные десять тысяч луидоров, похищенных спекуляцией!
— Ну, отвечай же мне! — кричала она, топая ногами, как ребенок.
— Что могу я сказать вам? — отвечал по-прежнему покорно Манкаль. — Разве вы не последовали советам Коломбе и Стефена?…
— Дураков! Может быть, даже мошенников, которые хотели обокрасть меня!…
— О! Госпожа герцогиня слишком строга!… Но как бы то ни было, я получил вчера формальное приказание покупать…
— Да! Это верно! Что же дальше?…
Странная улыбка скользнула по лицу Манкаля.
— Я уже сказал, что мне надо умолять госпожу герцогиню о прощении…
— Тебя простить?… Простить? Когда ты сообщник моих врагов, тех, которые меня ограбили…
— Госпожа герцогиня не поняла меня…
— Я тебя не поняла?
— Нет!
— Ты, значит, не просишь прощения за свое преступление? Да, это преступление, и я отомщу за него!
— Извините, самое большое преступление, которое я мог совершить, это было…
— Говори же!
— Это было — не исполнить ваших приказаний.
— Ты не исполнил моего распоряжения! Как? В чем?… Говори же!… Ты просто убиваешь меня! Так ты не исполнил… Чего ты не исполнил?
— Извольте, госпожа герцогиня: приказания, которое вы мне вчера послали.
Тения шагнула к нему.
— Как! Говори!… Ты не исполнил его?
— Я сделал обратное. Вы приказывали мне покупать…
— А ты? — спросила она, задыхаясь от волнения.
— А я продал!
Тения пошатнулась и прижала руку к сердцу. Ее лицо вспыхнуло выражением неизъяснимой радости.
— Продолжай! — сказала она чуть слышным голосом.
— Когда поступило приказание госпожи герцогини, — продолжал Манкаль-Бискар, — я узнал из достоверных источников, что падение бумаг, которые мне было приказано покупать, несомненно и скоро должно стать достоянием биржи. У меня не было времени спросить новых инструкций, но в то же время разве я имел право делать обратное полученным приказаниям? Я не более, как простой агент, который прежде всего должен слепо повиноваться. Кроме того, могло быть, что госпоже герцогине было уже известно падение курса, но она намерена была добровольно подвергнуться этой потере, чтобы скрыть какую-нибудь другую выгодную операцию…
 
Я все это учитывал. Но совесть заставила меня взять на себя весь риск… Я продал акции, когда они были в повышении… и теперь, прося прощения за свою смелость, я принес госпоже герцогине триста пятьдесят тысяч франков, которые дала эта операция…
Манкаль произнес эти слова спокойным и ровным голосом. Можно было подумать, что он рассказывает выученный урок.
Герцогиня упала в кресло, держась руками за голову.
Минуту спустя она взглянула ему в лицо и протянула руку.
— Манкаль, — сказала она, — вы самый ловкий и самый честный человек из всех, кого я только знаю!
— Я надеюсь, что госпожа герцогиня позволит мне отчитаться. У меня в портфеле деньги, полученные за бумаги…
— У тебя с собой триста пятьдесят тысяч франков?!
— Вот они! — сказал Манкаль.
Герцогиня поспешно схватила связку билетов и дрожащей рукой начала их пересчитывать.
— Счет верен? — спросил Манкаль.
— Да! Да!… Триста пятьдесят тысяч. О! Это будто сон!
— Капля в море! — заметил Манкаль.
— Что ты хочешь сказать? Что я богата?… Да, у меня много золота… Мое состояние огромно… Но я хочу больше, еще больше!…
Вдруг герцогиня умолкла. Ей пришла в голову внезапная мысль. Нельзя было не вознаградить человека, не только спасшего ее от потери, но еще принесшего ей большую выгоду.
Манкаль стоял молча, скрестив руки. Быстрым движением она выдернула из пачки несколько билетов и протянула их Манкалю.
— Берите, — сказала она, — всякий труд должен быть вознагражден.
Манкаль не шевелился.
— Как? Разве этого недостаточно? — спросила с удивлением Тения.
— Это слишком много!
— Я никогда не считаю, когда даю, — заметила высокомерно герцогиня.
Манкаль улыбнулся.
— Госпожа герцогиня не совсем верно меня поняла. Я и не думал пренебрегать ее великодушными предложениями… Но я умоляю дать мне другую награду…
— Я вас не понимаю!
Манкаль не спеша сел в кресло и положил на колени свою шляпу. Затем, сохраняя тот же заискивающий тон, он обратился к герцогине со следующим вопросом:
— Не сохранилось ли у госпожи герцогини несколько капель того яду, который убил герцога, ее мужа?
Глухой крик вырвался из груди Тении. Бледная, как смерть, широко раскрыв глаза, она с ужасом смотрела на человека, минуту назад такого почтительного и заискивающего, а теперь так неожиданно бросившего ей в лицо страшное обвинение.
Манкаль продолжал:
— Я надеюсь, что госпожа герцогиня уверена в моем искреннем желании быть ей полезным. Я повинуюсь не простому любопытству, поэтому умоляю вас ответить мне!
К этому времени хладнокровие уже вернулось к герцогине.
— Вы с ума сошли, господин Манкаль, — сказала она. — Мне жаль вас, и потому только я не приказываю слугам выбросить вас за дверь…
Манкаль сделал протестующий жест.
— Я только хочу спросить, — продолжал он, — хорошо ли уничтожила госпожа герцогиня следы преступления, жертвой которого стал ее муж, герцог де Торрес?
Тения закусила губы до крови.
— Я не понимаю вашего вопроса, — сказала она. — Герцог умер, окруженный докторами, которые определили, какого рода была его болезнь.
— Да, я это знаю. Однако одна особа, имя которой, быть может, не совсем неизвестно госпоже, утверждает, что доктора могли ошибаться…
— О ком это вы говорите? — спросила герцогиня де Торрес.
— Его имя? А! Постойте!… В эту минуту я не могу вспомнить его. Только могу рассказать вам некоторые подробности. Это было пятнадцать месяцев тому назад, когда госпожа де Торрес была всего шесть месяцев замужем за герцогом, состояние которого, очень значительное, было отписано ей согласно контракту. Подобный шаг может объяснить только безграничная страсть. Так или иначе, но это было сделано…
На шестом месяце брака, однажды вечером, если память мне не изменяет, в октябре месяце, по одной из улиц Батиньоля, называемой Шмек-де-Беф, не обращая внимания на туман и дождь, шла женщина, довольно просто одетая, но ее манеры, наружность, походка странно противоречили простоте ее туалета…