Нерушимые обеты (СИ)

В то же время, у неё сердце сжимается из-за мысли, что вот сейчас у него, наверное, первая за очень долгое время возможность выспаться. А ещё отъесться хотя бы немного и вдоволь налюбиться.
Он очень страстный. Они друг об друга зажигаются, как спички. Страшно подумать, как могли и смогут ещё врозь. Но сейчас Поля привычно старается об этом не думать. Когда-то отключила телефон, чтобы в Любичи не проникал мир с его жестокой реальностью. Теперь у нее просто нет телефона.
Поцеловав напоследок спящего Гаврилу в плечо, она выбирается из-под одеяла.
Принимает быстрый душ, чистит зубы, пьет кофе, по-новому глядя на вид за окном.
Она всё-таки дура, позволяющая себе делать опрометчивые выводы.
На самом деле, здесь прекрасно.
Спроси её Гаврила, хотела бы она провести жизнь с ним в этом доме, Поля ответила бы – да.
Выпив кофе, она тихо возвращается в спальню, чтобы одеться. В голове складывается план, который очень хочется успеть реализовать.
Поля помнит, как Гаврила покупал в Любичах самую вкусную в её жизни малину. Сейчас – совсем не сезон, но вдруг в том самом сельском магазине, в которым может быть до сих пор работает мать его детского друга, можно выпросить баночку чьего-то варенья?
Одеваясь, Полина то и дело зависая. По-глупому улыбается и ласкает взглядом спящего Гаврилу.
Ей очень хочется переиграть. Раздеться. Забраться к нему под одеяло. Почувствовать, как обнимает. Греет. Любит.
Но пусть чуточку поспит. А к позднему завтраку его будут ждать блины.
Проходя мимо шкафа, Полина тормозит. Скашивает взгляд на приоткрытую дверцу. Снова оглядывается на Гаврилу. Он лежит на животе, отвернув голову и засунув под подушку ладони. Спина кажется очень широкой вот сейчас. Плечи бугрятся мышцами.
Полина силой заставляет себя оторваться и всё же заглядывает внутрь шкафа.
Смотрит и забывает вдохнуть. А ещё потихоньку будто зрение теряет – на глаза наворачиваются слезы.
На штанге пока ничего нет. Пустые вешалки. И только на одной её свадебное платье.
Она его ни с чем не спутает. Никогда. Думала, он выбросил ещё тогда – восемь лет назад. Или позже, когда дом перестраивал. Она ведь казалась ему предательницей, а получается, сохранил.
Единственное, что посчитал важным.
Пальцы сами собой тянутся к ткани. Гладят. Это страшно и очень волнительно. Ни в коем случае не хочется снова мерить. Разве что платок.
Он тоже здесь. До сих пор безумно красивый, пусть и пожелтевший сильнее.
Полина тянет его, сжимает в руке, спускается вниз.
Обувается, набрасывает на плечи куртку, засовывает платок в карман и оставляет записку.
Она ненадолго, но вдруг Гаврила раньше проснется?
Выйдя во двор, Полина заново оглядывается и заново влюбляется.
При утреннем свете всё выглядит совсем иначе. А летом… Летом тут, наверное, всё дышит новой жизнью.
Поля идет по запыленной дорожке в сторону магазина, сжимая платок в кармане.
Её здесь никто не знает, но она здоровается. Правда встречается ей кто-то очень редко. Деревня умирает потихоньку…
Раньше магазина взгляд цепляется за церковь. Сердце снова взводится.
Ужасно это, наверное, но ей страшно в церковь заходить. Не уверена, что имеет право. Слишком много зла сделала. Слишком большого зла стала причиной.
Но ноги несут.
Прежде, чем потянуть на себя тяжелую дверь, Полина повязывает платок и крестится. Больно из-за того, что прошлые поступки так не отрежешь, как волосы.
Зайдя, Полина опять замирает. Смотрит вокруг, осознавая, что помнит каждую мелочь здесь Каждую не изменившуюся деталь. И роспись. И запах. Вроде бы у всех церквей один, а сейчас кажущийся особенным.
Полина не думала заранее, что будет делать. Поэтому ненадолго цепенеет.
А потом слышит шаги, видит священника… И цепенеет сильнее. Опускает взгляд и склоняет чуть голову.
Чувствует себя невежеством, но сбегать поздно.
Шаги приближаются, её дрожь усиливается…
Начищенные черные ботинки останавливаются в шаге от неё. Поверх них лежит подол черной же рясы.
– Добрый день, Полина… – Секунду назад ей казалось, что глаза навечно к полу примагничены, а вдруг взлетают.
 
Что в её взгляде – понятно. Удивление. А вот отец Павел смотрит с пониманием и улыбкой. Она тоже помнит его имя. Но он для неё – единственный венчавший их с Гаврилой батюшка. А она – одна из десятка, может сотни, а может и тысячи.
– Здравствуйте, – Поля здоровается, её щеки загораются. Сердце снова ноет. Он её запомнил, как жену Гаврилы. А она так легко когда-то поверила, что их венчание – ни о чем.
– Ты помолиться пришла? Если да – не буду мешать… – выждав несколько секунд, отец Павел деликатно уточняет, готовый действительно оставить в покое, но Поля мотает головой, сильнее смущаясь.
– Я не очень умею. Пришла, чтобы вспомнить, наверное. А может и правда помолиться…
– Я рад, что ты пришла. Спасибо…
Её не за что благодарить. Совсем не за что. Горло сжимается. В ней слишком много чувств.
– Это вам спасибо. Я знаю, вы Гавриле помогли, когда ему было плохо. Я обещала, что в горе не брошу, а пришлось вам за меня…
Отец – не психолог. И уж тем более не её. Не должен ни совесть облегчать, ни оправдания выслушивать, но Павел не перебивает, не кривится, не вздергивает нос. Всё так же улыбается, внимательно слушая.
Его улыбка – особенная. Безгранично располагающая.
– Он за тебя себя корит. Ты за него… Вот ведь два сапога… Когда вы просто радоваться друг другу будете, Полина?
Он даже вычитывает как-то нежно. Улыбкой заражает. Сушит слезы. Ответа не требует.
– Гаврила тоже приехал? – После недолгой молчаливой паузы снова спрашивает сам.
Поля кивает.
– Он спит, а я в магазин хотела. Шла в него, к вам занесло.
– Просто так не заносит. Значит, и сюда тебе тоже нужно было. Может ко мне. Может не ко мне…
Павел пожимает плечами, кивая назад. Туда, где алтарь. Полина вспоминает о своем страхе. И о боли тоже.
Становится серьезной, вздыхает:
– Скажите, пожалуйста, а как молиться за ребенка, который не успел родиться? – эти слова даются очень сложно. На глазах снова выступают слезы.
Поля не уверена, что когда-то переживет. Ей даже молиться страшно. Вдруг там развернут её слова обратно по ненадобности?
Но Павел не разворачивает – объясняет. А потом оставляет одну, позволяя и выплакать немного, и с богом поговорить.
Выйдя из храма, Полина чувствует себя сбросившей пару грамм невидимого груза и со стойким желанием вернуться. А лучше – возвращаться.
В магазине Полино сердце снова заводится. За прилавком стоит та же женщина. Роза. Она постарела, не светится улыбкой и даже отдаленно не напоминает отца Павла, но и её вид Полину тоже трогает.
– Здравствуйте, – девушка здоровается и блуждает взглядом по полкам, чувствуя ответный взгляд исключительно на себе.
Роза изучает её так, будто лицо кажется знакомым, а откуда – фиг поймешь.
– Скажите, а у вас не продается варенье? – Более глупого вопроса женщина, наверное, в жизни не слышала.
Проходится по Полине скептическим взглядом, фыркает:
– У всех погребы забиты. Кому оно здесь нужно? К нам городские не заезжают…
Полю между делом обвиняют сразу и в глупости, и в том, что городская, а ей так хорошо… Вообще невозможно настроение испортить.
– Может вы мне свое продадите? – она спрашивает, готовясь отдать любые деньги. Слишком хочется Гаврюшу порадовать.
Роза продолжает смотреть, как на блаженную. Думает, наверное, что розыгрыш, но ни отказать, ни согласиться не успевает.
Двери снова открываются, Поля оглядывается, чтобы тут же растаять.
Это Гаврила.
– Вы посмотрите… Кого к нам ветром завеяло-то… – он ухмыляется и качает головой, заходя.
На подколку продавщицы не реагирует.
Приближается к Поле, прижимает к себе и клюет в щеку.
– По жопе, Поль. По жопе. Ты чего ушла?
– Я записку оставила…