Нерушимые обеты (СИ)

Саба. Сабина Агаларова – дочка нефтяного магната, которая когда-то стала для его любимой дурищи единственной отдушиной.
Он видит, как Саба выдыхает и сглатывает, когда он разворачивается и идет назад. Понятия не имеет, что ей нужно, но точно знает – это связано с Полиной. А значит похуй на всё. Он идет.
– Добрый день, мы не знакомы, но я…
– Я знаю, кто ты.
Сабина протягивает руку для пожатия, готовясь представиться, но Гаврила ее опережает. Проходит назад в фойе, придерживает за локоть, разворачивает и уводит в сторону, чтобы не мешать потоку стремящихся к турникетам людей.
Девушка не проявляет ни удивления, ни протеста. Позволяет Гавриле руководить. Выдерживает слишком внимательный и цепкий (Гаврила себя знает) взгляд.
– Ты знаешь, что он её бьет? – и пусть поговорить о чем-то хотела Сабина, первый вопрос задает он, сощурившись.
Это единственное, что крутится у него в голове в последнее время. Как так? Как так может быть, что ей норм, всем вокруг норм… И ему должно быть норм. Как?
Говорят, от физической боли у людей расширяются зрачки. От моральной тоже, потому что у Сабины они сливаются с темной радужкой. А у Гаврилы и не уменьшались с тех пор, как Полина оставила его на парковке.
Постоянная. Душевная. Боль.
Хуже физической.
– Поля запрещает вмешиваться. Она… Мне иногда кажется, она с ума сошла…
Сабина признается, смотря на Гаврилу с жалостью. А еще выглядит так, словно чувствует во всем происходящем свою вину. Как и он.
Они не знакомы – он ведь не представился даже, её на полуслове перебил, а объединяет их целый мир по имени Полина.
– Я просила её не дурить. Я знаю, что ты… Я про вас знаю. И я не сомневаюсь, что ты смог бы спокойно…
– Смог бы, конечно.
– Но она не хочет. Вбила себе в голову… – Саба бьет по виску, жмурится и головой мотает.
Не хочет договаривать, а Гавриле важно, чтобы договорила.
– Что? – он спрашивает, а потом прожигает взглядом лицо, собственной жизнью клянясь, что ответ получит.
Но Сабину не приходится пытать или уговаривать. Она вздыхает, сначала опускает взгляд вниз, потом поднимает и смотрит снова с извинением за боль, которую причинит:
– Что ты должен её забыть. А она должна там страдать.
– Зачем?
– Я не знаю, Гаврила… Я не понимаю…
Гаврила и сам осознает, что этот вопрос был уж точно не по адресу, поэтому на ответе не настаивает.
Держит за руку свой счастливый билет. Подруга любимой – что может быть лучше в его ситуации? Не отпускай. Пытай. Проси. Уговаривай. Будьте на одной стороне. Играйте и выигрывайте.
Но откуда-то в нем живет четкое понимание – с Полей так просто не будет. Он поэтому до сих пор еще на распутье. Не знает просто, как подступиться. Как развалить всё – прекрасно понимает. А поможет ли – не особо.
– Но это она попросила меня прийти… К тебе… Раньше запрещала, а теперь…
В глазах Сабины зажигается надежда. Она заразна, отзывается и в Гавриле тоже.
Он следит, как девушка открывает свою сумочку и достает оттуда конверт.
Протягивает, смотрит пристально.
– Он запечатан. Я не читала. Полина попросила тебе передать.
– Спасибо, – Гаврила берет, прижимает с хрустом к бедру, а в ушах уже слышится звук рвущейся бумаги.
Между ними повисает пауза. По лицу Сабины видно, она хочет сказать что-то жизнеутверждающее и мотивирующее, но как-то слова не находятся. Почему – Гаврила тоже понимает. И у него со словами голяк.
– Если тебе будет от этого легче, я стараюсь держать с ней контакт постоянно. Добиваюсь встреч хотя бы раз в неделю или десять дней. Её внешность редко вызывает у меня вопросы…
– Ты права, мне от этого не легче…
Сабина опускает голову и вздыхает.
– Прости, – извиняется так, будто здесь хотя бы в чем-то есть её вина.
На самом деле, нет. Виновные ходят и радуются своей ебучей жизни, пока те, кто ни в чем не виноват, свою жить не могут.
– Если я могу чем-то вам помочь – скажи. Я сделаю всё. Правда всё.
– Спасибо, – на предложение Сабины Гаврила реагирует пустой благодарностью. Потому что он даже сам не понимает особо, что может сделать.
 
Костя силой забрал свою Агату из её реальности и поместил в свою. Распорядился, как частью интерьера. Это чуть не закончилось ужасной трагедией.
У них с Полиной ситуация сильно другая. Он никогда не относился и не сможет отнестись к ней подобным образом. Но что там у неё в голове – непонятно. И это страшно.
– Я в кабинете почитаю. Спасибо.
Гаврилу так сильно подмывает открыть поскорее конверт, что он даже руки успокоить не может. Держится только на понимании, что лучше сделать это без свидетелей. Хуй его знает, что там написала его Полюшка.
Он скомкано прощается с Сабиной, выбросив её из головы в ту же секунду, как развернулся.
Снова проходит через турникет, оттуда – к лифтам. Заходит в один из пустых. Жмет кнопку этажа, стоит закрыться дверям и стартовать – жмет ещё раз. Аварийной остановки.
Ничего страшного. Чуть подождут.
А сам разворачивается спиной к зеркальным створкам и распечатывает.
Внутри – сложенный вдвое лист и еще какие-то документы. Он, конечно же, первым делом ныряет взглядом туда, где её ровный почерк.
«Гаврила, я пишу, потому что в лицо сказать не хватит сил. Сам знаешь – стыдная трусиха.
Пожалуйста, забудь обо мне. 
Я тебя умоляю, прошу, если бы помогло – встала на колени. Забудь и живи без меня. 
Между нами никогда и ничего уже не будет. Дело не в тебе и не в твоей любви. Неспособность ответить на нее по достоинству – один из главных моих провалов и грехов. Их было не так уж и много, но всеми я сделала больно тебе. Я не прошу за это прощать. Я сама себя за это никогда не прощу. 
Но смириться – очень прошу.
Я беременна. Отец ребенка – мой муж. Потерю еще одного человека внутри себя я уже не переживу. Пожалуйста, осознай, что я не уйду от Никиты. Не потому, что ты плохой. Не потому, что люблю его. 
А потому, что только так хотя бы этого ребенка я сохраню. 
Ты навсегда останешься самым светлым, что случилось со мной, но мой выбор уже не изменить.
Не делай глупостей, умоляю. Не забывай про Костю. Вы должны победить. Ты должен ему, а не мне. Он сделал для тебя куда больше добра, чем любой другой человек. Куда больше, чем я. 
Я очень верю в то, что вы победите. Сначала вы – потом добро. Просто будь собой. Быть собой. Это всё, что тебе нужно, чтобы иметь весь мир. Ты правильно сказал когда-то: я – твоя беда. Но ты рожден, не чтобы нести на плечах беду. Ты рожден, чтобы побеждать. 
П.с. Я знаю, что ты не поверишь мне на слово и будешь снова рыть землю, чтобы найти доказательства лжи. Но я не вру. Это сканы моей карточки. Моей беременности шесть недель. Это совершенно точно не твой ребенок. Он мой. 
Прости за всё. 
Я тебя отпускаю, отпусти и ты меня, пожалуйста.
Полина»
  
Глава 27
 
Лестница на второй этаж в Любичевском доме бабы с дедом всегда скрипела. Сколько Гаврила себя помнит – скрипела. Даже звуки не меняются. А ещё по тем самым звукам он с детства научился определять, кто поднимается.
Настька несется. Баб-Лампа ремня дать обещает. А может дед. Их нет всех уже. А звуки в голове до сих пор живут.
Сейчас поднимается он. Волнуется, как мальчик. А чувствует себя, как мужчина.
В нем что-то надломилось, но по-хорошему. Шутки в сторону. Его Полюшка носит ребенка. Они венчаны теперь. Навечно уже.
Он свой обет дал и не откажется. И она дала.
После лестницы – бесшумный путь до двери в комнату, которую он чудом успел сделать к её приезду.
Ему страшно было впервые в Любичи её везти. Страшно было в квартиру свою, съёмную. Страшно было хотя бы раз в её глазах увидеть брезгливость или осуждение. Просто потому, что Гавриле безумно важно была её вера в то, что он дотянется.