Ворожей Горин – Зов крови (СИ)
Ладно, заболтался я. Не о том история. В тот день после очередного «сопливо-слезливого» примирения с Веркой я почему-то быстро отрубился. Глаза слипались так, что я просто не смог дальше терпеть и вырубился прямо в зале, на Веркином диване, даже не раздевшись. Как ни старалась сестра меня добудиться, ничего у нее не вышло. Проспал я тогда целые сутки, Верке даже пришлось в моей комнате ночевать. Мне ничего не снилось, я просто пребывал в каком-то состоянии полного забвения. Словно из меня вынули жесткий диск, на котором хранились все мои воспоминания, переживания и опыт, а вставили его лишь под утро. И то лишь для того, чтобы моя операционная система загрузилась и, проанализировав ситуацию, приняла решение тащить свой ленивый зад на работу.
А что? Чувствовал я себя сносно, если не сказать хорошо. Поднялся я в пять утра безо всякого будильника и был практически свеж и бодр. Грудная клетка по какой-то непонятной мне причине уже не болела. Я полежал минут десять на диване, прислушиваясь к своим ощущениям, повздыхал в надежде ощутить знакомую уже боль от сломанных ребер, да и принял волевое решение не прогуливать работу. Себе дороже выйдет. Один день мне еще как-то простят, для более длительного больничного уже нужна справка. А для этого надо вызвать врача на дом, а то и самому в поликлинику топать. Нет уж, увольте, бывал я в наших поликлиниках.
К тому же в памяти вновь ожили образы, мерещившиеся мне накануне. Бабка Семенова в виде бесплотного сексапильного призрака, наш с ней разговор о силе, которой она меня якобы наградила — блин, приснится же такое! Мозг упорно отказывался принять за чистую монету события минувших суток. Однако каким-то внутренним чутьем я ощущал неладное. Объяснить это чувство очень трудно, его просто ощущаешь, и все. Так вот, я каким-то шестым чувством понимал, что все, что мне привиделось, имеет под собой вполне реальную подоплеку. Возможно, не все, возможно, лишь частично, но однозначно какая-то часть вчерашних событий мне все же казалась реальной.
Я вдруг в деталях вспомнил, как именно выглядела во сне новопреставленная бабка Семенова. И меня словно током ударило: а ведь проверить, она ли это ко мне являлась или же все было плодом моей больной фантазии, было проще простого. Мне всего-то и нужно было вернуться в больницу и наведаться в наш морг. Там я увижу покойницу и смогу сравнить. И это не то, о чем вы подумали — фигурка той Семеновой из сна, разумеется, ни в какое сравнение с тем, что я увижу в реальности, идти не будет. Дело в другом — во сне, я это помнил отчетливо, у девицы Семеновой над лобком были вполне себе заметные родинки. Располагались они так чудно, словно созвездие какое. Увижу — точно узнаю. Реальную бабку Семенову я голой никогда не видел и выдумать эти родинки мой мозг никак не мог.
План, в общем, был проще некуда. Я должен взглянуть на труп и сравнить его приметы с теми, которые бросились мне в глаза во сне. И если на оригинале не будет родинок или их расположение окажется иным, или они будут не такими и не в том количестве, то есть если я хоть на секунду засомневаюсь, то можно будет смело списывать все эти видения на гипоксию мозга и посттравматическое психическое расстройство.
Верку я будить не стал, так рано она никогда не просыпалась. Хватит с нее вчерашних скандалов и потрясений, пусть дрыхнет. Я опять поймал себя на мысли, что занимаюсь гиперопекой. Это же она вчера накосячила, а потому огребла заслуженно. Ан нет, все одно — жалею. Надо бы с ней как-то построже, что ли. А то я ее так никогда на ноги не поставлю (во всех смыслах) и замуж не спихну. Не жить же мне всю жизнь с сестрой!
Приняв душ, наспех позавтракав и выпив чашку кофе, я вылетел из дома. Пока бежал к метро по морозу и ехал в душном вагоне, думал о странных вывертах и метаморфозах человеческого организма. Бывает, и живешь по расписанию, и питаешься, как положено, спортом занимаешься, а все одно — чувствуешь себя как собака побитая. Неделями, месяцами не отпускает тебя накопленная за годы учебы и работы усталость. А тут, после такого мощного стресса, мой организм просто распирало от бодрости. Хотелось куда-то бежать, хотелось активности, действия, продуктивных результатов. Такое чувство было, что чем бы я ни занялся сегодня, все удастся. И я сейчас даже не про медицину говорю. Была у меня какая-то внутренняя уверенность во всем, что я делаю и о чем думаю. Залез бы сейчас на биржу — наверняка сорвал бы банк. Занялся бы разработкой стартапа — по любому бы выстрелило. Да куда там — была какая-то дичайшая уверенность в том, что любая несуразная дичь, какой ни займись, все в моих руках сегодня превратилось бы в золото. Хоть книгу пиши — бестселлер века выйдет, хоть в сомнительную историю с криптовалютами влезай — что ни купишь, то на порядки вырастет за пару лет.
Всегда бы таким бодрым быть. Интересно, это так гормоны стресса на организм влияют или же мне Зубков все-таки вколол что-то наркотическое, пока я в отключке был? Кстати, это многое бы объяснило. Как я об этом раньше не подумал? Надо будет у него спросить.
До больницы я добрался довольно быстро — повезло, что проснулся рано. Ввиду профицита времени срезать путь по той малоприметной тропинке между домами не стал, мало ли что. Снаряд, поговаривают, дважды в одну воронку не падает, но лучше не рисковать. Времени на расхлебывание очередного геморроя у меня сегодня не было. Уже на территории стационара мелкими перебежками от здания к зданию я прокрался к нашему моргу. Удалось остаться никем не замеченным, что меня порадовало. Мой нездоровый интерес к трупу бабки Семеновой наверняка не остался бы без внимания, узнай кто, что я приперся на работу чуть свет только ради того, чтобы полюбоваться на ее обнаженное мертвое тело. Это даже для меня самого выглядело странно. Утро сгладило все острые углы моего вчерашнего восприятия мира и заставило смотреть на вещи со всем возможным в данной ситуации скепсисом. Если вчера я еще не знал, верить ли мне собственным глазам и ощущениям, то сегодня весь тот бред, что со мной творился в последние сутки, казался мне именно что бредом чистой воды. Я был почти уверен в том, что увижу покойницу и выдохну с облегчением, не обнаружив на ней искомой россыпи родинок.
На часах было начало восьмого — лучшее время для исполнения задуманного. Врачи-патологоанатомы на службу еще не пришли, в морге дежурил лишь средний медперсонал. С этими ребятами договориться всегда проще. Вопросов они, как правило, не задают — мало ли какой доктор чего для посмертного эпикриза не углядел на своем покойнике. А даже если и спросят, у меня была железная, а главное, правдивая отмазка — вчера, мол, во время реанимационных мероприятий мы забыли снять с пациентки украшение. Вот, зашел перед работой посмотреть на последствия. Причем интересуюсь не для себя, а по поручению того, кто реанимировал. Сильно я сомневался, что санитар из морга решится проверять мою версию, а даже если и позвонит в отделение реанимации, то Зубков обязательно все подтвердит. Он же про цепочку на шее покойницы был в курсе, стало быть, все в рамках придуманной мной легенды. Ну и если след от цепочки на шее будет слишком уж в глаза бросаться, можно будет попросить подмазать его гримом, чтобы у родственников лишних вопросов не возникло.
Открыли мне лишь на четвертом звонке, я даже замерзнуть успел.
— Чего тебе? — послышался заспанный голос дежурного санитара.
Я сбивчиво объяснил цель своего визита. Заспанный сотрудник морга пристально посмотрел на меня через узкую дверную щель, стараясь, видимо, припомнить мое лицо, но после все же пропустил в темный и довольно тесный коридор старенького здания. Заперев за мной входную дверь и показывая, куда идти, он поинтересовался:
— А чего вам всем до этой бабки?
— В каком смысле «вам»? — не понял я вопроса.
— Да вчера с этой Семеновой все бегали, сегодня чуть свет уже ты приперся, — объяснил мне санитар. — Знаменитая бабка какая-то, что ли? Так смотрю — не припомню. Актриса?
— Ну, да, — задумчиво ответил я, пытаясь сформулировать свой следующий вопрос наилучшим образом, — в некотором плане культовый персонаж. А кто, прости, вчера ею интересовался?