Пообещайте мне любовь (СИ)

Но мысли у него ушли куда-то совсем не в ту сторону — не стоит думать о грустном, а то накличешь. Видимо, все дело в том, что он здорово возбудился во время этого представления — никогда бы не подумал, что Хельга в такой роли ему настолько понравится. А погружение в образ несчастного инопланетника было почти полным, и он искренне смущался и злился, когда его хватали за задницу в узких штанах, когда он ощущал себя полураздетым перед возбужденными женщинами. А ведь бедняге пришлось бы терпеть все это целый месяц… тут он не выдержал, и рассмеялся.
— Что это тебя рассмешило? — удивилась Хельга.
— Простите, госпожа, — он попытался успокоиться, — как представил, через что этому бедняге пришлось бы пройти, и очень его пожалел!
— То есть, тебе не нравится?
— Мне нравится, госпожа, а вот инопланетнику — нет! — Эрик искренне веселился, Хельга, кажется, не сердилась, и была совсем не против его шуток.
— И что же не понравилось бы инопланетнику? — хищно улыбнулась она, прекрасно зная ответ. — Вот это, например? — и она собственническим жестом погладила его пониже спины, с особым удовольствием уделив внимание игрушке, которые ощутила под пальцами.
— Вот это бы ему точно не понравилось.
— Хм, а тебе? — задумчиво поинтересовалась женщина. Пока Эрик пытался определиться со своими ощущениями, она продолжила: — Попроси меня!
— Как попросить? — Эрик не очень понял, что она хотела.
— Как положено, на коленях.
Эрик помедлил, собираясь с мыслями и уговаривая себя, что он сейчас играет, и это не укрылось от Хельги. Ей было понятно, что мужчина пересиливает себя, хотя это действие должно бы быть отпечатано у него в подкорке головного мозга. Он так вжился в образ инопланетника?
— Нет, пожалуй, можешь не просить. Займемся другим.
Эрик со смесью облегчения и неясного беспокойства вернулся в прежнее положение.
Хельга с улыбкой подошла ближе и взялась за зажимы. Оказалось, что мужчина уже претерпелся к боли, причиняемой ими, а, вот, когда она сняла их один за другим, ощущения вернулись, достаточно острые.
Эрик тренировал выдержку, точнее, вспоминал юность и обучение владению собой, а она уже отошла к небольшому холодильнику и достала оттуда формочки со льдом.
— Малыш, как ты думаешь, для чего это? — улыбнулась она.
— Надеюсь, что для коктейлей, госпожа, — с опаской ответил Эрик.
— И для коктейлей, конечно, — она улыбалась все шире, — и не для коктейлей… Подержи-ка вот так, — она вручила ему по фигурно замороженной льдинке в каждую руку, и жестом показала, что он должен прижать их к своей груди.
Эрик понял правильно, прижал лед к уже очень чувствительным соскам, и тут же втянул воздух сквозь зубы, чтобы не издать ни звука — ощущения стали еще острее.
— Ложись сюда.
Он лег на спину на кровать, не зная, куда деть руки — лед почти растаял. Хельга взглянула на него и махнула рукой: «Можно убрать!»; а потом вышла в ванную, и вернулась оттуда… с горящей свечой в пузатом подсвечнике. На изумленный взгляд Эрика она ответила:
— А у меня подготовлено кое-что для тебя.
Воск со свечи капнул туда, где секунду назад еще был лед, и подарил Эрику очередные незабываемые ощущения — он чуть не закричал от неожиданности, но потом, прислушавшись к себе, понял: ничего, вроде, жив еще…
— Как ты? — Хельга убрала свечку и наклонилась прямо к его губам, словно выдыхая этот вопрос.
— Жив еще, — улыбнулся он, и потянулся за поцелуем. Ему это разрешили и ответили…
Несчастный инопланетник еще несколько раз почувствовал горячие капли воска на своей коже, но был уверен, что ожогов не останется, а вот дразнили его… дразнили его хорошо. Тем более, что продолжение порадовало обоих, и пленник страдал не зря.
* * *
«Как болит-то все», — поежился Эрик.
— Больно? — снова спросила Хельга, действительно переживая за него
— Честно говоря — да, — улыбнулся он. — Но я точно ни о чем не жалею. Кажется, мне понравилось… если только не каждый день — простите, госпожа! А вам понравилось, у меня получилось?
 
Он был настолько искренен в своем желании доставить ей удовольствие, хотя и ценой собственных неудобств, что Хельга рассмеялась, обняла и поцеловала его, хотя обычно ее не тянуло на нежности с мужчинами:
— Ну, ладно, пойдем, лечить буду, раз ты у меня героический инопланетник.
* * *
Кристиана
Ну, я привезла своего зверика домой. Кстати, никогда так мужчин не называла, попробовала сейчас — нет, могу говорить на публике, но я так о своих не думаю. Отец, Эмиль, братья, а теперь вот это приобретение…
Ильнар виду не показывает, но боится, конечно: его везут в новый дом, госпожа новая и непонятная, хотя после той ужасной для нас обоих ночи он чуть ожил.
Тогда я его вначале пожалела, потом возмутилась тем, как с ним обращались, потом снова жалела ночью, когда его буквально наизнанку выворачивало. Честно говоря, мелькнула гадкая мысль, что тот, из гаремной верхушки, кто забрал бы его на ночь для продолжения развлечения, заслужил того, чтобы парня на него стошнило. Только что бы с Ильнаром после этого сделали… был бы Верхний умный, вызвал бы лекаря, вот только никто из этих звериков мне умным не показался.
А я надеюсь, что выбрала себе умного мужчину, потому что, если он дурак, то избалуется от моего мягкого отношения очень быстро. Будет жаль, придется от него избавляться. Но, буду надеяться, интуиция у меня работает, и он не только экзотически красивый, но и сам понимает, что можно, а что нельзя.
Он, конечно, красивый, да еще и талантливый. Жду, когда он придет в себя, и покажет свой настоящий характер. В том, что характер у него есть, я, почему-то, не сомневаюсь: нельзя выступать с такой горячностью и самоотдачей, так заводить зрительниц, и быть при этом никем. Это сейчас его запугали, и он тише воды, ниже травы. Впрочем, беспрекословное подчинение я тоже люблю, и иногда, под настроение, я хочу, чтобы мужчина подчинялся мне в лучших традициях выдрессированных наложников. Надеюсь, что со своим первым, лично купленным мужчиной, я это получу.
Теперь вопрос следующий: Ильнара надо определить в наш гарем. У нас никогда не будет того ужаса, что я видела в его родном доме, хотя бы потому, что маме не все равно, что здесь творится, ну, и потому, что Старший — это мой отец. Вообще-то, я абсолютно согласна, что есть такие мужские экземпляры, с которыми надо поступать жестко и сразу ставить на место. Думаю, что на место их ставят, а как именно — это уже дело Старшего и его помощников. Но бессмысленную жестокость никто из нас не приветствует, поэтому за новенького я могу не беспокоиться. Но я все же беспокоюсь — не хочу, чтобы эти сияющие счастьем глаза, которые я запомнила еще в зале Совета, погасли совсем, чтобы его гордость растоптали окончательно.
Да, его здорово сломали в тот злосчастный день, но, надеюсь, не доломали окончательно. В общем, пойду папу порадую известием, что ему новая забота прилетела. Мама-то уже знает, она мне деньги для покупки давала; хотя и ей интересно увидеть мою покупку вживую.
А еще я попрошу одного человека помочь моему новенькому освоиться в и гареме, и в доме. Попрошу стать ему или другом, или Верхним — я ему доверяю. Я попрошу об этом Эмиля, маминого второго мужа.
Да, я всегда восхищалась своим отцом, его талантом, характером, поступками, тем, что он живет ради мамы и нас, детей. Но моя первая детская влюбленность — это Эмиль. Я никому об этом не говорила, ему — тем более, но потом, когда подросла и начала уже с более серьезным интересом поглядывать на мужчин, всех сравнивала с ним. И все проигрывали ему. Потому и каких-то серьезных увлечений у меня не было — не нашла я того или тех, кто бы мне подошел. Зато, благодаря Эмилю, я знаю, как мне нравится и как заводит это осознанное подчинение, этот легкий испуг перед женщиной, значимой для него — боязнь не угодить, разочаровать… Выдрессированная школами наложников покорность — это не то; и показная дерзость, чтобы заинтересовать госпожу — это тоже не то.