Зимние наваждения (СИ)
Вильяра чуть подумала — отмела предложение.
— Не советую. Пока я распутываю чары, обыденные заботы помогут Аю продержаться. А взаперти она скорее удавится или разобьёт себе лоб о стену. А смерть её не пойдёт впрок… Никому из нас!
Кузнец хмурился всё сильнее.
— Вильяра, ты так говоришь, будто на Аю не простой приворот, а чары родственной крови.
Мудрая криво улыбнулась:
— Ты сам это сказал, Лемба! А я скажу, что ты умён, и Стира хорошо учил тебя.
— Но это же…
— Беззаконие, наравне с живоедством.
— Вильяра, она принесла поганые чары в мой дом… Нет, ладно, я сам привёл эту погань в дом. Ну что за затмение на меня тогда нашло!?
— Запретные чары цепляют за слабину: у кого какая есть. Ты, Лемба, вовремя не похоронил Яли, вот тебя и повело на похожее личико. Так повело, что ты влез в ловушку, не думая.
Лемба молчал долго. Молчал, гонял по скулам желваки, сопел, как разъярённый рогач. Возможно, слал кому-то зов, возможно, просто переваривал известия. Наконец, переспросил, неожиданно спокойно.
— Вильяра, как ты думаешь, этот силок ставили на меня или на кого попало?
Любопытный вопрос! Мудрая сама уже им задалась, но внятного ответа не нашла.
— Я думаю, если бы твои тесть с тёщей добивались чего-то именно от тебя, они бы не исчезли из твоей жизни после свадьбы. Но может, им довольно было подсунуть тебе гнилую рыбу вместо свежего мяса?
— Сти уже больше трёх поколений не воюют с Вилья, не делят пограничные дома. А других обид, чтобы мстили, не гнушаясь беззаконием, мне на ум не идёт, — сказал Лемба.
— Мне тоже. Но я буду думать и выведывать. Пойду за зеркалом. А ты пока постарайся вспомнить вашу первую встречу с Аю.
— Чего припоминать? Споём с тобой песнь разделённой памяти, и ты сама увидишь, как было.
— Или так, — согласно кивнула Вильяра. — Когда вернусь.
[1] На наш счёт, с 6–7 и 12–13 лет.
Глава 2
Мудрая Вильяра закрыла глаза, а открыла их уже перед воротами дома Стекольщиков.
Никто на Голкья не работает по стеклу лучше старого мастера Арна! Смолоду видит он сны об иномирном селении, где почти не бывает снега, жители плавают между жилищами на лодках и варят прекрасное узорчатое стекло. Когда сновидец Арн смотрит глазами чужих мастеров, он знает об их ремесле всё, что знают они. А просыпаясь, припоминает и старается повторить увиденное. Зиму назад он осуществил давнюю свою мечту: выучился делать плоские, ровные стеклянные пластины и наносить на них серебро. Нет в мире более совершенных зеркал! Один у них недостаток: легко бьются, поэтому Вильяра не позарилась на новинку, а таскает в кармане старинный полированный металл. Но для Аю она раздобудет её мечту и наложит свои чары.
Вильяра стукнула кулаком в ворота, ей сразу отворили. Двое охотников, стороживших вход, поклонились мудрой и молча, почтительно вытянулись перед ней, ожидая, когда она огласит цель посещения.
— Проводите меня к Арну, — велела Вильяра. — Мастер дома?
— Дома, — ответил стадший из сторожей. — Пойдём, о мудрая Вильяра, я провожу тебя в мастерскую.
Мастер Арн был занят: сквозь длиннющую трубку выдувал пузырь из раскалённого, оранжево светящегося стекла. Двое подмастерьев сновали вокруг, помогая ему наплавлять на пузырь какие-то мелкие цветные штуковины. Любопытно, будет ли это узорчатый светильник, или мастер вновь сочиняет что-то невиданное? Судя по мимолётной досадливой гримасе, Арн не желал отвлекаться от своего дела даже ради мудрой. Вильяра приветствовала его и успокоила, что готова подождать: здесь или в гостевых покоях. Она любила смотреть на чужую работу, но слышала, что мастер терпеть не может посторонних глаз в мастерской. Что и подтвердилось.
— О мудрая Вильяра, Рунка проводит тебя в гостевые покои и распорядится, чтобы тебе подали лучшей еды. Я приду к тебе, как только закончу.
— Хорошо, я подожду, — Вильяра подпустила в голос чуточку недовольства.
— Прости, о мудрая! Если ты спешишь, я прервусь немедленно. Но мне очень жаль бросать полработы. Никто не доделает за меня, и заготовка пропадёт.
— Не бросай ничего, о почтенный Арн, я подожду в гостевых покоях. Рунка, найдётся ли у вас в доме мясной отвар и толчёная сыть?
Ожидая Арна, Вильяра успела не только пообедать, но и немного подремать, чисто для отдыха. Мастер вежливо разбудил её мысленной речью, а чуть погодя явился сам.
— Что привело тебя под своды моего дома, о мудрая Вильяра?
— Я давно не бывала у вас, мастер Арн.
— Да, о мудрая! Со времён твоего ученичества. Мы рады видеть тебя без наставника, да совьются и расплетутся перед ним щуровы тропы.
Хорошо сказал! И почтение Вильяре выказал. И намекнул, что Старшему Наритьяре здесь были не рады. Зато, рады теперь, что он отправился к щурам.
— Да унесут его стихии, — отозвалась мудрая, желая своему наставнику наиполнейшего упокоения.
Арн коротко усмехнулся и тут же снова сделал почтительное лицо. Хитрый старик! А чего и ожидать от главы дома на девятую или десятую зиму его жизни?
— Мастер Арн, для ворожбы мне понадобилось твоё зеркало. Достаточно большое, — Вильяра показала руками размер. — Найдётся ли у тебя такое?
Мастер тяжело вздохнул:
— Прости, о мудрая, я давно не делал новых зеркал. Пойдём, покажу, что у меня осталось.
В кладовке при мастерской осталась кучка не совсем удачных проб на полках и единственное зеркало на стене: огромное, светлое, прекрасное, в узорной оправе из меди и золота. Будто привет из какого-то тёплого, солнечного мира, где травы круглый год расцветают вокруг родников, и нежные красавицы задумчиво любуются на свои отражения. Вильяра увидела — без слов поняла, почему Арн не пожелал расставаться с этим своим изделием. И сейчас не желает, но не посмеет отказать хранительнице клана.
Вильяра взглянула в зеркало, пригладила гриву, поправила серёжку мудрой в ухе. Чистейшее, без изъяна, стекло отражало усталое, осунувшееся, напряжённое лицо. Вильяра вздохнула и улыбнулась: зеркалу, себе в зеркале, заглядывающему через плечо мастеру.
— Арн, ты поразил меня! Даже во сне я не видала более совершенных зеркал! И работой златокузнеца я восхищена, наравне с твоей. Но эта красота — не совсем то, что мне нужно. А пробы твои — совсем не то. Я ищу просто хорошее зеркало, в две трети этого, в самой простой оправе. Чтобы оно не манило в чужедальние миры, а отражало Голкья, как есть.
Арн не скрыл радости и торжества, расцвёл улыбкой:
— Ты поняла, о мудрая! Вот потому зеркало висит здесь, а не у кого-то из моих жён. Им я сделал попроще: в точности, как ты сейчас говоришь. Давай, я проведу тебя по покоям, и ты выберешь, какое тебе больше понравится. В золотой оправе, в медной, в серебряной?
— В серебряной. Так лучше для моей ворожбы.
— Тогда я просто принесу. Или ты, о мудрая, желаешь обойти дом и проверить защитные чары?
— Для проверки мне достаточно постоять в средоточии чар. Отведи меня туда.
Через шестнадцатую солнечного круга[1] Вильяра покинула дом Стекольщиков с плоским, увесистым свёртком в руках. Зеркало, именно такое, как она искала. Осталось наложить на него свои чары и вручить Лембе уже не просто посеребрённое стекло — амулет.
Старый прошмыга Латира умел и любил делать амулеты из обыденных вещей. Знахаркина дочь смотрела — запоминала, а кое-чему он её нарочно учил и давал попробовать. А после посвящения наставник бранился и переучивал по-своему. Мудрая Вильяра сложила вместе их уроки, да ещё нахваталась от Альдиры. Даже немного от Нимрина. Хватит ли ей знаний и опыта, чтобы создать зеркало, которое отразит настоящую Аю, не зачарованную родичами? Должно хватить, и лучшее место для такой ворожбы — логово старого прошмыги. Вильяра потихоньку обживает его, хотя обитает пока в основном у Лембы. Но в дом Кузнеца — уже с готовым, зачарованным зеркалом.