Отравлен тобой. Искупление (СИ)
Голос Стефании разносится по дому. Я выбегаю из комнаты навстречу подруге и тут же крепко её обнимаю.
— Рада, что ты приехала! Проходи скорее, я поставлю чайник.
— На улице сегодня просто чудесно. Солнышко изумительное, но я, честно говоря, уже хочу назад в Марокко, к океану, — улыбается Стефа, стянув с себя шубу. — Как твоё здоровье? Поправляешься?
— Да, неплохо себя чувствую. Голова уже не болит.
Мы с подругой проходим на кухню. Я ставлю чайник и достаю снеки из шкафа.
— Вот здорово. А ещё здорово, что ты решила переехать к Ренату, — хихикает Стефания.
— Это временно. Просто чтобы в больнице не оставаться.
— Нет ничего более постоянного, чем временное.
— Перестань!
— А что? Я серьёзно! Он же с ума по тебе сходит, Рин...
— Моих родителей ты так не защищаешь, хотя они тоже пытаются со мной помириться.
— Я вообще считаю, что тебе стоит научиться прощать людей. И родителей, и Рената. Все облажались, и все из кожи вон лезут, чтобы вернуть тебя в свою жизнь.
— Как ты себе представляешь, что я выберу кого-то из них? Всех выбрать не получится.
— Почему это? — Стефа хватает печеньку и суёт в рот. — Им не обязательно друг с другом общаться. Главное, что ты будешь общаться с каждым из них. Прости их, Рин. Однажды, ты поймёшь, что это здорово, что они все же есть в твоей жизни.
Закусив губу, я перевожу взгляд на бурлящую в чайнике воду. Примерно такое же бурление у меня в сердце. И как его остановить — не ясно.
— У твоего отца скоро день рождения. Мой папа приглашён. Нас с Игнатом, конечно, не позвали. Ты пойдёшь?
Разумеется, мама звонила мне, чтобы напомнить... Будто я могу забыть.
— Пока не уверена, — пожимаю плечами. — Понимаешь, я не могу смириться с тем, что они сделали... Не могу и всё...
— Мне жаль, что так вышло. Но нужно двигаться дальше. В конце концов, они твои родители.
— Кто сказал, что этого достаточно?
— Ты слишком категорична.
— Вот и не правда.
— Правда... И ещё, знаешь, что Ренат сказал Игнату?
Я тут же подбираюсь, так как общение Севера с другом наверняка более откровенное местами, чем со мной.
— И что же он сказал?
— Что хотел, чтобы во время удара ты потеряла память и забыла про то, что знаешь про родителей. Забыла его. Чтобы тебе не было больно. И чтобы он мог начать всё сначала. И что если бы у него была такая возможность, он бы не стал даже рассказывать тебе про шрамы и про то, что сделал твой отец с его папой. Чтобы ты могла любить родителей как и прежде.
— Этого не может быть. Он не мог такого сказать... — выдыхаю еле слышно, в упор глядя на подругу, которая выглядит максимально серьёзной.
— Это правда. Я слышала каждое слово. И только от тебя зависит, сможешь ли ты дать шанс кому-то из них. Хотя бы попробовать...
Глава 14
Глава 14
Марианна
Когда я в последний раз лепила снеговика? Наверное, ещё когда училась в школе. Но сейчас это здорово отвлекает от всяких мыслей. Особенно, если катаешь снег на такой красивой территории. Здесь действительно есть белки!
Я уже видела несколько. Они прошмыгнули мимо меня на ёлку.
Стефа пробыла у меня несколько часов. Было весело. Особенно выбирать имена для будущего малыша.
Мне даже стало интересно, как бы я назвала своего ребёнка. Когда-то ведь у меня будет малыш.
Любопытно, что образ в голове сразу всплывает темноволосой девочки с голубыми глазами или наоборот светловолосого мальчика с янтарными...
Видимо, моё подсознание тоже решило поизмываться надо мной, и скрестить облик Севера и мой, придумав, как будут выглядеть наши будущие дети.
Что значит, будущие? О чём ты, Рин?!
Лучше думай о белках...
Дать шанс... А если Стефа права?
Проклятые мысли всё равно никуда не деваются.
Но когда я пытаюсь представить жизнь, где до самого конца нет больше никого из них, ни Севера, ни родителей, мне почему-то становится невыносимо больно внутри. Будто эта жизнь не моя, или просто мне не подходит.
Закончив катать верхний снежный шар для снеговика, я довольно ставлю его на место. Готово! Осталось притащить морковку и ягоды для глаз.
Моё внимание привлекает рыжий пушистый зверёк, пробежавший мимо моего снеговика к ели.
Вот ты где!
Рассмеявшись, подбегаю к стволу и тяну руку к белочке.
— Иди сюда, не бойся. Я тебя чём-нибудь угощу. Слышишь?
Но бельчонок отказывается спускаться.
Слишком высоко. Я не дотянусь.
Осматриваю подножие ели, нахожу небольшой выступ, и решаю встать на него ногами, ухватившись рукой за широкую ветку.
— Эй, можно я тебя поглажу? — снова тянусь к белке, но та только выше убегает. — Вот же черт! — выругиваюсь себе под нос и чувствую, как нога соскальзывает с выступа.
Я судорожно пытаюсь крепче ухватиться за ветку, но только рву перчатку и лечу вниз на снег, правда, упасть не успеваю, потому что сзади меня подхватывают чьи-то крепкие руки и прижимают к груди.
Руки могут принадлежать только одному человеку, потому что только на него реагирует моё тело.
— Совсем о своём здоровье не думаешь? Тебе сейчас ни в коем случае нельзя падать, — горячее дыхание проходится по моему уху, скользит по шее вниз к груди и вызывает табун мурашек.
— Я хотела поймать белку.
— И получить новое сотрясение?
Север ставит меня на ноги и разворачивает лицом к себе.
— Ты по жизни такая беспечная или только в последнее время?
— От моего ответа зависит наше дальнейшее общение?
— Просто решу, стоит ли приставить охрану поближе к тебе. Не в качестве ограничения твоей свободы, а в целях безопасности.
— Лучше скажи, понравился ли тебе арт-макет?
— Если бы ты следила за почтой, а не гонялась за белками, то знала бы, что понравился. Я прислал ответ.
— Правда? Тогда я пойду доделывать работу, — пытаюсь обойти Рената, но он удерживает меня руками за талию.
— На сегодня достаточно работы.
— Я работала всего пару часов.
— Этого хватит. Лучше долепи снеговика. Надеюсь, это не меня ты представляешь с таким пузом и маленькой головой? — Ренат склоняет голову набок, разглядывая моё скульптурное произведение искусства.
— Конечно, тебя. Пузо — это твоё самомнение. А маленькая голова — твои шансы на моё прощение. Осталось определиться с размером морковки и куда её лепить. Ниже пуза или на голову.
Губы Севера трогает открытая ухмылка.
— Ты же видела в купели. Не притворяйся.
— Чегооо? Ничего я не видела. Я туда даже не смотрела!
— Я видел, что смотрела.
— Нет! — бью Севера кулаком в плечо. — А если и посмотрела, но ничего не увидела, то размер морковки очевиден. Решено. Пойду возьму с кухни микро-морковь.
— Значит микро?
— Именно так. Микро, — делаю жест пальцами, изобразив крохотный размер, важно при этом кивнув, после чего снова пытаюсь обойти Рената, но он вдруг хватает меня на руки и перебрасывает через плечо.
— Ты что творишь?! Север! Поставь меня на место!
— А как рукой у океана трогала, помнишь?
Я бью его ладонями по спине, пока он широкими шагами направляется к дому.
— Не помню! Ничего не помню!
— Сейчас вспомнишь.
— Ты обещал не принуждать!
— А я не принуждаю. Это просто часть плана.
Зайдя в дом, Север усаживает меня на стол и становится между ног.
— Ты не сделаешь того, чего я не хочу!
— Именно так. Поэтому, скажи, что ты не хочешь, чтобы я поцеловал тебя, хабиби, — он стягивает порванную перчатку у меня с руки, обхватывает моё запястье и кладёт руку себе на живот, под рубашку.
За воротом пальто и под тканью рубашки его кожа горячая, раскаленная как металл. Мои пальцы мгновенно начинают плавиться.
— Я не хочу, чтобы ты меня целовал! — вздергиваю подбородок и смотрю прямо ему в глаза.
— Врушка, — улыбается Ренат и запечатывает мой рот поцелуем.