Циничный Алхимик (СИ)

Почему я так на ней зацикливаюсь? У тех, кто попробовал Лизины печенья, этот вопросы бы никогда не возник. Она настоящий кулинарный гений, а это значит, что можно будет создать «лакшери» бренд и толкать её творения среди соседей за большие бабки. Я уверен на все сто сорок шесть процентов, что они будут разлетаться, как горячие пирожки.
Когда мы окончательно согласовываем ремонт и переоборудование пекарни, я прошу насадить карликовых деревьев с пышными кронами, дабы отделить подъездную дорожку от остальной территории. Ещё мне нужны будут высокие кустарники в качестве дополнительного ограждения — не хочется, чтобы тот мелкий серафим или кто–то ещё глазел на меня, пока я тренируюсь. А закрываться забором как Болтоны — это не комильфо.
Альберт говорит, что основные работы они закончат уже до заката, всю базовую мебель в самые нужные комнаты они поставят сегодня. Остальное довезут завтра, а вот пекарня откроется не раньше, чем через несколько дней.
Я даю добро и покидаю территорию своего нового поместья. Внутри оно гораздо больше, чем кажется снаружи. Навскидку я бы оценил его в две или даже две с половиной тысячи квадратных метров, расположенных на трёх этажах. В таких хоромах я ещё не бывал, если, конечно, не считать замок Майерсов, но и там я был проездом. А теперь у меня есть собственный маленький дворец…
Одна крохотная мечта уже сбылась, но то ли ещё будет?
Сажусь в повозку и еду в свой теперь уже старый дом, чтобы обрадовать Бена с Лизой и выставить ту халупу на продажу. Вот риелтор обрадуется, когда меня увидит.
На выезде из Верхнего Города меня останавливает охрана. Я показываю документы на владение имуществом и беспрепятственно проезжаю дальше. Нужно будет как можно скорее покрасить повозку в красный, дабы и молва разлетелась, и тормозить меня перестали. Однако в первое время придётся доказывать, что я не тварь дрожащая, а право имею.
Возвращаюсь домой и первым делом приступаю к обеду. Сейчас нужно поговорить с Беном и узнать, какие обязанности он сможет на себя взять в новом поместье. Ещё нужно будет вместе с ним съездить в школу, где обучают элитных слуг, которые будут знать этикет и другие вещи, необходимые при общении в высших кругах.
Однако сперва нужно решить другой вопрос… Хотя это стоило сделать намного раньше.
— Слушай, Лиза, а расскажи… То есть напиши рецепт своего печенья, — уплетая стейк, прошу я.
— Вот, доча, возьми, — Бен отдаёт ей лист бумаги и карандаш.
Девушка садится напротив меня и начинает перечислять ингредиенты, необходимые для приготовления её божественного печенья. Я краем глаза вижу, что именно она пишет, а затем забираю листок и говорю:
— Серьёзно?! Это и есть твой секретный ингредиент?! — Лиза кивает. — Никогда бы не подумал, что такой вкус печенью придаёт именно…
  
Глава 21. Секрет молчаливого кондитера
 
— Бермутова трава… Из неё же готовят яд от насекомых и паразитов? — вспоминаю слова Эдварда и рецепт приготовления «соли». — Что–то часто эта трава стала мелькать в моём информационном поле… Лиза, разве настойка из бермутовой травы не опасна для человека?
— Если позволите, господин Рей, я поясню, — вклинивается Бен, стоящий рядом со мной. — Вы правы, обычно из этой травы делают яд, но при правильной обработке она превращается в безопасную эссенцию, которую моя дочь и добавляет в печенье вместо воды. Этой технике её обучила покойная матушка…
— То есть если во время готовки что–то пойдёт не так, то получится отрава? — вопросительно смотрю на Лизу, а она кивает. — Никогда бы не подумал, что яд может дать такой восхитительный вкус…
— Разгадка на самом деле проста, ведь если съесть бермутову траву, то сперва начнутся галлюцинации, а затем остановится дыхание, — поясняет Бен. — Её сок действует на мозг и нервную систему человека, а это позволяет эссенции обходить вкусовые рецепторы и мгновенно воздействовать на сам мозг. Другими словами, такой вкус — это не что иное, как иллюзия. Очень приятная и правдоподобная, но всё же иллюзия.
 
— Погоди… Получается, эту эссенцию можно не только в печенье добавлять?
— Лучше всего она взаимодействует с мукой, но при большом желании можно и в кашу добавить. Главное условие: основной ингредиент должен впитать в себя эссенцию, а также его нужно подвергнуть термической обработке.
— Так-с… — прикидываю в уме цифры. — Трава стоит копейки, как и другие запчасти от печенья, а продавать такую радость можно за баснословные деньги. Думаю, в правильном месте и с правильной рекламой можно будет впарить один килограмм где–то за пятьдесят серебряных, а то и больше!
— Вы меня извините, господин Рей, но кто в здравом уме станет покупать печенье за такие немыслимые деньги? — Бен хмурится и едва сдерживается, чтобы не назвать меня идиотом. — Если килограмм удастся продать хотя бы за один серебряный — это будет огромным успехом.
— Бен, ты ничего не понимаешь в маркетинге, а я на этом собаку съел.
— В чём? В маркетинге? — он пытается выговорить незнакомое слово.
— Печенье твоей дочери — это уникальный продукт, которого нет на рынке. И на этом же рынке присутствуют мешки с деньгами, которые уже не знают, чем ублажить свои вкусовые сосочки. При грамотном таргетировании и ограниченном выпуске мы сможем взвинтить цены до небес. Однако сперва придётся заработать себе репутацию, благо себестоимость копеечная. У меня уже даже созрел план…
Лиза мычит что–то невнятное и улыбается, а затем начинает писать. Я вижу, что она спрашивает про перспективы открытия пекарни и выражает готовность трудиться не покладая рук. Желание похвальное, если эта молчунья будет справляться на отлично и без косяков, то я даже подниму им с отцом жалование.
— Кстати, всё забываю спросить… — обращаюсь к Бену. — А вы не пробовали исцелить немоту?
— Господин Рей, я обошёл не один десяток целителей, но никто не смог нам помочь… — он подходит к дочери и гладит её по голове. — Все, как один, говорят, что горло и другие речевые инструменты в полном порядке. Признаться, мы уже смирились и привыкли. Да, порой это неудобно, и мужа для моей девочки всё никак найти не можем, но мы справимся.
— А она в детстве у вас на голову не падала?
— Причём тут это? — на их лицах появляется недоумение.
— Проблемы с речью могут быть вызваны повреждением мозга. Я, конечно, не врач, но это логичное умозаключение, ведь именно мозг в конечном итоге отвечает за наши действия, — продолжаю обедать.
— Когда Лизе было два месяца, они вместе с матушкой упали с лошади… — вспоминает Бен. — Но мы в тот же день залечили все раны.
— Раны — это внешнее проявление, а мозг находится внутри. Его повреждения вы могли пропустить, — вытираю руки и подхожу к Лизе. — Не шевелись.
— Что вы хотите сделать?.. — с тревогой в голосе спрашивает Бен и берёт дочку за руку.
— Попробовать одну задумку, — начинаю рисовать алхимический круг. — Реанимация! Клеточное Восстановление! Саморегенирация!
У меня уходит более десяти минут, и всё это время на кухне стоит гробовая тишина. Маны на лечение уходит очень много, но сегодня серьёзных трудностей не предвидится, а поэтому можно немного потратиться. Ведь даже если не получится, то Бен и Лиза должны оценить мои старания, что положительно скажется на их преданности.
Я заканчиваю лечение и прошу Лизу попробовать что–нибудь сказать. Судя по глазам ни она, ни её отец не испытывают особого энтузиазма. Скорее всего, эти двое уже давно смирились, что даже удивительно, ведь обычно надежда на лучшее живёт в человеческом сердце до тех пор, пока оно не перестанет биться.
— Ну же, Лиза, попробуй, — настаиваю я.
— Спасибо вам за старания, господин Рей, но я не думаю… — вежливо начинает Бен.
— П… Па… Па–па–а-а-а! — с трудом произносит Лиза.
— Но как?! — Бен аж вскакивает на ноги. — Как вы это сделали?..
— Па–па! — уже более уверенно говорит она. — Папа!
— Лиза… Я просто не верю своим ушам… — он обнимает её, и они оба начинают плакать от счастья.