Истории замка Айюэбао
В критический момент Синмэй предложила сформировать специальный отряд, вооружённый пистолетами. Она стала командиром отряда и комиссаром. Она обратилась к местному опытному охотнику с просьбой изготовить для отряда два увесистых ствола и научилась мастерски стрелять с обеих рук. На рукоятки пистолетов она повязала красную материю и носила оружие за поясом. Её спецотряд был малочисленным, но дерзким и отважным, их не пугала даже смерть. Уже за первый месяц его существования было покалечено двое бойцов: один остался хромым, второй — без глаза. Тем не менее предводительница отряда с характером львицы всегда сражалась в первых рядах, обладала храбростью и была способна на тонкий расчёт. «Партизанский отряд Мопаньшань» выступал против всего, что поддерживала «Бригада крови и стали». Самым популярным маневром тогда был захват кого-нибудь из высшего руководства противника. «Бригада крови и стали» всегда работала на опережение и потому легко захватила пленника. Его водили под конвоем несколько месяцев и запирали на старом топливном складе под тщательной охраной. У того командира была сломана нога, его сначала лечили травами, но вскоре снова отправили на скамью подсудимых. Партизанский отряд вынес на повестку дня вопрос спасения командира: было решено сбить с врага спесь внезапной ночной атакой, которую совершит специальный отряд. Комиссар Синмэй со всей скрупулёзностью разработала тщательно продуманный план, однако тот топливный склад располагался на неприступном участке, рельеф которого был удобен для обороны, но не для наступления, к тому же хитрый караульный держал в качестве сигнализации гусей, которые при малейшем движении или звуке поднимали страшный гогот. Неожиданная атака специального отряда была раскрыта, и завязался открытый бой. Когда боевые действия зашли в тупик, противник прислал подкрепление, и ни о каком успехе в битве не могло быть и речи. В критический момент Синмэй с пистолетами в руках одна бросилась в бой и вынесла на спине пленного командира, которого нашла лежащим на подстилке из соломы. Сзади преследователи открыли огонь из Арисаки, но, к счастью, ни одна из трёх винтовок из-за коррозии не сработала. Синмэй крикнула им в ответ:
— Я командир и комиссар специального отряда, я не боюсь смерти! — и с этими словами выстрелила из обоих пистолетов.
Преследователи повалились на землю, и только когда она вместе со своей ношей была уже в сотне метров от них, додумались открыть ответный огонь. В конце концов одна из винтовок выстрелила, и вылетевшая из неё пуля, хоть и не обладавшая мощным импульсом, всё же попала ей в бедро. По ноге заструилась кровь, но Синмэй, стиснув зубы, донесла спасённого командира на своей спине до самого лагеря.
Партизанский отряд спрятал вызволенного пленника в горах, в старой лесной хижине. Синмэй, залечивая свою рану, параллельно ухаживала за ним. К счастью, те старые винтовки стреляли слабо, так что злосчастная пуля вошла в ногу на глубину всего в один миллиметр и не причинила особого вреда. Общение между Синмэй и спасённым командиром становилось всё теснее, и она обнаружила, что он был вовсе не так страшен, как о нём говорили, и в целом, не считая его пристрастия к женщинам, его можно было назвать хорошим человеком.
— Можешь звать меня просто начальником, — сказал он как-то Синмэй.
Он был всей душой признателен ей за спасение. Оттопырив три пальца, он заявил:
— Если бы ты меня не вытащила, ровно столько мне бы осталось жить.
— Три месяца?
— Три дня.
Он рассказал, что когда-то обучался профессии полевого врача, и хотел непременно осмотреть рану на ноге у Синмэй. Ни о чём не подозревая, она удовлетворила его просьбу, но когда он потребовал снять нижнее бельё, тактично отказала.
— В медицине такие вещи — ерунда, — сказал начальник.
— Для меня не ерунда.
Это была единственная и спонтанная атака, но она стала одним из важнейших рубежей в жизни Синмэй. Когда закончился период смут и беспорядков, начальник вернулся в город и вскоре занял ещё более высокий руководящий пост. Чтобы выразить свою признательность за всё, что сделала для него та женщина — комиссар специального отряда, он отыскал её, привёл в свою семью и признал приёмной дочерью. Заключив её в крепкие объятия, он обливался слезами. Она задержалась у него ненадолго и вскоре вернулась в родные края. Однако через некоторое время руководитель тамошней местной администрации обратился к ней и пригласил её работать учителем в сельской школе, пообещав зарплату от государства. Это была завидная должность, так что Синмэй на радостях, прихватив с собой местных продуктов в качестве подарка, отправилась навестить начальника. Приехав к нему, она обнаружила, что он за то короткое время, что они не виделись, сильно растолстел и постарел, зато стал очень сердечным и дружелюбным. Он усадил приёмную дочь на диване подле себя и начал вспоминать ту ночь, когда много лет назад она спасла его.
— Ты всё ещё чувствуешь ту свою рану на ноге? — спросил он.
— Не беспокойтесь, начальник, всё зажило.
— Если ты не возражаешь, я бы хотел, чтобы ты стала моей невесткой.
Синмэй, не готовая к такому повороту, опешила, но затем ответила:
— Это большая честь для меня.
Начальник хлопнул в ладоши, и из соседней комнаты вышел молодой парнишка в распахнутой настежь военной форме. Склонив голову набок, он проронил:
— Вот эта? Я не хочу, — затем замурлыкал какую-то мелодию себе под нос и удалился.
— Бессовестная тварь, ничего не понимает! — ругнулся начальник, провожая взглядом сына.
Синмэй улыбнулась. Начальник взял её за руку и похлопал по плечу:
— Какое славное дитя, даже в такой ситуации улыбаешься.
Синмэй высвободила вспотевшую ладонь из его руки, подошла к стоявшей поодаль сумке и извлекла на свет топорно сработанный пистолет. Начальник вскрикнул и вскочил с дивана.
— Тогда я пользовалась двумя такими, — пояснила она. — Один я оставлю себе, а этот дарю вам на память.
Только тут начальник успокоился и принял подарок обеими руками. Синмэй, встав по стойке смирно, почтительно отсалютовала ему. На глазах у него выступили слёзы.
Рассказав Баоцэ о своём прошлом, Синмэй добавила:
— Я должна быть до конца откровенна с тобой, ведь мы будем вместе жить, и я не хочу ничего от тебя скрывать. Во времена, когда я была в «Отряде Мопаньшань», опасность подстерегала нас постоянно, и даже в самую суровую зимнюю стужу мы не покидали гор. От холода порой невозможно было устоять на одном месте, и чтобы как-то согреться, мы с однополчанами сбивались в кучу и грели друг друга своими телами. Что поделать, шла война. Все мы были молоды, не обошлось без инцидентов, и ремень на брюках был слабой защитой. У меня случился выкидыш. Ничего, что я это рассказываю?
У Баоцэ в голове гудело, с забитым носом он прогнусавил:
— Ничего. Но мне надо знать, сколько раз у тебя случалось это с теми людьми, ну, с твоими однополчанами, — спросил он, глядя в её искреннее лицо.
Она долго думала, перебирая пальцами, и наконец ответила:
— Раз семьдесят-восемьдесят, пожалуй. Но в конце концов расстались. Не судьба.
Баоцэ какое-то время мерил шагами комнату, озадаченно почёсывая затылок и время от времени глядя в окно на редкие созвездия. Синмэй сидела на кровати, подперев руками подбородок:
— Я понимаю, тебе нужно подумать. Само собой, это же на всю жизнь!
Походив по комнате минут десять-двадцать, Баоцэ взглянул на неё и сказал:
— Отпусти меня, мне надо вернуться в деревню, там крупное производство и дел невпроворот.
Синмэй со вздохом встала и, боясь, что он намерен вот так от неё сбежать, крепко сжала его руку:
— Баоцэ, ученик мой, послушай меня. Я всё для тебя продумала. Тебе нужно перенести своё огромное производство сюда, ведь здесь твой дом! Я буду помогать тебе, и старина начальник будет помогать! Не пройдёт и нескольких лет, как дело наладится и начнёт расширяться, и тогда даже сотне Саньдаоганов за нами будет не угнаться! Мой замысел принесёт успех, и я тебе его дарю!