Успеть сказать люблю (СИ)
— Добрый день, — предельно ровно проговорил Максим в трубку. — Нет, это не Костя, это Костин друг. Константин сейчас на важной встрече, но он просил меня брать трубку, если вы будете звонить, Иван Валерьевич. Вдруг какие-то новости… Да, слушаю.
Кровь, дыхание, время — в этот момент в Косте остановилось все. Все замерло.
А потом на лице Макса расцвела улыбка. Невероятно красивая, широкая, счастливая.
И Костя все понял.
Именно в этот момент, когда все самое страшное осталось позади, пришли слезы. Они его душили, он ими захлебывался, зло вытирал, но никак не мог унять. Макс стоял рядом, гладил по затылку и что-то говорил. Костя, оглушённый и ослепленный внезапно прорвавшимися слезами, не сразу смог разобрать слова.
— Угрозы для жизни больше нет.
Это были самые прекрасные слова, которые он слышал в своей жизни.
* * *Успокоиться Костя смог только после двух стаканов ледяной воды из кулера. Облился, конечно. Макс сидел напротив и смотрел на него, не пытаясь согнать с лица выражение идиотической умиленности.
— Уделался, как свин, — Костя неловко попытался стряхнуть капли с рубашки, но влага уже успела впитаться. — Как в таком виде к приличным людям на комитет ехать?
— Никак, — ухмыльнулся Максимилиан. — В больницу беги.
— А комитет? — нахмурился Костя. — Справишься один?
— Я только прикидываюсь тупым, — Малыш встал с места. — Если надо — соображу, как сложить два плюс два. Ты же шпаргалку написал?
— Да, — Костя кивнул на файл с листами, подготовленный на столе. — Вот.
— Ну и все. Управлюсь в одного, — Макс взял файл, помахал им Косте. — Лети, родной. Анечку от меня поцелуй в щечку.
Глава 11. Об этой новости
Об этой новости неделю
В порту кричали рыбаки
Разумеется, его не хотели пускать. Говорили, что не положено, нельзя, запрещено. Убедил. Не помнил, как — но был чертовски убедителен. Костя это умеет.
Да, я все понял, доктор. Да, и про пять минут тоже понял. Мне и одной хватит.
Хватило ему на самом деле нескольких секунд. Чтобы увидеть и внутренне обмереть от совершенно непонятного, но очень сильного чувства.
Аню он просто сначала не узнал. Голова замотана бинтами, с одной стороны торчат сосульками темные неаккуратные пряди. Кровоподтёк на половину лица. Запавшие глаза в обводе тёмных кругов. Запёкшиеся сухие губы. И вокруг нее в палате все белое, а еще капельницы и попискивающие приборы.
Страх вернулся. Снова будто вернулось то шоковое состояние. Аня выглядела… ужасно.
А чего ты хотел, Константин Семенович? Реанимация и тяжелое состояние никого не красят. А у Ани до кучи еще и черепно-мозговая — закрытая, лёгкой степени, но тем не менее.
Он, замерев поначалу на пороге палаты реанимации, сделал шаг. И Аня тоже словно отмерла.
— Костя! — сиплым и едва слышным шепотом. — Что ты тут делаешь?!
Он не мог ничего сказать и просто сделал еще шаг.
— Костя, зачем ты тут?! — в голосе Ани нарастала паника. — Не надо. Пожалуйста, уходи. Я ужасно выгляжу, да и нельзя сюда. Костя…
Она даже завозилась, словно пыталась встать, прикрыть лицо или еще что-то такое сделать.
А вот этого тебе делать никак нельзя, девочка моя.
В два шага преодолев расстояние до кровати, Костя опустился на предусмотрительно оставленный кем-то стул. Наклонился, чтобы лица стали совсем рядом.
— Костя, не надо, пожалуйста… — Аня уже почти плакала. — Не надо меня такой видеть, зачем ты пришел…
Ты же еще ничего не знаешь, любимая.
Аккуратно заправил прядь за торчащее из-под бинта ухо. Аня всхлипнула. И смотрела на него совершенно отчаянными глазами.
Ну что ты, все же хорошо.
Костя наклонился к ее уху и зашептал.
— Доктор сказал, что с ребенком нам надо подождать. Минимум год. А лучше два. Чтобы все у тебя там зажило как следует. Поэтому будем ждать и никуда не спешить. А вот со свадьбой ждать не обязательно. Как там говорят? — Костя едва заметно коснулся ее руки своей. — До свадьбы заживет. Полгода тебе хватит, чтобы все зажило до свадьбы?
Анечка начала дрожать. Костя отстранился. Слезы в любимых глазах. Да что ж такое…
Обхватил ее лицо руками, невесомо, едва касаясь, чтобы не сделать больно.
— Не плачь, пожалуйста. Не надо. Все самое страшное позади, — и, прижавшись губами к ее лбу, шепнул. — Я с тобой. Я тебя люблю.
Анька все-таки заревела. Он начал ее успокаивать. Она пообещала, что сейчас успокоится. Но все равно шмыгала носом и вытирала слезы со здоровой щеки о его плечо. Костя чувствовал себя абсолютно счастливым.
— Кость… — Аня снова заелозила щекой по его плечу. — А повтори еще раз. Пожалуйста.
— Я едва не опоздал, счастье мое, с этими словами, — Константин оттер пальцем уцелевшие капли у виска. — Но все же успел. Я тебя люблю. Я так боялся… Что не успею сказать, как я тебя люблю.
— Я вернулась специально, чтобы ты успел, — тихо-тихо ответила она. Костя тяжело сглотнул. Ну правда ведь, все хорошо уже, а откуда-то комок в горле. А Анечка продолжила его добивать: — Мне кажется, я тебя слышала. И я тебя тоже очень люблю.
- Тш-ш-ш-ш, — он прижал палец к ее губам. — Тебе не надо это говорить. Ты уже сказала. Теперь моя очередь.
Улыбка из-за прижатого пальца у Ани получилась смешная и кривоватая. А потом она аккуратно подняла руку, свободную от капельницы, коснулась его лица. Вглядывалась, словно видит впервые.
— Кость, ты в зеркало смотрелся? — задала Аня очень странный в данных обстоятельствах, по мнению Константина, вопрос.
— Конечно! Сегодня утром, когда брился. А что? Порезался?
— У тебя виски седые…
Они помолчали. Аня снова часто-часто заморгала. Так, ну хватит уже реветь, все, жизнь наладилась. Подумаешь, виски седые, мелочь какая.
— И что, седой муж тебе уже не нужен?
Аня улыбнулась сквозь вновь проступившие слезы.
И тут в коридоре за дверь раздались голоса. Громкие. Знакомые.
— О, Иван Валерьевич к тебе прорывается. С боем. Пойду, окажу ему поддержку с моря, — Костя едва ощутимо коснулся губами белого колючего бинта, но все равно чувствовал так, будто поцеловал теплую гладкую кожу. — До завтра. Люблю тебя.
— И я тебя, — шепнула эта упрямая женщина.
И Костя пошел оказывать поддержку с моря своему будущему тестю.
* * *— Ко-о-о-ость…
— Ась? — Константин был занят делом — обустраивал Анечке комфортное жилье на время пребывания в больнице. То бишь, настраивал телевизор, планшет и прочий вай-фай. А до этого разложил личные вещи по тумбочке и полкам в шкафу. К сожалению, Ане была прописана очень строгая диета, поэтому в плане кулинарных изысков особо разгуляться не было возможности, и обе представительницы старшего поколения — и Анина, и Костина мама — простаивали. Но успеют еще откормить будущую госпожу Драгину.
— Оставь в покое пульт и иди ко мне.
— Слушаюсь.
Они какое-то время посидели молча. Им в последние дни хорошо молчалось вдвоем. Словно научились говорить без слов. Просто смотрели. Он привык к ее голове, выбритой с одной стороны, где было подозрение на трещину в черепе. Она смирилась с его седыми висками. Друг для друга они были самые-самые.
— Слушай, ты знаешь, что с Нордом?
— А что с Нордом? — прикинулся непонимающим Костя.
— А я не знаю — что! Мне Толя ничего не говорит, ребята в питомнике тоже молчат как-то странно. И все ссылаются на тебя. Ты можешь объяснить, что происходит? И где Норд?
— Да все в порядке с Нордом, — демонстративно беспечно ответил Костя.
— Но в питомнике его нет!
— Верно. Он у меня живет.
Такого выражения искреннего, неподдельного изумления на Анином лице он никогда не видел. Ну вот, и мы смогли чем-то удивить, не все вам нас, Анна Ивановна.
— Но как? Почему?!
Костя не знал, что сказать, поэтому принялся поправлять ей одеяло. Недогадливостью Аня не отличалась, сообразила быстро.