Пламя смерти (СИ)

— А сейчас ступай, — колдунья ласково провела по его щеке. — Сделай то, что нужно, и вскоре мы уедем. А потом мы с тобой будем вместе. Навсегда. И я назову тебя своим господином. Но не забудь — никому ни слова.
Шаман, шатаясь, как пьяный, еле сумел выбраться из экипажа и отправился к своей повозке. Не успел он скрыться в темноте, как появилась Гилиан и подняла серый полог.
— Ну как?
— Грязное животное! — прошипела Силлит с искажённым от злости лицом. — Он лапал меня так, словно я кабацкая шлюха.
— Ради дела можно и потерпеть.
— Терпела-то я, а не ты, — огрызнулась Силлит. — Это ведь мне пришлось отвечать на его слюнявые поцелуи. К счастью, внушение подействовало раньше, чем дошло до дела. Зато я ему от души разодрала спину — пусть думает, что я пылала от страсти.
— Я не сомневалась в силе твоего таланта, сестра. Надеюсь, он сделает всё, как надо.
А Гарлик в полном смятении брёл к повозке. С одной стороны он должен радоваться — никто из мужчин на его памяти не мог похвастаться тем, что стал любовником Хозяйки Ковена. С другой — за обладание колдуньей он должен расплачиваться собственной жизнью, ведь путешествие к Лис-Эт-Ташу — занятие смертельно-опасное. Мало того, что там полно всяких тварей, так ещё и придётся идти через безводные пески. Правда, Хозяйка Гилиан обещала дать бурдюки, так что вопрос с водой можно считать решённым. Но где взять столько сушёного мяса и курта[1], чтобы хватило троим? Видимо, придётся красть у воинов. И если его застукают за таким неблаговидным занятием, то, как минимум, изобьют. А как максимум — отрубят башку.
Тут Гарлик вдруг вспомнил, что сказала Гилиан про еду. Она велела собрать еды для двоих. Для двоих! Но разве она сама не поедет? Шаман споткнулся о чью-то ногу и растянулся на земле. Не обращая внимания на ругательства лежащего воина, он поднялся и побрёл дальше, поглощённый своими мыслями. Получается, либо в Лис-Эт-Таш поедут он и Силлит, либо колдуньи поедут в столицу некромагов вдвоём. А он? Что они собираются сделать с ним?
Память услужливо подсказала ему историю скитаний отряда эмира Бертея, когда его воины убивали и съедали самых слабых, чтобы остальные могли выйти из пустыни. Уж не собрались ли колдуньи взять его в роли живой еды? Гарлик поёжился. А что, это вполне в духе Хозяек. Как выкрутиться из положения, в которое он попал, шаман совершенно не представлял. Отказаться он не может, а, поехав с колдуньями, рискует превратиться в обглоданный скелет. Причём, обглодать его могут как хищники, так и сами Хозяйки.
Вернувшись к своей повозке, он увидел тощего раба, сидевшего около раскрытого мешка с сушёным мясом. Бездушный активно жевал жёсткое мясо, запивая его водой из бурдюка. Гарлик хотел было закончить то, что собирался сделать до приезда Силлит — перерезать горло уже ненужному и обессилевшему рабу, когда его посетила одна интересная мысль. Ведь новые бездушные не появятся до тех пор, пока армия не вернётся в Эрмелек. А что, если взять с собой этого тощака? Еды ему нужно немного — какое-то время продержится, а когда окончательно потеряет силы, можно будет его предложить Хозяйкам. Тем самым Гарлик избежит участи быть съеденным. Главное, чтобы раб не подох раньше времени.
— Поднимись! — резко сказал шаман. — Стой и не двигайся.
Бездушный послушно выполнил приказ. Шаман осмотрел его и удручённо покачал головой. Похоже, он возлагает на него напрасные надежды. Бездушный слишком тощ и ослаблен, чтобы вынести хотя бы треть пути до Лис-Эт-Таша. А бросив взгляд на сбитые в кровь ноги раба, Гарлик окончательно убедился в этом. Нет, раб не проживёт достаточно долго, чтобы стать кормом, так лучше прикончить его прямо сейчас. Гарлик взялся за рукоять ножа, но выпустил её. Зачем торопиться, ведь перерезать ему горло он всегда успеет. В конце концов, можно отправить раба наворовать мяса у воинов — тогда самому Гарлику не будет нужды заниматься этим унизительным делом.
— Отдыхай, — буркнул шаман. — Когда прозвучат горны — залезешь в повозку. Со мной поедешь.
 
Дилль только удивлённо выпучил глаза, не понимая, почему вдруг шаман не только не прибил его за самовольное поедание припасов, но и разрешил ехать в повозке, а не бежать за ней.
[1] Курт — сушёный творог
  
Глава 19
 
* * *
Защитники Григота получили передышку. Гунвальд с удовлетворением отметил, что дела у хиваши явно пошли наперекосяк. Сначала их потрепали веирские вампиры, затем огромная толпа мертвяков, пришедших откуда-то с востока, не только не начала осаждать Григот, но, напротив, зачистила всю северную часть осаждающего лагеря и, лязгая железом, утопала в сумерки. Каршарец удивлённо смотрел вслед армии зомби и спросил у стоящего рядом Вальдора:
— Ты что-нибудь понимаешь?
Гигант пожал плечищами, отчего бронзовые защитные полоски звякнули, и ответил:
— Нет. И мне не нравится, что около Григота развелось так много мертвецов.
Гунвальду это тоже было не по душе, однако он счёл нужным заметить:
— Мне показалось, что те, которые разнесли северный лагерь хиваши, на нашей стороне.
— Возможно, — хмуро буркнул Вальдор. — Но сколько я себя помню, мы всегда дрались с мертвяками. С чего бы им становиться на нашу сторону?
Ближе к вечеру предположение Гунвальда подтвердилось. Каршарец увидел, как вернувшиеся хивашские конники в страшной спешке принялись сворачивать свои войлочные жилища и сжигать что-то ненужное на кострах, а хивашские ручные зомби, до того частоколом стоявшие между лагерем и Григотом, начали стягиваться к северной оконечности города. К моменту, когда наступили плотные вечерние сумерки, все хиваши уже умчались на юг, оставив под стенами города несколько тысяч зомби.
Защитники Григота радовались неожиданному снятию осады: и вампиры, и люди скакали, вопили от радости и потрясали оружием. Некоторые даже предлагали выйти на равнину и истребить толпу оставшихся зомби, но командиры охладили горячие головы. Гунвальд услышал, как Вальдор резко осадил воина.
— А если хиваши сейчас вернутся? Что ты, умник, будешь делать, когда перед тобой будут стоять зомби, а с тыла ударит конница?
Гунвальд, в голове которого тоже крутились мысли о сражении, был вынужден признать правоту Вальдора. Действительно, всё происходящее могло быть лишь хитрым хивашским планом по выманиванию защитников из города. Но вскоре оказалось, что хиваши на самом деле сбежали, а толпа их мертвецов осталась лишь для того, чтобы задержать преследователей. А преследователи появились — каршарец не мог разобрать, кто они, лишь с трудом различал в темноте непонятную колеблющуюся массу да слышал лязг железа. Ни боевых криков, которым воины сопровождают свои удары, ни рёва боевых горнов он не услышал. Но, тем не менее, на равнине перед Григотом шла схватка.
К Гунвальду присоединился Герон. Ослабевший, похудевший, с ввалившимися глазами, монах ничуть не напоминал того здоровяка, каким был ещё недавно. Друзья всматривались в темноту, пытаясь понять, что же там происходит. Гигант Вальдор поднялся на стену и коротко сказал, что северные посты сообщили о драке между мертвяками.
— Ничего не понимаю, — закончил он. — Похоже, каршарец, ты был прав. Те мертвецы, что днём прошли мимо наших стен, вернулись и теперь дерутся с зомби, поднятыми хиваши.
Час спустя битва неживых закончилась. В темноте перестал раздаваться лязг оружия, а потом Гунвальд услышал шорканье тысяч ног — это армия мертвецов отправилась на юг. До самого утра под стенами Григота больше не раздавалось ни звука. А когда взошло мутное солнце, Гунвальд увидел всадников. И если он не сумел определить их принадлежность, то стоящий рядом вампирский воин радостно воскликнул:
— Веирцы. Это их флаги.
Несколько отрядов веирских вампиров объехали Григот и скрылись. А затем появились новые всадники. Уж теперь-то Гунвальд сумел понять, кто это. Ситгарцы — штандарты с красным львом чётко это показывали. Не меньше тысячи конных. На стенах города раздались приветственные вопли.