Исчезнувшая пожарная машина (Человек по имени Как-его-там)

— Я думаю вовсе не об этом, — сказал Гюнвальд Ларссон.
Он встал и вышел.
— Что ним? — спросил Рённ.
— Ничего, — с отсутствующим видом ответил Колльберг.
Он стоял и размышлял над тем, откуда Гюнвальду Ларссону известно, как зовут жену Рённа. Сам он даже не подозревал о том, что Рённ женат. Наверное, это объясняется тем, что он вообще не наблюдателен.
Гюнвальд Ларссон размышлял над тем, как может человек найти исчезнувшего убийцу, если он не способен разыскать даже полицейского.
Было пять часов вечера, и он вот уже почти шесть часов разыскивал Цакриссона. Это занятие заставило его мотаться по городу и все больше и больше походило на охоту на дикого гуся. В полицейском участке округа Мария ему сказали, что Цакриссон только что ушел. По его номеру никто не отвечал. Наконец кто-то предположил, что он пошел плавать. Куда? Возможно, в бассейн «Окесхоф», на западе, на полпути к Веллингбю. Цакриссона в бассейне «Окесхоф» не оказалось, зато там было несколько полицейских и они любезно сообщили, что никогда не слышали о коллеге с такой фамилией, но, возможно, он пошел в бассейн «Эриксдал», где полицейским тоже выделено время для тренировок. Гюнвальд Ларссон поехал на противоположный конец города. Было ветрено, по тротуарам спешили дрожащие от холода люди. Смотритель в бассейне «Эриксдал» оказался неприветливым и отказался впустить Ларссона, пока тот не разденется. Какие-то голые люди, выходящие из парной, сказали, что они полицейские и конечно же знают Цакриссона, однако не видели его уже несколько дней. Пришлось продолжить поиски.
Сейчас он стоял на первом этаже старого, но крепкого жилого дома на Торсгатан, сердито глядя на дверь табачного цвета. Над почтовым ящиком был прикреплен прямоугольник из белого картона, на котором очень аккуратным почерком шариковой ручкой было написано «Цакриссон». Фамилия была обведена красивой зеленой рамочкой с завитушками, выполненной с большим старанием.
Он позвонил, потом постучал и пнул ногой в дверь, однако единственным результатом было лишь то, что соседка, пожилая женщина, выглянула из-за своей двери и с укоризной посмотрела на него. Ларссон ответил ей таким свирепым взглядом, что соседка мгновенно исчезла. Он слышал, как она набрасывает цепочку и запирает дверь на замок. Наверное, сейчас начнет баррикадировать дверь мебелью.
Ларссон почесал подбородок и принялся обдумывать, что делать дальше. Написать записку и бросить ее в почтовый ящик? А может быть, написать что-нибудь прямо на этом куске картона?
Дверь парадного открылась, и вошла женщина лет тридцати пяти. Она держала в руках два бумажных пакета с бакалеей и, направляясь к лифту, с беспокойством посмотрела на Гюнвальда Ларссона.
— Послушайте!
— Да? — испуганно сказала она.
— Я ищу полицейского, который живет здесь.
— О, да. Цакриссона?
— Совершенно верно.
— Детектива?
— Что?
— Детектив Цакриссон. Тот, который спас людей из горящего дома.
Гюнвальд Ларссон с изумлением уставился на нее. Наконец он сказал:
— Да, похоже, что это тот человек, которого я ищу.
— Мы очень гордимся им, — сказала женщина.
— Да, понятно.
— Он работает у нас смотрителем, — проинформировала она. — Причем с этим он тоже очень хорошо справляется.
— Ага.
— Но он очень строгий. Не позволяет детям слишком баловаться. Иногда он надевает свою фуражку, чтобы их напугать.
— Фуражку?
— Да, у него в бойлерной есть полицейская фуражка.
— В бойлерной?
— Ну да. Кстати, вы туда не заглядывали? Он обычно работает там, внизу. Если вы постучите в дверь, он вам откроет.
Она сделала шаг по направлению к лифту, остановилась и улыбнулась Гюнвальду Ларссону.
— Надеюсь, вы пришли не с дурными намерениями — сказала она. — Цакриссон не из тех людей, которые не умеют за себя постоять.
Гюнвальд Ларссон стоял в оцепенении, пока поскрипывающий лифт не скрылся из виду. Потом он быстро, в несколько прыжков, спустился по винтовой каменной лестнице в подвал и остановился перед закрытой металлической дверью. Ухватился двумя руками за дверную ручку и изо всех потянул ее на себя, но дверь не поддалась.
 
Он заколотил в дверь кулаками. Ничего не произошло. Он повернулся и пять раз ударил в дверь ногой. Тонкое железо загромыхало.
Внезапно кое-что произошло.
Из-за двери кто-то сказал уверенным голосом:
— А ну, брысь отсюда!
Гюнвальд Ларссон все еще был под впечатлением событий нескольких последних минут и не смог ответить сразу.
— Здесь нельзя играть, — угрожающе раздалось из-за двери. — Я ведь тебе уже говорил об этом.
— Открывай! — заорал Гюнвальд Ларссон. — Открывай, а не то я сейчас развалю весь этот чертов дом!
Две секунды было тихо. Потом могучие петли заскрипели и дверь медленно приоткрылась. Из-за нее выглянул Цакриссон, испуганный и ошарашенный.
— Ой, — сказал он. — Ой, извините… Я не знал…
Гюнвальд Ларссон отодвинул его в сторону и вошел в бойлерную. Остановился и с удивлением огляделся.
В бойлерной было безукоризненно чисто. На полу лежал яркий цветной коврик, сплетенный из полосок пластика, а напротив мазутных бойлеров стоял выкрашенный белой краской круглый кофейный столик с железными ножками. Кроме того, здесь были два плетеных кресла с клетчатыми подушками оранжево-голубого цвета, большой цветастый плед и раскрашенная от руки красная ваза с двумя красными и двумя желтыми пластмассовыми тюльпанами. На столике стояли зеленая фарфоровая пепельница, бутылка лимонада и стакан, а также лежал раскрытый журнал. На стене висели два предмета: полицейская фуражка и цветной портрет короля. Журнал был из разряда тех, что помещают фотографии полураздетых девушек и публикуют искаженные до неузнаваемости версии классических уголовных преступлений. Было очевидно, что Цакриссон как раз читал статью под заглавием «Сумасшедший доктор расчленил двух голых женщин на 60 частей» либо изучал цветную фотографию во весь разворот, изображающую розовенькую даму с огромным бюстом и тщательно выбритыми гениталиями, которые она призывно открывала двумя пальчиками взгляду наблюдателя.
На самом Цакриссоне были надеты майка, войлочные шлепанцы и синие форменные брюки.
В помещении было очень жарко.
Гюнвальд Ларссон ничего не говорил. Он был поглощен тщательным изучением интерьера. Цакриссон следил за его взглядом и нервно переминался с ноги на ногу. Наконец он, по-видимому, решил, что нужно разрядить обстановку, и сказал с напускной веселостью:
— Даже такое рабочее место можно сделать уютным, разве не так?
— Этим ты пугаешь детей? — сказал Гюнвальд Ларссон, показывая на фуражку.
Цакриссон побагровел.
— Я не понимаю… — начал он, но Гюнвальд Ларссон тут же перебил его:
— Я, конечно, пришел сюда не для того, чтобы обсуждать, как воспитывать детей или обставлять комнату.
— Да-да, — покорно сказал Цакриссон.
— Меня интересует только одно. Когда ты наконец-то явился на место пожара на Шёльдгатан, то перед тем как начать спасать всех тех людей, ты что-то начал бормотать насчет того, что пожарные уже должны были бы приехать. Что ты хотел этим сказать, черт возьми?
— Ну, я… я хотел… когда я сказал… это не я…
— Перестань мямлить. Отвечай быстро.
— Я увидел пожар, когда был на Розенлундсгатан и сразу побежал к ближайшему телефону-автомату. В центральной диспетчерской мне ответили, что они уже приняли вызов и пожарная машина уже находится там.
— Ну и что же, была она там?
— Нет, но…
Цакриссон замолчал.
— Что, но?
— Но человек из центральной диспетчерской мне действительно так ответил. Мы послали пожарную машину, сказал он. Она уже там.
— Как же такое могло произойти? Эта чертова машина что же, исчезла по дороге туда?
— Нет, я не знаю, — сконфуженно сказал Цакриссон.
— Ты побежал обратно, так?
— Да, когда вы… когда вы…