Пожарная застава квартала Одэнмате (СИ)
— Понятно… — проговорил настоятель. — Мы тут пройдемся, посмотрим.
— Прыгайте, воробушки, — махнул рукой сторож.
Воробушки — это завсегдатаи Ёсивара, из тех, что без гроша и ходят хотя бы посмотреть на недостижимое, там, куда их никогда не пустят…
— А он не знает меры в своей надменности, — пробормотал я обескураженно, когда мы отошли по главной улице квартала чуть дальше от ворот. — Он так однажды вдруг останется без головы.
— Тут много охраны, — ответил настоятель. — И они всех знают. Сама Ставка за ними присматривает. Ему бояться нечего. К тому же мы же не собираемся ничего оплачивать. А значит, действительно тут на птичьих правах…
Мы останавливались у каждого дома с решетчатой оградой на низком балкончике, за которым сидели девушки, и задавали им свои вопросы. Те смеялись в широкие рукава и не говорили ничего полезного. Мы шли дальше.
До тех пор пока не дошли до огороженного священной рисовой веревкой со сложенным из бумаги белыми лентами квадрата дикого тростника посреди квартала — остатка того самого тростникового поля, давшего название кварталу, места обитания местного духа, перекрестка всех путей здесь, и где за нас взялась та самая охрана.
Пяток мужичков с копьями, под началом толстенького старшего при мечах, вышел на нас из переулка с недовольными лицами.
— И чего вы тут шатаетесь? Не платите, пристаете к девушкам, работать не даете? А? Так, давайте на выход, это вот туда.
— Простите, — кланялся настоятель Окаи. — Мы ищем девушку!
— Уже давно могли найти, если бы искали, — сварливо отозвался старший в карауле.
— Она больна!
— А ты же не врач, — удивился старший. — И у нас вроде никто пока не умер, для священника дел нет. Подожди своей очереди.
— А вы не слишком приветливы к посетителям, — нахмурился я, коснувшись локтем рукояти меча.
Но на старшего это не произвело должного впечатления.
— К посетителям мы со всем расположением, — бросил он, нахмурившись. — Но ведь и вы не посетители. И никто вас сюда не звал.
И его люди сгрудились за его спиной, дерзко выставив челюсти. Давно на меня так не смотрели. С войны, пожалуй…
Дело шло к потасовке, и я только мог надеяться, что обойдется ударами меча в ножнах и что сам получу не слишком много ударов тупым концом древка, прежде чем нас отсюда выкинут с позором.
— Их пригласила я.
Твердый, хотя и нежный, голос остановил едва не начавшуюся драку.
Все обернулись, и я мог увидеть ту самую юдзё, деву веселья, прогулку которой наблюдал несколько дней назад на краю канала, охватывающего Ёсивара.
Она вошла через ворота квартала из города, сегодня в неброском кимоно, но с необычайно богатой, изощренной даже, прической, напоминающей из-за множества заколок скорее паука, чем волосы женщины. За нею следовала скромная служанка, а далее следовал, как всегда, молодец со сложенным зонтиком.
Женщина, дама, юдзё остановилась перед нами, поклонилась старшему, потом настоятелю.
— Настоятель Окаи, — произнесла она.
— Дама Магаки, — настоятель радостно поклонился в ответ.
Она разогнулась, заметила меня и поклонилась и мне, очень благовоспитанная дама:
— Господин пожарный…
Я поклонился в ответ, размышляя, что от нас понадобилось женщине самого высшего разбора в этом месте.
Я уже достаточно пожил в Эдо, чтобы знать, кто ходит в таком сопровождении, и скромный наряд меня не обманул: бант ее пояса все равно был вызывающе повязан впереди.
— Вы ищете Онсэн, — утвердительно произнесла дама Магаки. — Я как раз иду к ней. Ей нездоровится.
— Мы надеялись, что вы нам поможете, — быстро отозвался настоятель. Интересно, как произошло их знакомство…
— Так это ваши гости, госпожа Магаки, — почтительно отозвался старший, кланяясь. — Прощения просим, обознались.
И охранники быстро один за другим скрылись в полутьме своего переулка.
— Следуйте за мной, — бросила дама Магаки, царственно поворачиваясь и следуя по главной улице квартала. Путь перед нею очищался словно сам собой…
А мы шли следом, не чуя ног. Я видел слой белой пудры на ее тонкой шее под пышной прической и ослепительно белую кожу под пудрой…
— Это здесь, — дама Магаки провела нас на зады очередного дома и остановилась перед задним входом. — Входите.
— А вы, — обратилась она к слугам, — ждите здесь.
Мы вошли в темный молчаливый дом. Звуки музыки и веселого говора, звуки веселого квартала доносились словно издалека, через широкую холодную реку…
Дама Магаки забрала фонарь у своего слуги и вошла следом за нами.
— Старайтесь говорить тихо, — негромко произнесла она, — Онсэн очень плоха, она не переносит громкого шума. И не пытайтесь зажигать еще свет, она мучается и прячется от солнца.
— Что случилось? — так же тихо спросил настоятель Окаи. — Чем она больна?
— Ее укусила лиса, — ответила дама Магаки и ушла в темноту вместе с фонарем под подолом платья. Она шла словно светящийся в темноте призрак. Нам пришлось последовать за нею.
— Лиса? — произнес я, недоумевая, ступая в темноте. — Здесь, в городе?
— Некоторые мужчины безрассудны в выборе подарков, — голос дамы Магаки негромко раздвигал тьму. — Мы пришли. Соблюдайте тишину.
С едва слышным стуком она отодвинула двери в темную комнату.
— Кто здесь? — раздался из темноты сиплый хрип, не похожий на человеческий. Мне страстно захотелось взять меч за рукоять и вытащить его из ножен. Так надежнее.
— Это я, Онсэн. Скоро будет врач.
— Кто это с тобой? — прохрипел сиплый голос.
Настоятель Окаи осторожно приблизился к постели больной, расстеленной посредине комнаты.
— Ты страдаешь, Онсэн, — произнес он.
— Монах? — сипло отозвалась простоволосая женщина в постели. — Я умираю? Я не хочу… Нет…
Настоятель Окаи сел около постели и взял ее бледную ладонь в свои руки.
— Крепись. Вспомним сутру Закона. Повторяй за мной…
Она повторяла слоги санскрита, и губы ее дрожали. Ее черные неприбранные волосы лежали блестящими в слабом свете фонаря водорослями.
Это было настолько неприличное и пугающее зрелище, что захотелось отвернуться.
— Насколько она плоха? — шепотом спросил я через слабый свет укрытого платком фонаря.
— Она не может пить, — печально отозвалась дама Магаки.
Она все понимала и сама, и я не стал ничего говорить. Врач тут уже не нужен…
Это было настолько печальное и угнетающее зрелище, что грохот отброшенной входной двери заставил меня подскочить.
— Онсэн! — орал мужчина у входа в дом, орал так, словно боялся опоздать. — Онсэн! Я пришел! Я врача привел!
А потом Сухэй ворвался в комнату с огромным сияющим шаром бумажного фонаря в руке, и дикий вопль Онсэн, залепившей себе оба глаза длинными белыми пальцами от этого режущего света, заставил настоятеля Окаи отпрянуть от постели.
— Вы кто⁈ — заорал на нас Сухэй, дико вытаращив глаза, похоже, от ужаса, задрав руку с фонарем к потолку. — Вам что здесь нужно?
А другой рукой он вцепился в рукоять меча за поясом.
— Погасите фонарь! — выкрикнула дама Магаки.
Онсэн нечеловечески завыла, охватив голову руками, ее искаженный рот напомнил грубую маску старухи, она каталась в постели, пытаясь спрятаться под одеялом. У отодвинутой двери стоял ошарашенный человек — врач, похоже, — голова бритая и в руках ящик с лекарствами, — переводит испуганный взор с одной мечущейся тени на другую.
— Убери этот свет, Сухэй! — выкрикнула дама Магаки. — Я прикажу не пускать тебя сюда больше!
— Что? — заорал Сухэй. — Ты? Меня? Да я плачу за все золотом!
— Сухэй! — настоятель Окаи сделал шаг вперед. — Убери фонарь.
— Настоятель? — Сухэй сунул фонарь Окаи в лицо. — Вы здесь откуда? Вам тут нечего делать! Уходите! Давайте-давайте, прочь отсюда, вам тут нечем поживиться!
Сухэй оставил меч и оттолкнул настоятеля ладонью в плечо.
Онсэн верещала на постели в объятиях Магаки, которая пыталась укрыть ее от света под рукавом кимоно.