Пожарная застава квартала Одэнмате (СИ)
— У меня нет таких денег. Я не могу помочь тебе.
Взгляд, обращенный Итиро на меня, был так тяжел, что я даже не сразу понял почему.
— Так, — произнес я кратко. — Если ты действительно считаешь, что я хотя бы подумаю об этом, лучше тебе уйти прямо сейчас.
Сам не заметил, как положил руку на ножны меча. Что это я? Да нет — рубить его я не буду. Но все же как он так подумать мог, что я вскрою ящик, вот же похотливая обезьяна…
Итиро отвел взгляд. Устыдился? Похоже, да.
— Простите, господин Исава. Я был неправ. Вы жизнью рискуете…
Вот кстати да. Напомнил.
Я мог бы накричать на него, конечно. Напомнить о верности если не княжеству Какэгава, так семье Едоя. Это его бы проняло. Но не потребовалось. Он, видимо, все это сам с собой сделал. Задвинул свое горе далеко вглубь. С глаз долой, как каждому порой приходится.
— Ну что? — спросил я. — Идешь со мной?
Очередь перед заставой уже выстроилась вновь. Двигалась она значительно бодрее, чем вчера вечером, — стража еще не утомилась. А княжеский поезд пропустили еще вчера, заперев за ним ворота.
Чиновник, ответственный за чтение пропусков, сидел под навесом у дороги, удобно расположившись на возвышении. Люди подходили к нему с поклоном, подносили документы. Тот читал, бесстрастно возвращал — пропущенные проходили дальше. Следующий.
Старик кукольник документов не имел — ну да от него их и не требовали. Покажи театр. Куклами управлять умеешь? Свободен. Следующий.
Сбоку от помоста стояли в стойке копья с длинными перекладинами — подсекать и прижимать к земле, вилы с изогнутыми усами для захвата за шею и прочие древковые инструменты для наведения порядка и пленения возможных нарушителей. Было инструменту много, и был он длинный — мечом если прижмут — не достать. Внушало почтение.
— Вчера, — произнес стражник, не отрывая глаз от моей подорожной, — тут проходило еще несколько ваших, из Какэгава. Почему не вместе?
Я онемел. К счастью, он не смотрел на меня и я ничем себя не выдал. Тихо вздохнув, я взял себя в руки:
— Я садовник, господин стражник. Я иду в Эдо устраивать сад в усадьбе господина нашего князя. Мы немного отстали — саженцы требуют ухода. Спешить нельзя — погибнут, а по утрам сейчас еще холодно.
Стражник опустил подорожную, взглянул на меня, на Итиро, на ящик с привязанным сверху деревцем. Итиро подобострастно заулыбался.
Стражник вернул подорожную:
— Проходите.
Мы прошли.
Наши, значит. Вчера прошли. Ах вот как.
Убийцы воспользовались подорожными и одеждой наших воинов. И теперь они где-то впереди нас. Мимо них мы не пройдем, другой дороги на Эдо отсюда нет.
Скверно.
Позади купчишка сгонял к навесу своих голосистых девиц. Лицо чиновника под навесом приняло неописуемое выражение страдания пополам с ненавистью. Понимаю, хлопот с ними. Ну, сейчас он им задаст… Хорошо, что мы раньше прошли.
Итиро застрял за оградой, высматривая свою девицу, о тяжести ящика даже забыл. Я постоял рядом, глядя через его плечо, как стражники выстраивают девок в ряд для проверки примет. Ни одна не посмотрела в нашу сторону достаточно долго. Так я и думал.
— Кику, — вдруг позвал он.
Одна из девиц замерла, обернулась, посмотрела на нас. Поколебавшись, подошла. Девица как девица…
— Господин Итиро? — спросила не храбро.
— Я вызволю тебя, Кико, — глухо произнес Итиро. — Я найду тебя.
Этими он ее, кажется, и добил.
— Не нужно! — почти закричала она, так что охранники оглянулись. — Не нужно меня вызволять! Идите своей дорогой, господин Итиро, и не терзайте меня! Не терзайте меня больше!
Отвернулась и, мелко семеня, побежала прочь.
— Нам пора, — сказал я Итиро, чувствуя издалека внимательный взгляд стражника под навесом. — Идем.
Безмолвно он разжал ладони, оторвал побелевшие от напряжения руки от бамбуковых кольев ограды, медленно развернулся и пошел прочь. Я пошел за ним.
Не знаю, что у него осталось на сердце после той ночи на заставе Хаконэ.
К полудню мы спустились с перевала к морю. А вечером мы были уже в Одовара, утонувшей в вишневом цвете.
До Эдо оставалось идти дня три.
Было уже совсем тепло.
* * *Между Ходогая и Канагавой они настигли нас — когда до Эдо оставалось меньше дня пути.
Это была их последняя возможность, и они ее не упустили.
Они взяли нас на окраине небольшой деревеньки, станции в ней не было, но были маленькие закусочные, там за медный дзэни можно было выпить чаю, съесть моти со сладкими бобами, посидеть под навесом перед последним отрезком пути, что нужно было успеть пройти до заката.
Уже вечерело. Я заметил сначала знакомую женщину с красным сямисэном, она играла на перекрестке, хорошо играла, должен сказать, успешно. Потом тех двоих: старика аптекаря с учеником. Вот ведь как.
А где же остальные? Те, кто будут убивать нас?
Я надеялся, что не подал виду. Может, нам удастся уйти незамеченными…
Не удалось. Мы не останавливаясь прошли деревню насквозь, и уже из-за последнего дома на окраине широким шагом вышел здоровенный малый в косо натянутом кимоно с плеча Ханосукэ, босой, со здоровенной окованной железом дубинкой на плече и ожерельем из крупных четок на шее.
Никак сам Ямабуси?
Дерзок.
Итиро, споткнувшись, остановился. Полет пыли из-под ног замедлился. Я обернулся — позади возникли еще двое в одеждах клана, с мечами. Этих я даже где-то видел в пути. Опустив левую руку на ножны, другой я растянул завязки шляпы под подбородком. Замерший Итиро покосился на меня, медленно неуклюже спустил ящик с плеч на дорогу и остался сгорбленным, как под тяжелым грузом. Я опустил шляпу ребром рядом, так, чтобы она привалилась к ящику, — не хотелось, чтобы она валялась в пыли, — ну что за глупость в такой момент…
А на этих позади, похоже, произвел впечатление своей неспешной аккуратностью — остановились, прищурились. А я-то просто ничего больше не мог сделать, чтобы не начать ронять все из рук. Сосна в горшке, примотанная к ящику, попалась мне на глаза. Казалось, она стоит где-то очень далеко на горе, такие зрелые у нее были формы. Меня постиг момент чистоты в самый неподходящий момент. Как обычно.
Позаботится ли кто-то о тебе, когда я умру…
Итиро вынул свой дозволенный короткий нож из-за спины. Ямабуси усмехнулся.
— Исава, — громко бросил он. — Отпусти мальчишку. Зачем ему умирать?
Действительно…
— Ты можешь идти, Итиро. Позовешь на помощь.
— Да кого я позову? — с тихим отчаянием сказал Итиро, поднимая лезвие ножа к лицу. Я видел, с каким трудом он остается на месте. Но пот по его лбу стремительно бежал…
— Ну ладно, — произнес Ямабуси, скидывая палицу с плеча. Легко, хотя и вперевалку, он зашагал к нам. Ну вот и как такого остановить? Он же мне меч одним ударом сломает…
Те, что позади, неловко вытащили чужие мечи из ножен и тоже пошли к нам. Народ разбегался, но недалеко, любопытные выглядывали из окон, из-за дальних углов. Интересно им, понимаешь. Самураи сейчас друг друга убивать будут…
Да, это они хитро придумали — выглядит, как схватка чести у дороги, а не как ограбление.
Но в этой схватке первый удар все-таки сделал я.
Оттолкнул Итиро, резко развернувшись, выкинул левой рукой Хання-Син-Кё рукояткой вперед, в длинном выпаде и с четким треском конец рукояти, бронзовый язык пламени, врезался в губы Ямабуси. Прилетевшая в ответ дубинка меня не задела. Те, что позади, заорали разом, бросились к нам. Итиро завыл нечеловеческим голосом, кинувшись на них с ножом, напугал, заставил отскочить, сам отскочил от неловких замахов мечами — им привычнее другое оружие, открытый бой вовсе не их стихия, им бы сонных по темным углам резать…
Я давил свою ярость, не давая себя ослепить, нарушить чистоту и ясность, что снизошли при созерцании саженца сосны в горшке с надписью «Долголетие». Я уклонялся от выпадов дубинки Ямабуси, замахов и ложных выпадов и таки сумел рубануть его по плечу, но, кажется, он даже не заметил — ударил меня торцом дубинки в живот, и мир опрокинулся — я покатился через ящик, сбитый с ног могучим ударом.