Псиоп (СИ)

— Ты правильно сделал, что позвонил мне, — неожиданно заговорила она. — Наши отношения в последние пару лет довольно сильно испортились, но ты должен знать, что я все еще люблю тебя… иначе не стала бы тебя терпеть.
— Я должен сказать спасибо? — не поднимая взгляда, нахожу в себе силы огрызнуться.
— Я не склонна ожидать от людей благодарности, — сухо прозвучало в ответ, — но ты должен знать, что все еще можешь на меня положиться. Я этого не осознавала, но Людмила сумела доказать мне, что я слишком сильно на тебя давлю. Мне жаль, что все так получилось.
Думаю, это максимально близкие к извинениям слова, которые я вообще могу услышать от матери. Отчего я замер, обдумывая услышанное. Она действительно извинилась, либо же это часть ее плана? Не знаю, чего она хочет добиться, но веры к ней у меня уже не осталось. Еще два года назад, я бы мог ее простить, но не после всех этих лет, когда мое мнение и моя жизнь не имели для нее значения. Она отдалилась первой, когда так была мне нужна.
— Я хочу знать, отец… — нахожу в себе силы спросить, — причастна ли ты к его смерти?
Подняв голову, я уставился на мать, отслеживая ее реакцию. Мне нужно это знать.
— Не буду врать, мы с твоим отцом вскоре бы расстались, он все больше становился затупком, а я не потерплю рядом с собой мужчину, которого не могу контролировать, — прервавшись, она, как мне показалось, устало посмотрела на меня. — Но я не убивала твоего отца, это было ни к чему. К тому же, он по-своему мне нравился. Он был честным идиотом, который умел из-за своих идеалов. Не каждый день встречаешь столь чистых людей, особенно в органах.
Задумчиво кивнув, я опустил взгляд на свои руки. Она может врать, но мне хотелось верить, что она действительно не причастна к смерти отца. Пускай она то еще чудовище, но монстры не обязательно представляют из себя чистое зло. Порой они едят людей, лишь потому, что это в их природе, они даже могут испытывать жалость к своим жертвам.
— Ты отдалилась, потому что я стал затупком? — тихо спрашиваю у матери.
— Ты всегда им был, — фыркает она. — Несносный ребенок, что не слышит слов, что ему говорят. Правда в том, что ты мужчина, а я не терплю свободных мужчин подле себя. Вы будто дикие собаки, никогда не знаешь, когда вы вцепитесь зубами в кормящую вас руку. Когда ты был ребенком, я даже могла представить, что родила девочку, но чем больше в тебе проявлялось от отца, тем больше мне хотелось посадить тебя на цепь. Ты должен понять, что вы мужчины должны знать свое место для своего же блага. Я старалась… закрыть на твою особенность глаза, но я не понимаю, что происходит у вас в головах, отчего мой голос — это единственное, что способно меня от вас защитить.
Она боится меня. Неожиданно понимаю. Моя мать боится меня.
— Ха-ха-ха! — начинает меня распирать от смеха.
Мать отстранилась, с тревогой смотря на меня, отчего я стал задыхаться от смеха еще сильней, уже буквально сипя. Она боится меня, вот почему она отдалилась. Я ощущал этот страх, словно он был осязаемой величиной. Моя мать боится и презирает мужчин, используя голос каждый раз, когда посчитает, что на нее «напали». Должно быть для нее было невыносимо оставлять подле себя молодого парня, на которого она не может воздействовать голосом. Возможно, именно поэтому она стала так редко появляться дома.
Да, монстры порой оказываются не такими и страшными, как наш страх перед ними.
— Тебе повезло, что, не смотря на все, я тоже тебя все еще люблю, — резко перестав смеяться, мое лицо принимает серьезный вид. — Мама, вам нечего бояться, я не кусаюсь…
Вот только от этих слов она вздрогнула, словно я ударил ее ножом. Она поняла, что я понял. Именно в этот момент шторка примерочной отошла в сторону и оттуда выглянула Людка, одетая в черный джемпер и темные брюки. Ей шло, можно сказать, смерть ей к лицу…
Мое настроение резко поднялось, взмыло, словно ракета в небо.
— У вас здесь все в порядке? — с тревогой посмотрев на нас, словно мы можем с матерью друг друга поубивать, пока она примеряет новый наряд.
 
— Все просто отлично, — киваю ей, с озорством подмигнув.
Моя мама же поджала губы, но все же кивнула. Да, у нас все просто отлично, я, наконец понял, почему ощущал себя дома, словно в клетке. Вот только это была не клетка, а конура, для одного пса. Осознав все это, мне действительно стало легче. У меня с плеч словно скинули целую гору, отчего мои плечи расправились.
Людка пару секунд разглядывала нас, прежде чем с сомнением на лице вновь задернуть шторку.
— Я все еще сильнее тебя, — холодно произнесла мама. — Даже напади ты сейчас на меня, то я раздавлю тебя своим голосом. Пускай ты и затупок, но мой голос действует даже на вас, вот только ты после этого будешь больше похож на овощ. Я даже в таком виде буду ухаживать за тобой, но от тебя прежнего мало что останется…
— Не стоит, — устало качаю головой, — пускай ты сейчас сильней, но время идет и совсем скоро мы сравняемся в силе голоса. Что ты тогда будешь делать? Продолжишь угрожать? Я признаюсь, что не понимаю тебя, не понимаю твоих мотивов, но для меня именно ты первая укусила протянутую руку, хотя я всего лишь хотел поддержки от тебя…
— Я бы никогда ТАК с тобой не поступила! — не мигающим взглядом она посмотрела на меня.
— Но ты сделала ЭТО, — даже не моргая, смотрю в ответ.
Какое-то время мы смотрели друг на друга, первой свой взгляд отвела именно мама, признавая свою вину.
— Я не хотела, — это все, что она сказала.
— Я знаю, — мягко киваю в ответ.
Какое-то время мы стояли молча. Не знаю, о чем думает моя мать, а я вот думал над тем, что этот разговор мы слишком долго откладывали. Мы действительно похожи, как могут быть похожи мать с сыном, но при этом мы разные. И это разность отталкивает нас друг от друга, ставит стену непонимания между нами.
— Знаешь, этот костюм тебе действительно идет, — неожиданно даже для самого себя произношу. — Но он слишком идеальный, ты смотришься в нем, словно сука…
С этими словами я нашел взглядом на одном из стендов брелок в виде волчицы. Блестящая дешевыми камнями поделка черного цвета, которая стоило всего триста рублей. У мамы запонки стоит в тысячу раз дороже. Подойдя к стенду, я взял это украшение, вернувшись обратно к матери.
— Что ты делаешь? — непонимающе уставилась она на меня.
Не слушая ее, я прицепил к лацкану маминого пиджака волчицу. Она была дешевой, но при этом делала образ моей матери более живой. Казалось бы, все одна деталь, но все же с этой деталью я мог примириться с тем, что видел перед собой.
— Я ее выброшу, — пообещала она. — Это выглядит по детски, тебе же уже не шесть лет, чтобы цеплять на мою одежду всякую ерунду…
— А мне нравится! — пока мы бодались взглядами, Людка неожиданно появилась рядом.
— Не нужно прикрывать безвкусие моего сына лестью, — фыркнула моя мать.
— Я серьезно, вам идет, — чуть мягче: — Когда в последний раз ваш сын дарил вам подарки? — заглянув матери в глаза.
— В одиннадцать лет, — на автомате ответила она, — он нарисовал для меня валентинку… — подойдя к зеркалу, она стала себя рассматривать. — Безвкусная вещица, — упрямо повторила она, но при этом не стала ее снимать.
Разглядывая нас, Людка как-то облегченно улыбнулась, словно все это время была чертовски напряжена. Хмыкнув про себя, я подумал, что не думала же она, что мы переубиваем друг друга? Это уже ни к чему. Моя мать все еще опасна, но при этом всем я больше ее не боюсь. Хотя, возможно, и зря, но фарш обратно уже не провернуть.
— Давайте перекусим, — став уставать от всех этих эмоций, решаю закругляться здесь. — Здесь неподалеку есть неплохое место.
— Какая-нибудь дешевая забегаловка, — фыркнула мать.
— Где вкусно готовят, — не стал я даже пытаться отрицать.
Мне никогда не нравились дорогие рестораны, нет там души. Все слишком стерильно и идеально. А мне не нравятся идеальные вещи, слишком похоже на мать… впрочем, с удивлением понимаю, что не такая она и идеальная. Она меня боится, того, кто и подумать не смел пойти против нее. Я увидел этот изъян в идеальном камне, образ которого успел сложиться у меня в голове, и этот безвкусный булыжник неожиданно для меня засиял новыми красками.