Наследница чужой жизни (СИ)

Наверно, это и есть доктор, а я опять забыла, как его зовут. Кажется, Михалыч. Увидев Алису, мужчина в очках щелчком отбросил окурок.
– Это вы к нам в помощь приехали? – спросил он, внимательно рассматривая Алису. – Боже, совсем ребёнок, – нахмурился он. – Вам лет сколько? О чём они только там думают?!
– Меня никто не направлял, я с мужем приехала, – Алиса сделала серьёзное лицо и добавила. – Буду вам помогать, пока муж воюет.
– А муж кто?
– Ракитин Александр, – с гордостью сказала Алиса.
Доктор неожиданно тепло засмеялся.
– Ах, Сашка. Вот проказник. Из отпуска с жёнушкой приехал. Когда только молодые всё успевают?! Ну а вы что-нибудь умеете?
– Ставить капельницы и делать уколы, – Алиса вспомнила, как ухаживала за мамой и вздохнула. – А ещё на курсах учили перевязки делать.
– Неплохо, – покачал головой врач. – Надеюсь, ты выдержишь, потому что одной Наташи мне мало. Значит так, девонька, тебе сегодня придётся с корабля на бал. Будешь мне ассистировать. У одного больного гангрена началась, придётся руку ампутировать.
– Что?! – Алиса еле устояла на ногах. А она то надеялась, что сегодня отделается перевязками и написанием писем родным. Последнее ей особенно нравилось.
Хирург пожал плечами.
– Зовут тебя как?
– Лиза, – заплетающимся языком выговорила Алиса, чуть не назвав своё имя.
– А я Михаил Михайлович, – он снова посмотрел Лизе в глаза и покачал головой. – Только в обморок не упади, Лизавета. А то мне с тобой некогда возиться. Идём в операционную
Лизе казалось, что ноги и всё тело одеревенело. Неужели ей в первый же день придётся участвовать в ампутации? Увидит, как отрежут руку, и она останется отдельно. О, ужас. А раненый будет кричать от боли. Или у них есть наркоз? Когда изобрели наркоз? Алиса абсолютно не помнила.
Михалыч поднял занавеску, и Алиса увидела на высоком, грубо сколоченном из досок столе, покрытом простынёй в ржавых пятнах, мужчину лет тридцати. Свалявшиеся волосы, всклокоченная борода и дикий ужас в глазах.
– Михалыч, ну как же я без руки? – раненый приподнялся на локте здоровой руки. – Да ещё без правой? Даже сынка на руки взять не смогу!
Михалыч сурово посмотрел на раненого.
– Как тебя зовут?
– Иван Хмельницкий.
– Вот что я тебе скажу, Иван: если хочешь увидеть сына и жену, тебе придётся согласиться. Иначе гангрена и на тот свет.
– Но, Михалыч, я тебя прошу. Как я без руки буду в деревне? Работать как? Может, давай ещё подождём? – в серых глазах мужчины застыла мольба.
Алиса чувствовала, как глаза наполняются слезами.
– Ждать уже некуда, Ваня. Давай, мой хороший, к операции готовиться. Вон, видишь, какая у меня помощница. Лиза зовут.
Иван перевёл взгляд на Алису.
– Ну что, скажешь, Лиза? Будет меня жена любить с одной рукой? Как я её крепко обнимать буду, а?
Алиса представила Стаса и горячо сказала:
– Если любит, будет любить. Рука это не нога. Ходить сможете и даже танцевать.
– Вот видишь, Ваня. Будет тебя любить твоя жинка. Лиза сюда вместе с мужем приехала сразу после свадьбы, чтобы не разлучаться.
Иван посмотрел на Алису и в его лице мелькнуло уважение. Он лёг на спину и закусил губу. Алиса видела, как по небритой бледной щеке стекает слеза.
  
Глава 49
 
Михаил уснул только на рассвете. Сегодня день икс. Уже сегодня он снимет актёришке повязку, и он увидит своё лицо. В голову хирурга лезли мрачные мысли. Что, если Алла, увидев, что он сделал с Сорокиным, обидится и бросит его? Как он будет жить без неё? Или Сорокин подаст в суд и его дисквалифицируют как пластического хирурга?
И этих «если» за ночь набралось так много, что Михаил начал жалеть, что ввязался в Аллину игру. Когда стало совсем тошно, включил прикроватную лампу и долго смотрел на Аллу. Она спала на боку, лицом к нему, подложив руку под щёку. Рыжие локоны разметались по белой наволочке. Лицо было спокойным. Всю эту неделю он старался провести с Аллой. Думал, а вдруг этот день последний? Алла непредсказуема и очень импульсивна. Он даже сделал то, что никогда не делал. Сослался на болезнь и перенёс две операции клиенток на следующую неделю. Любовь сделала его уязвимым. Любовь заставила пойти на преступление. Много раз он хотел рассказать Алле правду, но не решался. Скажу завтра, обещал он себе каждый день. Завтра так и не наступило.
 
Не буду больше об этом думать! И продолжал прокручивать варианты. Что, если ему придётся уехать? Поедет ли с ним Алла?
К утру, окончательно измучавшись, его накрыло спасительным сном. Проснулся от мелодии телефона. Алла встала. Сквозь полуприкрытые веки он наблюдал за ней. Прикрытая лишь длинными волосами она стояла возле окна и разговаривала по телефону. С ним! Он прислушивался к её голосу, пытаясь отловить там нотки радости, но редкие слова звучали сонно и равнодушно.
Положив телефон, Алла вернулась в постель.
– Вот придурок не терпится ему. Время ещё только девять. – Она потянулась и, положив голову на плечо Михаилу, обняла его. – Ты плохо спал? Неужели волнуешься?
– Я всегда говорю: волнуются пускай клиенты.
– Тоже правильно. Можно мне поприсутствовать при снятии перевязки?
– Нужно, – Михаил приподнялся на локте. – Вдруг тебе понравится моя работа?
– Уверена, ты слепил из него красавчика, а козёл этого не заслуживает. Но всё равно хорошо, что ты не сделал из него Гуинплена.
– И почему это хорошо?
– Не знаю. Сама на себя удивляюсь. У меня был такой шанс отомстить, а я его не использовала. Слабачка. Ладно, пойду завтрак готовить. Хочется блинчиков с клубничным вареньем. А ты можешь ещё поваляться.
Михаил не стал её удерживать. Даже на утренний секс сил не было. Хотя если бы она его коснулась. Только коснулась. А вдруг больше ничего не будет? Ему хотелось остановить её, сдавить в объятиях, спросить любит ли она его так же сильно, как он её? Впрочем, он знал ответ. Алла лишь позволяет себя любить.
Михаил заставил себя подняться. Пошёл в комнату с тренажёрами и через силу начал заниматься. Нельзя раскисать, говорил он себе. Сегодня всё решится. Алла должна понять, что он сделал это ради неё.
Михаил усадил Сорокина в специальное кресло. Алла села в уголке кабинета на банкетке. Михаил снял повязку, закрывая от неё Сорокина своим телом, чтобы самому увидеть результат.
Лицо Сорокина казалось прекрасным, и первая мысль, которая возникла Михаила: что это мне он так обрадовался? Да не тебе, дурачок, он теперь всем так будет радоваться. Даже когда злится и готов убить. И когда плачет. Прекрасное лучезарно-удивлённое выражение. Распахнутые глаза без сеточки морщин и кокетливо приподнятые брови. Прекрасный Гуинплен, который станет ещё лучше, когда сойдут отёки и побледнеют шрамы.
– Ну как? – насторожённо спросил Сорокин.
– Ты прекрасен, – сказал Михаил.
– Дай мне зеркало!
– Сейчас поищу, – Михаил отошёл в сторону, не сводя глаз с Аллы. Она должна увидеть это первой. Он будто художник нарисовал актёришке новое лицо, которое застыло подобно мгновению, запечатлённому на картине. Алла вскочила со стула. Губы непроизвольно растянулись в улыбке. Она улыбнулась Сергею в ответ и ждала, что улыбка пропадёт. Никто не улыбается вечно. А вот Сорокин будет. Глаза у девушки слегка расширились от удивления, она ждала какого-нибудь изменения и не находила. Алла вопросительно взглянула на Михаила. Сложив руки на груди, он тоже улыбался, подобно настоящему Мефисто, наслаждающегося своей местью.
Сорокин заёрзал, глядя на Аллу, но его беспокойство теперь отражалась только в движениях тела, нервных руках, подёргивании головы. И при всём этом он продолжал улыбался. Алла не могла ни отвести глаз, ни что-нибудь сказать. Улыбка навсегда. Теперь он никогда не сможет сниматься в кино. Никому не нужны застывшие лица. Она нервно улыбнулась, понимая, что сделал Михаил. И его не в чем было упрекнуть. Мефисто сделал Сорокина прекрасным. Алла, прекрасно помнившая лицо Сергея в юности, не видела у него такой чудесной улыбки. И его глаза, ранее смотревшие из-под тёмных бровей, настороженно, теперь светились радостью. Это была изощрённая месть. Сам дьявол не придумал бы лучше. Алла понимала, что Мефисто сделал это ради неё. Он отомстил за неё, продемонстрировав свою любовь и теперь ждал, не сводя с неё взгляда.