Наследница чужой жизни (СИ)

Не спрашивая Аллу, он включил классическую музыку, очень страстную с нежными переливами мелодий. И это тоже казалось Алле возбуждающим. Она любила классику, особенно Шопена и Бетховена, а первый концерт Брамса всегда поднимал ей настроение, но тут было что-то другое, она знала этот концерт, но не могла угадать автора.
− Тебе нравится Григ? – спросил Михаил, властно забирая её руку и успевая встретиться с ней взглядом. – Или ты, вообще, не любишь классику?
Мне нравишься ты. С тобой я бы даже слушала джаз, который терпеть не могу, хотелось сказать Алле, но это было не в её правилах.
− Григ подходит под наше состояние, не так ли? − И снова обмен взглядами и танец мурашек по телу. И ещё скорость, которую любила Алла. Ах! Алла не выдержала и отвернулась к окну. Но так и не смогла усидеть, не глядя на Мефисто, хотя бы краешком глаза. – Что это за произведение?
− Первый концерт ля минор. Очень многогранен и драматичен. Я тащусь от классики. Когда-то играл на фортепьяно и даже немного выступал, но всё- таки выбрал медицину, о чём иногда жалею. Теперь играю для себя. Иногда беру уроки у школьного преподавателя.
Михаил затормозил перед светофором. Повернулся к ней.
− А ты? Как относишься к музыке? Что слушаешь?
− Училась в музыкальной школе, ходила с мамой на концерты в консерваторию.
− А любовью занималась под музыку?
Алла засмеялась.
− Мне кажется, под музыку хорошо усваивается пища. Наш с мамой завтрак, когда я была студенткой, сопровождался Шопеном. А что касается занятий любовью, − Алла повела плечиком: − надо попробовать. Почему нет?
Он с силой сжал ей пальцы.
− Ты обладаешь настолько дикой сексуальной привлекательностью, что я вряд ли смогу оторваться от тебя, чтобы заниматься выбором музыки, когда приедем. Я захотел тебя сразу, как увидел в инстаграм твои фотографии. У тебя потрясающие глаза и волосы. И фигура. Ты совершенство.
Алла закрыла глаза, наслаждаясь отзывающимися в теле ощущениями от его слов. Даже не могла ничего сказать. Скорее бы уже они приехали. И пусть за ними закроется дверь, и они останутся в мире охватившей их страсти.
Михаил, обогнав все автомобили, вырвался вперёд на загородном шоссе. Алла даже не пыталась следить за указателями. Ей было всё равно, куда её везут. Стемнело. Фары обнажали серое шоссе, белую разделительную линию двухполоски. На тёмном небе взошла луна.
Концерт Грига вошёл в свою третью часть, где чаще стали звучать элементы народного танца.
− Слышишь, это халлинг? – Михаил повернулся к Алле.
− Халлинг? Что это?
− Норвежский танец, который исполняют молодые люди на свадьбах.
− Ты специально поставил этот концерт? – спросила Алла, вслушиваясь в ритмичные, полные силы и огня ритмы.
Сворачивая с шоссе, Михаил ответил не сразу. Некоторое время они молча ехали по дороге, проходящей через лес. Тут не было ни одного фонаря, только луна скудно освещавшая верхушки елей.
Полнолуние, подумала Алла.
− Знаешь, если ты окажешься такой, как я думаю, я тебя больше не отпущу.
− А разве когда-нибудь Мефисто отпускал свою жертву? – лукаво спросила Алла.
− Только, если она ему не нравилась.
Дорога через лес закончилась, появилась улица с оранжевыми уютными фонарями. Концерт приближался к своему окончанию. Торжествующе и властно звучали руки солирующего пианиста. Послышались завершающие аккорды. Михаил резко свернул и остановился с последним аккордом.
В тишине Алла театрально несколько раз хлопнула в ладоши.
− Великолепно. Дорога длиною в первый концерт Грига. Если бы он только знал…
Внезапно слова замерли у неё в горле. Михаил наклонился в её сторону и впился в губы голодным поцелуем.
− Я загадал, если успею привезти тебя до окончания концерта, у нас всё получится.
− И что это всё? На всё я не подписывалась, − Алла не знала, кого она дразнила, себя или его, но интуитивно чувствовала, что ему это нужно.
− Тебя никто не будет спрашивать, − его дыхание прерывалось. Их лица были совсем близко. – Тебе будет так хорошо, что ты не станешь сопротивляться ничему.
 
Он отвернулся, хлопнул дверью и, обежав автомобиль, подал Алле руку.
Алла перекинула сразу обе ноги и красиво выпрыгнула. При этом, платье чуть задралось, обнажая колени. Он крепко прижал её к себе и развернул спиной.
− Ну как тебе моя берлога?
Перед ними, освещаемый двумя фонарями, возвышался настоящий замок из серого камня с башней с маленькими окнами-бойницами. Квадратное крыльцо с низкими кружевными перилами украшали колонны. На третьем этаже королевой восседала зала с панорамными окнами.
− Это замок. Настоящий замок Мефисто. Он великолепен. И очень тебе подходит.
− Спасибо.
Михаил быстро повернулся к ней и, схватив на руки, внёс на крыльцо по широким ступенькам.
Его руки чуть подрагивали от волнения, когда Михаил открывал дверь. Свет в холле с высоченными потолками включился автоматически. Отключив сигнализацию, мужчина повернулся к Алле.
Некоторое время они стояли, рассматривая друг друга на расстоянии, пока не кинулись в объятия. Наэлектризованные тела прилипли друг к другу, губы слились в поцелуе.
Какое счастье, подумала Алла.
Мы вдвоём и впереди вся ночь.
  
Глава 30
 
Последние перестукивания колёс, пока поезд, шумно выдыхая, катился по рельсам перрона, застали Евгению в полном смятении. Украдкой девушка взглянула на Александра, который с интересом рассматривал встречающих на Николаевском вокзале. Дамы в нарядных платьях русалочьего силуэта и в шляпках, защищавших от солнца. Мужчины в длинных пиджаках. Среди них были и женщины в форме сестёр милосердия и простые крестьянки в широких юбках и светлых платках. Петербург радовал неяркими лучами сентябрьского солнца и казался приветливым. Все головы встречающих на перроне были повёрнуты к окнам.
Поезд остановился. Александр помог Григорию подняться и тот, опёршись на костыли, разглядывая людей казалось, совершенно забыл о своей ущербности. Его чисто выбритое лицо с аккуратными светлыми усиками, которые делали его немного старше, светилось радостью.
− Родители здесь! – вскрикнул вдруг Григорий, отшатнувшись от окна так неожиданно, что Александру пришлось подхватить его. − Не знал, что они приедут. Думал, пришлют карету. − Его взгляд упал вниз к подвёрнутой штанине. Лицо омрачилось тревогой. – Ох, зачем же они приехали?! Маман такая невыдержанная. Вдруг расплачется. Уж лучше бы дома ждали.
Александр и Евгения одновременно повернулись, глядя на молодого человека. Евгения взяла его за руку. Александр обнял за плечи и тут же отпустил со вздохом.
− Гриша, но ты же вернулся. А вспомни тех, кто остался там, в чужой земле. И тех, кто даже не может встать у окна и кого сейчас вынесут на носилках. И кто, может, проживёт только несколько дней, − быстро заговорила Евгения.
− Ох, Женевьева, ты права, как всегда, − Гриша сжал её руку и вновь повернулся к окну. – Как славно было бы сейчас выбежать на своих ногах, обнять отца и мать.
Евгения и Александр переглянулись.
− Я хочу сесть, − внезапно сказал Гриша с упрямством. – Пусть они не увидят меня на костылях. И спрячьте их куда-нибудь.
− Конечно, − Александр с Евгенией помогли ему опуститься на койку. Евгения села рядом с ним и опять взяла за руку. Ей самой можно в окно не выглядывать. Её никто не встречал. Да и она никому и не сообщила, что приезжает. С тех пор, как умер Василий, девушка не осмеливалась писать домой. И никто из Кориновых ей не интересовался.
Александр опять занял место у окна. Последние дни, пока они ехали в поезде, он мучился мыслью, что ничего не помнит о своей прошлой жизни. Не помнит лиц родителей, друзей и даже той же тётушки, которая писала ему письма и настойчиво звала в гости. Его это раздражало. Вроде и ранение не в голову, а вот надо же, думал Александр. Повезло ещё, что на своих двоих стою. В поезде он переоделся в чёрный китель, заправил светлые брюки в сапоги. Брюки пришлось основательно подтянуть ремнём, во время ранения он похудел. Да и китель теперь ему был слишком просторным, хотя и сел по плечам. В поезде он нашёл парикмахера, который подстриг и привёл в порядок его отросшие кудри. Зеркало отразило худощавого мужчину с сильно загорелым лицом, упрямо сжатыми губами и волнистой копной чёрных волос, которые он зачесал назад.