Десять тысяч часов (СИ)
— Я не обязана отвечать. Но если вы окажете мне услугу, то я готова поверить в вашу добродетель и рассказать больше.
— И какая же услуга? — сморщился мужчина.
— Отпустите меня в зоопарк.
Константин почесал бороду. Он остановился напротив сокола и внимательно смотрел в его глаза.
— Исключено.
— Почему?
— Я также не обязан отвечать.
— А я не обязана ходить здесь с вами. Спасибо, что показали птичник. Птицы красивые, в отличие от вас, — Сабира развернулась и пошла прочь, а Константин ещё какое-то время наблюдал за нежными изгибами её оголённой спины.
Ничего не вышло. Всё же Сабира не смогла сдержать эмоций. Это огорчало, однако девушка поняла, что затея была глупой. Она органически не переваривает Константина Воробьёва. И с этим невозможно ничего поделать. Мало того, что он сам по себе ужасный человек, так за несколько минут он сделал плохой и Сабиру, которая прошла мимо беды человека. Сабире следовало дождаться медиков и убедиться, что с Катей всё хорошо, но она этого не сделала. Теперь Сабира чувствовала себя ужасно. Теперь она — почти Константин Воробьёв.
Сабира набрала Пулата. Товарищ сбросил звонок и написал сообщение, где просил срочно подойти к нему в комнату. Девушка направилась к другу. До этажа свиберов её проводила другая сотрудница — высокая и рыжая. На всякий случай Сабира спросила, что со светловолосой украинкой. Оказалось, Катя обошлась небольшим сотрясением и сейчас спит в больничном крыле. Несчастная лежала в палате с сотрясением физическим и душевным. Она не была виновата в том, что полюбила плохого человека. И теперь ей приходится страдать. Хоть сама Сабира была такая сильная, смелая и умелая, она переживала, что когда-нибудь её постигнет та же участь. Вдруг она тоже влюбится в недостойного человека, а чувства будут настолько сильными, что девушка повсюду будет преграждать дорогу возлюбленному. Он же раз за разом продолжит отталкивать её, нанося всё новые увечья.
Сабира вошла в комнату с опущенными плечами — воин, который не сумел победить врага. Но Пулат не стал акцентировать на этом внимание. Он с облегчением выдохнул.
— Я сумел подобрать формулу для снятия браслета, но у нас будет не очень много времени, поэтому действовать надо быстро. Но самое главное — не попадаться на глаза Воробьёву. Датчики будут показывать, что мы в комнатах, а если он увидит нас в любом другом месте…
— Поняла. Я быстро переодеваюсь и выходим.
Пулат одобрительно кивнул.
Глава 12
Быть инкогнито очень страшно: Сабира всеми силами старалась не вызывать подозрений. Она старалась выглядеть «как все» настолько, чтобы никто не обратил на неё внимания. Но самой приходилось оставаться максимально включённой и наблюдать за окружающими, чтобы быстро среагировать, если на горизонте покажется знакомое лицо. Только бы не нервничать, а это получалось у девушки особенно трудно. Дыхание учащалось само по себе, ладони потели, а уши закладывало. Сабира даже проговаривала про себя, что ничего страшного не происходит, но тело не понимало её слова, тело паниковало. Мозг дал ему команду, мозг не хотел выходить из зоны комфорта.
Повезло, что Кати не было за стойкой у входа — там сидела безразличная ко всему сильно зализанная девушка, которая смотрела сериал, натачивая ногти в маленькой маникюрной машинке. Вообще такие штуковины Сабира видела впервые. Они напоминали маленькие закрытые кроватки для пальцев. Свибер взглянула на свои обрезанные ногти. Интересно, как бы они выглядели наполированными? Такая простая мысль заставила её немного отвлечься от тревоги.
Чтобы попасть на Даниловский рынок без свидетелей, проще всего поехать на метро. Но подземка так пугала и Сабиру, и Пулата, что они наотрез отказали от этой идеи. Оставалась проблема наружных камер, доступ к которым мог быть и у Воробьёва. Конечно мало вероятно, что Константин будет проводить свой вечер у мониторов, однако осторожность не помешает.
Пулат затормозил Сабиру перед тем, как выйти из здания. Он протянул ей маску, заставив девушку вопросительно поднять брови.
— Так нас не сможет никто вычислить. Сольёмся с молодёжью.
— А мы не молодёжь? — усмехнулась Сабира.
— Мы старики, запертые в молодом теле, — Пулат натянул маску свиньи и хрюкнул.
В Москве стало популярно движение «свибов». Новая субкультура у девушек и юношей появилась как протест против киберсвинины и свиберства. Требования были такими: дайте больше прав и возможностей людям, которым не повезло родиться в бедноте. Долой поклонение топовым игрокам — дорогу таким же талантливым геймерам. Молодёжь выходила на улицы в свиных масках с плакатами к административным зданиям и требовала справедливости.
Но в итоге, как и всё массовое, субкультура превратилась просто в показушную историю. Теперь уже в движении участвовали практически одни подростки, которые ощущали себя «не такими, как все». Свибы стали андеграундом. Они читали электронный рэп и дрались с представителями других субкультур. От истоков остались только маски с рожей свиньи. Но для Сабиры и раньше это было дикостью. Она искренне не понимала, как её положение свибера могут улучшить драки в масках с представителями власти, а теперь с анимешниками.
Благо, что по пути они не встретили свибов. Электробусы были пусты. На них, в целом, никто не ездил. Иногда заходили голограммы студентов, это компании решили сделать несколько фоток с пивом в общественном транспорте — такая дань олдскулу.
Сабира и Пулат смотрели на Москву через окошко и увидели Красную площадь: единственное, что жило и будет жить в Москве веками. Кирпичные башенки возвышались над городом, хоть и были ниже самого маленького небоскрёба. Возвышались над самим небом, как и памятник, который стоял у входа на площадь. Сабира не знала, кто этот мужчина, но отметила: если он достаточно силён, чтобы усидеть на вставшем на дыбы коне, то достоин уважения.
Ребята вышли на нужной остановке. Электробус привез их к оцеплённому небольшому куполу размером с этаж или два. Здание было протёртым, а невысокий подиум, на котором оно располагалось, просел. Но всё же узнавалось некогда приятное местечко, возможно, в далёкую старину.
Оградительные ленты в центре Москвы были исключительно голографические. Надобности ставить высокие заборы просто не было, потому что бездомные не ошивались в районах с небоскрёбами. Одно время здесь слишком часто шныряли служители закона. На каждого бродягу вешали специальные бирки, заставляли работать и подниматься по социальной лестнице. Но большинство нищих на то и были нищими, что не хотели ничем заниматься. Многие разбежались по окраинам Москвы. Кто-то вообще перебрался в Тверь, другие — в Тулу. Хотя в последней дела для бездомных также шли довольно плохо. Город стремительно развивался, стараясь встать в один ряд хотя бы с Калининградом. В Туле даже море построили. Надо чем-то удивлять туристов.
Сабира и Пулат прошмыгнули внутрь Даниловского рынка. Помещение было заставлено разбитыми продуктовыми лавками и столиками. Сохранились вывески, которые рассказывали, что здесь торговали булочками, здесь — воками, а тут — лучшим пивом на вынос. Продуктов уже нигде не было, так что запах ощущался лишь от гниения досок. Но всё же Сабира попыталась услышать аромат еды, который, наверное, когда-то заполнял это место. Девушка не могла знать, но представляла себе тот же щекочущий запах, какой был у самсы Лоика. Слюнки предательски рвались наружу.
Тусклый голубоватый свет тянулся из пиццерии. И чем ближе ребята подходили к помещению, тем отчетливее слышали стучащие по клавиатуре пальцы, перешептывания и клики. Всегда спокойный Пулат задёргался. Сабира заметила, как трясутся его колени и пальцы. Она подумала, что, наверное, очень волнительно встретить отца, которого не только не видел двадцать лет, но и попросту не помнишь. Даже имени или запаха. Лишь знаешь, что он, вероятно, у тебя есть.
Никого в помещении не оказалось. Звуки были записью, а на стене светилась голографическая рожица, которая ехидно посмеивалась. Ребята перешагнули через порог — неожиданно включилась аудиозапись.