Быть или казаться (СИ)
В принципе, транслируемая сейчас полицейскому легенда славянина имела право на существование: нейро-концентратора у того отродясь не было (откуда деньги?), что подтверждалась и его личным файлом в объединенной базе данных.
— Да. Боевые расширения второго уровня, — вежливо кивнул служитель закона. — Кстати, я — детектив Дьёрк. Для своих — просто Сэм.
— Очень приятно. — Русский имел такой вид, как будто искренне радовался беседе.
А ведь как убедительно играет. Хм.
Сэм надсадно закашлялся, хлопая самого себя по груди:
— Извинения. Сейчас пройдёт через минуту, — выдал он в два приёма.
— ХОБЛ? — моментально отреагировал Щукин, изобразив искренний интерес и намёк на какие-то непонятные пока обстоятельства.
— Чего-о? — детектив наклонил голову к плечу.
Слово было незнакомым.
— Хроническая обструктивная болезнь лёгких? Что написали после обследования в диагнозе? — сейчас русский имел такой вид, будто являлся охотником.
А внутри Сэма обнаружил дикого зверя, которого хотел изловить.
— А кто должен был что-то написать в диагнозе? — вопросом на вопрос ответил полицейский.
И, раз уж такое дело, достал из ящика стола самую обычную модель универсальной аптечки. Приложив её к запястью, Дьёрк выждал положенные пятнадцать секунд и повернул дисплей к собеседнику:
— Вот перечень рекомендаций. Что ещё должен был содержать диагноз?
Славянин вёл себя как минимум необычно, но на что только не пойдёшь, чтобы использовать шанс вытащить у него заявление.
Щукин, явно наплевав на условности и приличия, выхватил прибор из рук детектива:
— Что за херня? — он удивлённо поднял глаза через пару секунд.
Да где же он так играть научился? Ну не всерьёз же он…?
— А что не так? — терпеливо переспросил Сэм.
— Тут стандартный набор детских мер для лёгкого оэрзэ. У вас явно не оно. У вас что-то другое, более серьёзное. Эта хрень, — русский без пиетета отправил гаджет скользить по столу обратно, — даже не уточняет диагноза. На каком основании она делает назначение?
— Ты у меня спрашиваешь?! — теперь была очередь копа изумляться.
— Ну если оно заменяет врача, то должно заменять его по правилам? — уже не так уверенно предположил Щукин. — Вначале обследование. Включающее все необходимые по клинической картине анализы. Допускаю, что эта электроника снимает показания сама… Затем — анализ собранного. И только потом — протокол лечения. А что за писульку оно выдает и почему вы ей верите?!
— Как-то у нас с тобой роли неожиданно поменялись за этим столом, — озадаченно констатировал Дьёрк.
— Стоп, — отмахнулся русский. — Я ж не убегу! К врачу ходили?! Врач что говорит?!
Сэм поймал себя на том, что они таращатся друг на друга вот уже пять секунд, искренне и неподдельно.
— А к какому врачу я должен был идти? — вежливо спросил он. — И где я должен был его разыскать?
Глава 3
Виктория Абилхакимова, врач-интерн, 7 курс медицинского университета имени Асфендиярова.
Хм. А ведь худа без добра не бывает, если по-русски. Или "Жаман айтпай, жақсы жоқ", как говорит бабуля (мать отца), там.
Если бы я даже не угодила в полицию ни за что, это следовало бы подстроить специально.
Начать с того, что памяти от предыдущего обитателя моего здешнего тела в наследство осталось очень мало. Не то чтобы совсем по нулям; но где живу, на что существую, есть ли родные — сплошной прочерк.
И даже это половина беды.
Вопрос на миллион, самый первый: а как вообще зовут это тело?! КТО Я?
Три ха-ха.
Или: у кого это в принципе можно спросить?!
Либо: а как вообще можно выяснить собственное имя, если ты им не владеешь?!
Здесь моя фантазия пасует.
Уже молчу, что человек, выясняющий, как его же и зовут, однозначно клиент Каблукова или Амангельды¹.
По умолчанию, без вариантов. Поскольку если даже у нас весьма немалое количество докторов (с одним лишь МРТ в руках!) на сто процентов точно скажет, врёшь ли ты, то и местных считать за идиотов не стоит.
Тут стоило бы учесть, что полицейская машина (доставившая нас в участок) не имеет колёс. И несётся над дорогой на высоте десятка сантиметров без какой-либо видимой физической поддержки, опираясь лишь на пустоту и воздух под собой.
Напрашивается вывод: там, где автостроение настолько впереди, медтехника тоже вряд ли отстаёт от нашей.
Если начнётся хоть какое-то мало-мальски серьёзное разбирательство на тему моего психического здоровья (чего не хочется), любой даже не профильный врач со скоростью звука определит: в окружающем мире я не ориентируюсь. Его реалиями не владею.
При этом, дереализацию не симулирую — поскольку ни капли не вру (МРТ в помощь; уверена, здесь она тоже есть. Раз машины летают без крыльев, а не ездят колёсами по земле).
К моему счастью, процедура допроса здесь в корне отличается от нашей. По крайней мере, судя по самому его старту: идентификацию моего тела Дьёрк буднично и между делом произвел по отпечатку пальца, не задавая мне на эту тему никаких вопросов.
В принципе, у нас тоже были биометрические паспорта, так что тут ничего нового человечество не выдумало.
А вот монитор, на котором он что-то заполнял в процессе нашего с ним общения, по местным правилам имеет две стороны: чтобы и я видела, что он пишет.
Хе-хе, приятно, когда соблюдается законность, чё.
Наверняка в серьезных случаях вторая часть монитора со стороны "клиента" полицейскими как-то блокируется. Но лично со мной никто секретов из стандартной опросной формы делать не стал.
В итоге: я — Виктор Щукин, двадцати лет от роду. Живу по адресу… Всё это, и кое-что ещё, любезно сообщил полицейский экран, обратной стороной добросовестно развёрнутый ко мне.
Вообще, актёр из этого Сэма был так себе. Не нужно специально изучать психиатрию, чтобы понять: в нашей беседе изначально присутствовал незадекларированный пласт его намерений.
Ну, он говорил и пояснял явно меньше, чем держал в голове. И чем ожидал от меня.
Поначалу мне казалось, что и здесь работают наши стереотипы оттуда: на первого попавшегося (то есть на меня, эх-х-х) будут вешать всех обезьян, накопившихся за отчётный период по данному району. Особенно с учетом игнора патрульными моих заявлений об оставшейся за углом части банды.
Реальность оказалась занятнее. Дьёрк всего лишь хотел, чтобы это тело официально подало заявление на нападавших.
Пф-ф-ф. Делов-то.
Разумеется, мне было понятно: он на сто процентов уверен, что я изо всех сил буду отказываться это делать.
Дальше напрашивался ещё один очевидный вывод: если слуга закона считает, что пострадавший побоится заявлять, значит, правоохранительная система работает не очень.
В свою очередь, это значит, что пострадавшие в массе заявлять боятся. Самая вероятная причина: ответка со стороны банды — реальность, которой все опасаются больше, чем конфликтов в полиции и с нею же.
А вот тут они все просто не на ту напали. Или не на того.
Безопасность и нормальная жизнь в обществе начинаются там, где каждый исполняет свой долг. Гражданский долг.
Может быть, живи я до попадания сюда в другой стране, заявления от меня потеющий ладонями коп и не получил бы. Но ТАМ у нас даже общественное движение само собой родилось, "Не молчи!"² называется. Как раз примерно на эту тему…
Я там волонтёрила время от времени, после четвертого курса, преимущественно на ниве психо-реабилитации пострадавших (а чё, бесплатный даже недоучившийся специалист ровно на сто процентов лучше, чем его отсутствие).
В общем, Дьёрк всё равно что раскрыл свои карты перед началом игры. Естественно, заявление это он от меня получил, хотя и не сразу.
А вот уже в процессе написа-а-ания этого заявления, в мой адрес поступило столько информации (которую он вообще не посчитал значимой), что момент внедрения и легализации мне здорово облегчился…