Микки-7
Он кипит от бессильной злости, взглядывая то на меня, то на правую перчатку скафандра, которая никак не хочет надеваться.
— Дай посмотрю, — предлагаю я. Он протягивает руку. Я поворачиваю перчатку, она встает в пазы и защелкивается.
— Спасибо, — говорит Дуган и вертит кистью, сжимая и разжимая пальцы, чтобы убедиться в исправности скафандра, затем наклоняется за нагрудным щитком. — Я понимаю, — продолжает он, пристегивая его к груди, — для тебя это банальная рутина. Но пойми и меня, Барнс: если кто-то из нас погибнет, мы, в отличие от тебя, не сможем нажать на кнопку перезагрузки. Если я умру, то уже навсегда. Так что надену-ка я бронескафандр.
Я улыбаюсь.
— Кнопка перезагрузки, значит? Так ты себе представляешь путешествие в бак?
— Послушай, — говорит он, — я не хочу тут разводить дискуссии. Остановимся на том, что ты расходник, а я нет. Мы действуем из разных побуждений. Я просто хочу выйти наружу, добыть нужный образец и вернуться обратно, целым и невредимым.
Я перекидываю ремень ускорителя через плечо. Нужно затянуть его не слишком сильно, чтобы легко снять в случае необходимости, но и не слишком слабо, чтобы при ходьбе оружие не билось о спину.
— Я не собираюсь оспаривать твою точку зрения. Но вся эта история с кнопкой сброса-перезагрузки тоже не увеселительная прогулка, как тебе, по-видимому, кажется.
Пищит приемник моего шлема.
<Команд-1>: Аджайя и Гомес приступили к облету. Выдвигайтесь наружу.
Я оглядываюсь кругом. Охранники, лязгая броней, топают к шлюзу. Я включаю ребризер. Дуган нахлобучивает шлем, и мы выходим.
* * *Единственный случай, когда местные обитатели оказали серьезное сопротивление колонистам, произошел около двухсот лет назад, и было это на расстоянии в пятьдесят спиральных галактик отсюда. Командование колонии, наверное, как-то назвало это место, но если и так, никакие сведения до нас не дошли. В наши дни эту планету именуют Роанок [6].
Роанок сложно назвать идеальным местом обитания. Его звезда — красный карлик, сама планета — скальный монолит, пребывающий со звездой в приливном захвате с практически нулевым наклоном оси. Воды там очень мало, а полный оборот вокруг светила совершается за тридцать один день. На жаркой стороне, обращенной к звезде, температура окружающей среды редко опускается ниже восьмидесяти градусов Цельсия, на противоположной, темной стороне идет снег из CO₂. Для жизни пригодна только полоса вечных сумерек, опоясывающая планету через полюса, шириной не более тысячи километров. Роанок — очень старый мир. Предполагают, что жизнь на нем появилась более семи миллиардов лет назад. И все это время организмы, поселившиеся на планете, боролись за выживание на сухой, продуваемой всеми ветрами тысячекилометровой полоске суши.
По-видимому, доставить на Роанок несколько миллионов литров воды в жидком состоянии было все равно что завезти бесплатную гуманитарную помощь в район трущоб, поскольку не прошло и недели с момента приземления корабля колонистов, как местная живность ополчилась на них. Маленькие кусачие создания приносило ветром, они вгрызались в любой незащищенный участок тела, после чего кожа начинала зудеть и покрываться сначала сыпью, затем — гнойными волдырями. Дальше происходило заражение крови и наступала смерть. Жили там и существа, похожие на морских звезд, зарывающиеся в песок, с острыми ядовитыми зубами. Они впрыскивали некротизирующий яд, и человек умирал за считаные минуты. Были и насекомоподобные твари в половину человеческого роста, плюющиеся серной кислотой, которая вырабатывалась железами, расположенными в голове. Казалось, большинство существ на этой планете специально предназначены для уничтожения жителей колонии, но вывод, очевидный нашим современникам, для самих колонистов, судя по записям, переданным командованием незадолго до конца, так и остался неразгаданной тайной.
Начиная с первого дня командование на Роаноке столкнулось с тем, что за пределами купола люди погибали в течение часа. Колонисты погибали по одному или по двое каждую неделю, пока руководство не плюнуло на табу и не начало штамповать копии расходника, чтобы хоть как-то поддержать численность населения. В конце концов остатки отряда забаррикадировались в куполе и попытались разобраться в происходящем. Увы, к тому времени что-то уже поселилось прямо внутри купола и начало активно размножаться. Командование испробовало с полдесятка различных стерилизационных протоколов, но агрессивные микроорганизмы, чем бы они ни были, раз за разом возвращались. К концу существования колония целиком состояла из клонов расходника. Центральный процессор продолжал выплевывать копию за копией, пока полностью не вышли запасы аминокислот.
Одному из последних расходников перед смертью удалось узреть проблески истины, но только в самом конце. Когда биологический отдел распылил бактериофагов, чтобы они уничтожили пожирающие людей микроорганизмы, спустя шесть часов появился новый, устойчивый к ним штамм. Последней записью в личном журнале расходника, надиктованной в то время, как его разжиженные внутренности хлестали из всех отверстий организма, были следующие слова: «Я не параноик. Кто-то здесь действительно желает моей смерти».
* * *Я продолжаю думать об этом парне, Джероле-двести-каком-то, когда мы ступаем в снежные сугробы. Местные обитатели Роанока не вызывали у колонистов чувства тревоги, поскольку не были «разумными» в классическом смысле. Они не излучали электромагнитных волн по причине отсутствия мозга; у них не было электростанций, дорог, машин или городов. Насколько мы можем судить, они не вели даже примитивного сельского хозяйства. Но при всем при том оказались до безумия гениальными генными инженерами. Прибавьте к этому ксенофобию и готовность любой ценой защищать свою территорию — это несложно предположить, учитывая, что вся история эволюции на их дерьмовой планете заключалась в межвидовой борьбе за узкую полоску пригодной для жизни земли, — и вы получите печальный исход для роанокской колонии.
Я думаю о Джероле, а еще думаю о гигантском приятеле-камнеройке, с которым я познакомился вчера вечером. Люди на Роаноке погибли все до единого, потому что планета была населена разумными существами, но колонисты отказывались это признать, пока не стало слишком поздно. И теперь меня мучает мысль: вдруг кто-то вроде меня столкнулся на Роаноке с местной формой жизни, опознал ее как разумную, но почему-то не доложил командованию?
Немалому количеству завоевательных колоний по той или иной причине не удалось закрепиться на новых планетах. И я ужасно не хочу, чтобы наша миссия провалилась именно из-за меня.
* * *Последние лучи заката исчезают за горизонтом, и на восточном краю неба уже показались звезды. Десять минут, как мы вышли из шлюза; мы успели отойти примерно на полкилометра за периметр. Дуган по коммуникатору обсуждает с Берто и Нэшей, как найти одного ползуна и не напороться на сотню, а Кошка внезапно сворачивает ко мне. В оружейной мы были примерно одного роста, но сейчас я возвышаюсь на метр, стоя на снежном покрове, и ей приходится задирать голову, чтобы посмотреть мне в лицо.
— Слушай, — говорит она, — а почему ты взял «эл-у»? Разве не было уговора, что все берут огнеметы?
Я не сразу соображаю, что речь идет о моем оружии. У меня нет никакого желания рассказывать о Джемме и ее жестоком экзамене, после которого я всем сердцем возненавидел огнеметы. Я совершенно не знаю Кошку, зато знаю, что даже девять лет спустя та история все еще может всколыхнуть во мне не самые приятные чувства.
— Да как сказать. Просто почувствовал, что так надо.
— Почувствовал? Полагаться на чувства нормально, если выбираешь наряд для первого свидания, но при выборе оружия такой подход выглядит странно, ты так не считаешь?
Понятно. Похоже, она не отстанет, пока не услышит ответа.