Микки-7
— Да вот, — говорю я, — решил заняться бодибилдингом. Я тут подумал, что если немного отъемся и подкачаюсь, то, может, в следующий раз ползунам придется жрать меня дольше.
Она хихикает. Нэшин смех — одна из самых милых ее черт. Такой… девчачий. А еще она, когда смеется, отводит взгляд и прикрывает рот ладошкой. Подобное поведение составляет разительный контраст с ее обычным образом лихой боевой летчицы: будто совсем другой человек.
— Рада, что ты еще способен шутить на эту тему, — замечает она. — С тех пор, как мы здесь приземлились, ты гибнешь с завидной регулярностью. Другой бы на твоем месте озлобился.
Я снова наливаю воды в стакан. Есть голую протеиновую пасту почти невозможно, разве что в качестве гарнира. Она, в общем-то, безвкусная, но вязкая и зернистая. Чтобы проглотить, приходится постоянно ее запивать.
— Я предпочитаю рассматривать ситуацию под таким углом: если бы Седьмой себя не угробил, я бы никогда не вылез из бака.
На лицо Нэши набегает облачко печали.
— Да, наверное.
Я отрываю взгляд от своего унылого завтрака.
— Что?
Она качает головой.
— Я тяжело переживаю твою гибель, Микки, и с каждым разом все тяжелее. Вчера ночью был просто кошмар, куда хуже, чем когда умер Шестой. Наверное, так плохо мне не было даже после несчастного случая с Пятым. Когда ты передал, что отключаешься, я продолжала кружить в радиусе приема сигнала: все надеялась, что передумаешь. А потом наконец сдалась и вернулась к куполу, где целый час просидела в кабине на площадке прилетов, рыдая как маленькая. И вот… ты здесь, и, как ты правильно заметил, если бы вчера я тебя спасла, сегодняшний ты тут не сидел бы… и я сама не понимаю, что должна сейчас чувствовать.
— Да уж, — говорю я. — Бессмертие сбивает с толку.
— В этом ты прав, — раздается у меня за спиной голос Берто.
Я оглядываюсь: он стоит надо мной, держа в руках поднос с ямсом и жареными сверчками.
— Доброе утро, Берто, — говорит Нэша. — Присаживайся к нам, что ли.
Он ставит поднос на стол, перелезает через скамейку и садится рядом со мной.
— А почему ты хлебаешь баланду, Микки? И что у тебя с рукой?
Я опускаю взгляд. Запястье я обмотал тугой повязкой, но из-под нее видны расплывающиеся края синяка.
— Упал с кровати, — поясняю я. — Дезориентация после бака.
Берто испытующе смотрит на меня, и я вижу, как в голове у него начинают проворачиваться шестеренки.
— Вот оно что, — говорит он. — И когда именно это произошло?
— После того, как ты ко мне заходил. А тебе какая разница?
Нэша удивленно переводит взгляд с меня на него и обратно.
— Я что-то пропустила?
— Возможно, — говорит Берто. — Так все же когда?
— Не помню. До того, как спустился в столовую. Может, полчаса назад?
— Когда я встретила тебя в душевой, с рукой все было в порядке, — замечает Нэша.
— Угу, — выкручиваюсь я. — Повредил позже.
Берто прищуривается и мотает головой.
— Серьезно, — недоумевает Нэша. — Что происходит?
— Я не знаю, — пожимает плечами Берто. — Микки, что происходит?
Я зачерпываю последнюю ложку пасты и гадаю, не столкнулся ли Берто с Восьмым по дороге сюда. Если так, то лучше признаться во всем сразу и надеяться, что он станет держать рот на замке. А если не станет?
— Ничего не происходит, — говорю я. — Можно мне спокойно доесть?
Я незаметно оглядываю столовую. Для завтрака уже поздновато, но до обеденного часа еще далеко. Поблизости никого нет, подслушать наш разговор невозможно. Берто по-прежнему не спускает с меня глаз.
— Ну что? — не выдерживаю я. — На что ты пытаешься намекнуть, Берто?
Он поддевает вилкой сверчка с пюре, медленно жует, проглатывает.
— Да не знаю, Микки. Я ведь видел, какой ты обычно после бака. В этот раз с тобой явно что-то не то.
Меня перекашивает от злости.
— Если бы ты поменьше заострял внимание на том, как я выгляжу после бака, а в первую очередь старался меня не угробить, глядишь, мне и не пришлось бы так часто туда наведываться, да и обсуждать сейчас было бы нечего.
— Ага, — говорит Нэша. — Ты все же обиделся.
— Да ну вас, — бормочет Берто. — Я не за тем к вам подсел, чтобы ссориться с Микки из-за его чертовой руки. На самом деле я хотел спросить, слышал ли кто-нибудь из вас о том, что произошло сегодня утром на периметре?
Нэша морщится, глядя на остатки еды, и тыкает вилкой в поджаренную бататовую кожуру.
— Знаю только, что через час мне снова заступать на смену, хотя я всего четыре часа как закончила предыдущую. Полагаю, этому должна быть причина, но лично мне никто ничего не объяснил.
Берто, перегнувшись к ней через стол, говорит вполголоса:
— Мы потеряли одного из наших.
— Потеряли? — переспрашивает Нэша. — Что значит — потеряли?
Берто пожимает плечами.
— Никто толком ничего не знает. Вроде это был один из охранников с восточного блокпоста. Дани сказал, Гейб Торичелли. В восемь он вышел на связь, а в восемь тридцать уже молчал. Когда отправили людей проверить, в чем дело, на посту ничего не нашли, кроме взрыхленной кучи снега.
Я открываю рот да так и замираю. Чуть не проговорился, что видел Гейба сегодня утром, хорошо хоть, вовремя спохватился, что эти двое вообще не должны знать о моих приключениях на свежем воздухе. Не кто иной, как Гейб впустил меня на базу, когда я выбрался из лабиринта. И было это… примерно в восемь пятнадцать?
Срань господня.
Получается, ползуны проследили меня до самого купола?
Я снова мысленно вижу паука, которого много лет назад выпустил на волю в сад. Может, вчера ночью произошло совсем не то, о чем я думал? Может, я был для них муравьем, которого не задавили лишь ради того, чтобы он привел прямо к муравейнику?
— В чем дело? — спрашивает Нэша.
Я смотрю на нее, на Берто, снова на нее. Оба выжидающе таращатся на меня.
— Правда, Микки, что с тобой? — говорит Берто. — У тебя такой вид, будто ты с перепугу надул в штаны. Ты что, крепко дружил с этим парнем?
Глупый вопрос, учитывая, что население планеты меньше двухсот человек и последние девять лет мы все находились в тесном контакте. Я плохо знал Гейба, но это говорит лишь о том, как много времени мы проводим втроем и как мало общаемся с другими колонистами. Конечно, я знал его в лицо и в целом считал неплохим парнем, но не более того. Впрочем, так о нем думали и Берто с Нэшей.
— Я знал, кто он такой. Друзьями мы не были. Но разве это важно? Берто, мы только что потеряли шесть десятых процента всего населения.
— Ты прав, — кивает Берто. — Если честно, я не был большим поклонником Гейба. Во время перелета он постоянно гонял всех за то, что мы мало времени проводим на тренажере и не следим за физической формой. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Прежде чем начать размораживать эмбрионы, следует пресечь утечку наличного генетического материала.
— На этот счет я спокойна, — говорит Нэша. — Если возникнет острая необходимость в непримечательных белых парнях, мы всегда сможем допечатать нескольких Микки.
Оба хохочут. Я поначалу впадаю в ступор, но потом тоже смеюсь за компанию.
— А если серьезно, — говорит Берто, — Микки высказал здравое предположение.
Не помню, чтобы я вообще высказывал какие-либо предположения, но ладно.
— Точно, — подтверждает Нэша. — Вряд ли Гейб пошел гулять и заблудился.
— Значит, на него напали ползуны, — заключает Берто.
Нэша отрывает взгляд от остатков ямса в тарелке.
— Ты уверен?
— Нет, но… а что еще могло случиться? Других животных крупнее амебы мы на этой планете пока не видели.
Нэша качает головой.
— Ползуны, рыскающие у самого купола, уже дурная новость. А если они и правда разделались с вооруженным охранником, дело и того хуже. Он был в бронезащите?
Да, был, но опять же: откуда бы мне про это знать?
— Не знаю, — говорит Берто, — наверное, нет. У охраны не было причин облачаться в полную броню… до сегодняшнего утра. Это первый случай, когда ползуны кого-то убили.