Няня для волшебника (СИ)
Лицо зеркальной сути дрогнуло, на какой-то неуловимый миг став прозрачным, а затем Аврелий ответил:
— Некоторое время назад я почувствовал этот всплеск. Кто-то работает с изначальной магией, и мне кажется, он черпает силы из того источника, который открывает двери между мирами.
Я почувствовал, как по спине мазнуло холодком, словно упомянутая дверь распахнулась прямо за моей спиной. Дора побледнела.
— И что это значит? — спросил я. — К чему может привести?
Аврелий пожал плечами.
— К безграничным силам пока еще слабого мага, — ответил он. — А еще, возможно, двери между мирами закроются навсегда.
В ушах зашумело. Если врата между мирами закроются, то это, конечно, не уничтожит работорговлю — вместо невольников из другого мира работорговцы станут завозить рабов с юга, например, с Львиных островов. А вот магический баланс будет невозвратно нарушен. Возможно, это ослабит артефакторику. Может быть, безгранично усилит магов, дав им возможность вообще обходиться без артефактов. Одним словом, всех нас, не только волшебников, ждут очень опасные перемены.
И Инга собирается извлечь из этого собственные выгоды. Интересно, понимает ли она всю опасность этого предприятия?
— Я вчера видела Москву, — вдруг негромко сказала Дора. — Выглянула из этого зала и увидела свой мир. Москва — это столица моей страны.
Я неожиданно понял, что у меня дрожат руки. Дора могла вернуться домой — изнанка мира щедро предоставила ей такую возможность. И то, что она осталась, то, что я сейчас видел ее в зеркале, было чудом. Самым настоящим чудом, чистым и добрым.
Она могла уйти. Могла, но осталась. Я повторял это, словно заклинание.
— Ты не ушла, — произнес я вслух, чувствуя себя молодым и свободным. Чувствуя себя живым.
Дора смотрела на меня с теплом и любовью.
— Я не уйду, Мартин, — по ее губам скользнула улыбка, и я улыбнулся в ответ. — Ты же знаешь.
— Я тебя люблю, — сказал я, и зеркальная гладь под моей рукой наполнилась светом, передав мне тепло руки Доры.
* * *Когда мы спустились с чердака и прощались с Бруно в гостиной, то волшебник вдруг заметил:
— В твоей ауре есть приворотные нитки. Ты в курсе?
Я быстро просканировал себя и ничего не обнаружил. Предсказуемо. Я и не должен был понять, что меня привораживают, в этом и была цель.
— Инга? — усмехнулся я. Прищурившись, Бруно вновь всмотрелся в мою ауру и кивнул.
— Она самая. Что собираешься делать?
— Слегка поддаться, — сказал я. — Вывести ее на чистую воду, добыв достаточно улик.
Огюст что-то пробормотал — ему не нравилась эта идея, мне тоже, но пока у нас не было ни малейших оснований для того, чтоб арестовать Ингу. Даже приворотные нитки, которые она так умело вплела в мою ауру, ничего не значили: приворот не считался криминальным или общественно опасным деянием. Инга всегда может сказать, что полюбила бывшего мужа, признала, что была виновата, и захотела начать все сначала.
— Будь осторожен, — посоветовал Бруно. — Кто знает, что у нее на уме на самом деле.
— Буду, — пообещал я. — Я достаточно благоразумен, чтоб не бросаться в пропасть, очертив голову.
— Да, хватит и того, что ты когда-то женился на этой дряни, — вздохнул Огюст, и мы направились к выходу.
— Завтра я попробую еще раз просмотреть ее ауру, — сказал я, когда мы подъехали к дому. — Поищу в ней следы того, кто работает с Ингой. Не сама же она вошла в такую силу…
— Если она черпает из источников изначальной магии, то все возможно, — произнес Огюст и напомнил: — Вспомни, как ты обвел вокруг пальца пеньков из академии с помощью моих драконов — а тогда ты был совсем слаб.
Я кивнул, и вдруг меня осенило: надо немедленно навести справки о том, кто из волшебников, готовивших мою смерть, сумел-таки остаться на свободе. Возможно, именно моя уловка с драконами и натолкнула его на такую маскировку… Войдя в дом, я сразу же написал сообщение Адеоле и, отправив его с письмоношей, пошел в спальню.
В принципе, я был готов к тому, что встречу там Ингу — и в то же время не ожидал этого. Моя бывшая жена была не из тех, кто теряет время даром: сейчас она лежала на моей кровати поверх одеяла. Всю ее одежду составляла легкая сорочка-паутинка, которая больше открывала взгляду, чем прятала от него. Я вдумчиво и со знанием дела принялся рассматривать ее: идеальное тело, которое могло бы служить моделью для скульпторов или живописцев, нежная кожа — дотронься и уже не захочешь убирать руку, покоренный ее теплом и мягкостью, глаза, искрящиеся лукавством и страстью… Инга была идеальна. Никто не смог бы устоять перед ее томительным, каким-то русалочьим очарованием. И еще совсем недавно я забыл бы о том, что она хотела меня убить, а потом выбросила из жизни, когда не смогла этого сделать. Забыл бы, махнул на все рукой и рухнул в омут этих томных зовущих глаз.
— Ты вроде бы уехала домой, — равнодушно сказал я и прошел к шкафу, расстегивая пуговицы пиджака. Нити приворота в моей ауре натянулись и зазвенели, призывая обернуться и пойти к кровати — туда, где лежала такая желанная женщина. Я знал ее, знал каждую частичку этого удивительного тела, я мог взять ее и присвоить снова, уже по своим правилам и на своих условиях.
И я прекрасно отличал то, что приказывал приворот, от того, что хотелось мне самому. Мне нужна была Дора с ее чистой душой и добрым сердцем. Вот и все. Но если сейчас немного подразнить женщину, что лежала передо мной настолько призывно, то можно будет увидеть в ее ауре больше того, что она хочет показать.
— Мне не хочется уходить, Мартин, — призналась Инга, и теперь ее голос был глухим, влекущим, похожим на мед, что обволакивает и погружает в сладкую глубину. — Я поняла, что совершила очень большую ошибку, и теперь хочу ее исправить, — в ее глазах мелькнули теплые искры, и Инга продолжала: — И я надеюсь, что ты откликнешься, Мартин.
Я промолчал, оценивающе рассматривая бывшую жену. Помнится, прежде ее раздражало, если ее прелести рассматривали взглядом покупателя на рынке, но сейчас Инга лишь улыбалась. Аура окутывала ее тело золотой кисеей, и пока в ней не было ни единого чужого следа.
— Моя невеста пропала без вести, — сухо сообщил я. — И ты думаешь, что я в радость такого случая соблазнюсь бывшей женой? В моих нынешних обстоятельствах?
— Ты можешь расторгнуть помолвку, — Инга повела плечами и слегка изменила позу, став еще соблазнительнее. В былые времена ей достаточно было склонить голову и распустить волосы, чтоб я потерял рассудок от любви и страсти. В былые времена, когда я любил и верил, что моя любовь взаимна…
— Слово Цетше не тряпка, которую треплет ветер, — ответил я, чувствуя, как нить приворота становится петлей и поводком. Меня тянуло к женщине на кровати, меня влекло к ней так, как ни к кому и никогда прежде.
И я знал, что эти мысли и желания, которые не давали дышать, не принадлежали мне. Они были чужими и не имели надо мной власти.
— Иди ко мне, — улыбнулась Инга. Господи Боже, а ведь совсем недавно я бы все отдал за эту улыбку и эту женщину. Но она сделала свой выбор тогда, когда решила меня убить. Если бы не заказ короля, то заклинание в снимке сработало бы так, как нужно, и отправило меня на тот свет.
Деньги и власть. Вот и все, что нужно таким, как Инга.
Протянув руку, я взял двумя пальцами поясок — золотистую косицу из ниток, которая не имела практической надобности на ночной сорочке, просто показывала, что ее хозяйка сегодня желает пылкой и страстной любви. Инга потянулась ко мне, и в этот момент ее аура наконец-то дрогнула. Легко-легко: предвкушение победы не разрушило того, что с таким трудом возводил ее создатель, но я наконец-то увидел его тень в сиянии золота.
Увидел и узнал.
Он был невысоким, тощим и незаметным, и я никогда не мог запомнить его имени. Молодой и невзрачный, он всегда держался рядом с Аттелем, и его никто не замечал. Тень — вроде бы она здесь, а вроде бы ее и нет. Я вспомнил, как внимательно он смотрел на меня, когда волшебники приехали в замок Цетше, вспомнил, с какой предусмотрительной услужливостью он наполнял кубок Аттеля за ужином, и из глубин памяти все-таки всплыло имя: