Няня для волшебника (СИ)

— Мартин! — закричала я и хлопнула по зеркалу. — Мартин, я здесь! Мартин!
Он не откликнулся — мы были в разных пластах реальности, и Мартин не слышал меня, но я продолжала шептать его имя. Я смотрела на Мартина, не в силах оторвать от него взгляда. Он был хмур, от всей его угловатой фигуры веяло такой решительностью и отчаянием, что мне становилось холодно. Очередная книга вернулась на полку, и Мартин опустился прямо на пол и устало зарылся пальцами в растрепанные волосы. Он искал ответ и не нашел его.
— Мартин… — прошептала я с теплом и любовью. Он искал способ найти меня, он хотел, чтоб я была рядом, он делал все возможное для моего спасения — я чувствовала это. Сейчас, глядя в волшебное зеркало, я твердо знала, что Мартин не лгал, называя меня любимой.
В зале появился Огюст — такой же растрепанный и встревоженный, он сел на пол рядом с братом и что-то сказал. Лицо Мартина дрогнуло, искаженное болезненной гримасой, и он устало махнул рукой и что-то ответил. Огюст понимающе кивнул, обнял Мартина и, продолжая говорить, помог ему подняться.
— Я жива, — промолвила я, понимая, что говорить бессмысленно, они меня не услышат. — Я жива. Не бойтесь за меня.
Мартин и Огюст медленно вышли из зала, и зеркало дрогнуло, стирая картинку. Вскоре я снова видела свое отражение: бледную светловолосую девушку, чье сердце сейчас рвалось на части от горя и надежды.
* * *
Спустя два часа сидения перед зеркалом я поняла, что больше оно ничего не покажет, и расстроилась до глубины души. Добраться до окошка под потолком и посмотреть, где я нахожусь, было невозможно, день медленно подбирался к середине, и я понимала, что очень скоро зал снова погрузится в темноту. Единственным живым существом здесь был колобок, который крутился по тарелке и нецензурно описывал свою незавидную судьбу.
Но Мартин и Огюст ищут меня — и обязательно найдут. Надежда не позволяла мне опустить руки.
— Что ж, — сказала я вслух, — пока светло, надо осмотреться.
Я планировала найти что-нибудь полезное, вроде одеял или лампы, но за время поиска не нашла ничего такого, что можно было бы использовать для побега или хоть какого-то уюта. Похитители снабдили меня обогревательным колобком, и на этом их забота закончилась. Вздохнув, я подошла к зеркалу и задумчиво погладила тяжелую бронзовую раму.
Как там было у Пушкина?
— Свет мой, зеркальце, скажи, — негромко промолвила я, — да всю правду доложи. Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?
Темная глубина, в которой плавало мое отражение, содрогнулась, и по зеркальной глади закружился водоворот. Я вскрикнула от неожиданности, отшатнулась от зеркала и увидела, как стеклянная поверхность складывается в карикатурное подобие лица.
— Ты, царевна, всех милее, — услышала я негромкий, чуть хриплый голос, — всех прекрасней и белее.
Некоторое время я зачарованно рассматривала зеркальное лицо: грубо вылепленные веки, нос картошкой, небрежно прорезанный рот — а затем сказала максимально вежливо:
— Здравствуйте!
Губы зеркала дрогнули, и я услышала:
— Какое вежливое дитя! Здравствуй, пленница!
Да уж, пленница в странном месте… Я подошла к зеркалу поближе — ведь не укусит оно меня! — и спросила:
— Вы ведь волшебное зеркало, да?
Послышался негромкий смешок.
— Да, дитя, я волшебное зеркало. Одно из девяти великих зеркал.
— А вы знаете, что это за место? — продолжала я. Веки зеркального лица дрогнули, открылись глаза, и я почувствовала, как от страха немеют ноги, а в животе становится холодно. Золотой взгляд был томительным и жутким.
— Да, — ответило зеркало. — Это изнанка мира, дитя. Ты будешь здесь до тех пор, пока это место не вывернут.
Мне захотелось схватиться за голову. Алиса в стране чудес, не иначе.
— Скажите, пожалуйста, а когда это произойдет? — поинтересовалась я. Зеркало негромко рассмеялось.
— У тебя хорошие манеры, пленница, — сказало оно. — Полагаю, тебя освободят после смерти твоего мага.
Мартина хотят убить! Я с трудом сдержала крик. Впрочем, это и так было понятно — Инга не затеяла бы такую опасную игру просто так, от скуки.
 
— Или же не освободят, — продолжало зеркало. — Зачем ты тогда?
— Умру тут от голода, — вздохнула я. — Этим все и закончится.
Зеркало рассмеялось так, словно у меня получилась очень удачная шутка.
— Видишь вот тот комод? — спросило оно. — В верхнем ящике лежит платок, достань его.
Я послушно подошла к комоду, с трудом вытянула нужный ящик и достала старый дырявый носовой платок. Я уже его видела во время поисков — ничего интересного.
— И что с ним делать? — поинтересовалась я.
— Такие платки испокон веков использовали путешественники, — ответило зеркало. — Встряхни и скажи: «Пожалуйста, обед!»
Я недоверчиво посмотрела сперва на зеркало, а затем на платок в своей руке. Грязный и мятый, он почти рассыпался в пальцах от старости. И этот кусочек ткани — артефакт? Впрочем, а что я теряю? Я взмахнула платком и сказала со всей возможной вежливостью:
— Пожалуйста, обед!
Платок ожил в моих пальцах — по ткани пробежали серебристые искры, платок вырвался из моей руки и, проплыв по воздуху, опустился на пол. Я увидела, что он увеличился до размеров скатерти, а дырявая и трухлявая ткань стала новой и чистой. Еще мгновение — и по скатерти поскакали белоснежные фарфоровые тарелки с легким голубым узором, а на тарелках был самый настоящий обед! Вот прибежала супница с ароматным куриным супом, вот на одной из тарелок появились жареные ломтики картофеля, на второй раскрылся пасьянс из тонко нарезанных сыров, а на третьей возникла груда мелких помидоров, огурчиков и перцев. Вот важно возникло блюдо, на котором красовались три шампура с ароматным дымящимся шашлыком, а вот прибежали графинчики с вином, водой и соком. Я с восторгом смотрела на это пиршество и знала, что обязательно заберу с собой этот платочек-самобранку. Пригодится.
— Приятного аппетита, — улыбнулось зеркало. Похоже, его забавляло то, как я выгляжу и веду себя. Я подтянула к скатерти трехногий стул, села и спросила:
— А вы ко мне присоединитесь?
По зеркальному лицу пробежала волна, словно мое предложение застало его врасплох. Я смутилась. Неужели я умудрилась как-то обидеть его?
— Что-то не так? — спросила я с искренней тревогой.
— Нет, — ответило зеркало чуть ли не смущенно. — Просто прежде никто не предлагал мне пообедать. Спасибо, дитя, ты очень добра.
Я тоже смутилась.
— Попробуете? — я взяла один из шампуров и продемонстрировала зеркалу аккуратные куски сочного мяса. Невидимый повар приготовил их по всем правилам, так, что от соблазнительного запаха сводило живот и хотелось только одного: откусить еще один кусочек. Зеркало усмехнулось и приоткрыло рот.
— Ну… давай попробуем.
Я осторожно сняла с шампура кусок мяса и аккуратно просунула его в ледяные зеркальные губы. Сначала ничего не происходило, а потом вокруг рамы закружились сиреневые искорки, и зеркало воскликнуло:
— Удивительно! Со мной никогда не было ничего подобного! Можно еще кусочек?
Я взяла помидор и добавила его к новому куску шашлыка. Зеркало довольно прикрыло глаза, и я заметила, что черты его лица стали тоньше, словно по ним бегло прошелся резец невидимого скульптора. Появились брови, вокруг глаз пролегли мелкие морщинки, нос сделался острее, и под ним легла ямка к губе, будто кто-то положил туда палец и сказал: Тс-с-с! Серебристая муть стала наполняться цветом — теперь из зеркала выступало вполне живое лицо. Съев кусок шашлыка, я предложила:
— Может быть, вина?
 
Зеркало рассмеялось. Над высоким лбом завилась прядь темных волос: молодое мужское лицо, которое сейчас смотрело на меня карими глазами, было вполне привлекательным.
— Лучше воды. Там ведь есть вода?
— Есть, — налив воды в высокий хрустальный бокал, я подошла к зеркалу и несколько минут держала бокал, давая ему напиться. Лицо дрогнуло, отстранилось и сказало: