Гринтерра (СИ)
— Иолай, ты правда думаешь, что, выдав свою дочь замуж за моего племянника, единственного, по Кону Великих домов, следующего наследника Дома Клёна, за свою дочь, то они вдвоём смогут примирить наш континент? Править станет род фон Ридас? Неужели, Великий дом Ясеня согласен отринуть тысячелетнюю традицию правления?
— Иначе бы я не стал звать посла империи. Мне ведомо, что твоё время тебе очень дорого, мой друг.
— Тогда как ты планируешь осуществить этот брак? — Ирон был искренне шокирован неожиданным решением главы лесного царства и его напускное спокойствие начинало давать трещину.
— Когда моя дочь достигнет совершеннолетия, то прибудет в столицу Эйдоса, Кион, для замужества.
— Сколько ей сейчас?
— Уже совсем скоро должно исполниться десять. — с улыбкой любящего отца ответил Иолай.
— Получается Вальтмери старше неё на четыре года…
— Я вижу ты заинтересован в этом союзе. — сделав ещё один ход на доске для шахнара помрачнел царь. — Есть у меня лишь одно условие…
— Ты ставишь меня перед трудным выбором Иолай… — громкий стук фигуры о доску от хода Ирона фон Ридаса показывал его понимание того единственного условия. Голос принца похолодел, а его очки начали быстро запотевать. — Я не могу освободить Ганджи Бадда. Только не его.
— Ирон… Прошлого не вернёшь. Твой брат умер в бою как герой. Спас тысячи жизней своим поступком, а сейчас ты можешь спасти гораздо больше. Ганджи Бадд не просто бывший анхель рантаров — он живая легенда нашего царства и мой друг. Его заключение или же смерть вызовет волну негодования во всей Гринтерре. О каком союзе с вами, эйдами, тогда может идти речь?
Ирон фон Ридас прекрасно понимал правоту сказанного своим оппонентом, но обуздать свои эмоции и забыть ненависть к убийце своего старшего брата Кассия было выше его сил. Если бы не возможность наконец прекратить распри между эйдами и гринтерцами раз и навсегда, и не возможность Великому дому Клёна встать во главе этого могучего объединённого государства, то возможно посол Эйдоса не смог бы разумно ответить царю Гринтерры.
— Я согласен. — скрипя зубами выдавил из себя принц. — Мы согласны. Обговорю всё с отцом по возвращении в Кион. Посыльный отбудет в «Сонм Зверя» уже сегодня. Желательно с кем-нибудь из тех, кому ты доверяешь и кого знает Тигр. Но уговорить императора Эйдоса отпустить убийцу его сына будет намного сложнее, чем меня. И союз его внука и твоей дочери не станет таким уж лакомым куском для Ортуса фон Ридаса.
— Что ты хочешь Ирон?
— Все торговые караваны Эйдоса, не относящиеся к Великому дому Пихты и имеющие имперскую грамоту должны перестать платить пошлину за вывоз товаров из царства. — блеск в глазах за очками выдавал в словах Ирона далеко не самые близко идущие планы.
— Я распоряжусь об этом сегодня же. — Иолай встал из-за стола и направился к выходу.
— Стой! А как же игра, мы не закончили! — недовольный резким окончанием партии принц Эйдоса даже привстал со своего резного стула.
— Все фигуры уже стоят так как надо, Ирон. Дальше мы будем лишь наблюдать. — легкая, натянутая с тяжестью, улыбка Иолая Д’Видеона стала последним, что увидел принц на лице царя Гринтерры до своего отбытия в Кион.
***
Прошло уже пару недель после того, как Камалию с бабушкой выкинуло на необитаемый остров рода Ренней.
Юный гепард питался мелким зверем, что приходил к берегу реки попить пресной воды, но, не успевая сделать даже глотка, погибал в зубах большой кошки. Каме не нравилось питаться сырым мясом пойманных животных, но её вкусы после превращения значительно поменялись и стали пугать девочку своей дикостью и простотой. Камалия начала слизывать кровь со своих лап, которыми удерживала зверя во время трапезы. Иногда получалось поймать рыбу, но желудок гепарда намного лучше воспринимал именно лесного зверя нежели жителей рек и озёр. Потому охота для Камалии стала самым важным занятием по дороге к центру острова.
Первый круг, как назвала его Коджи, представлял собой сложно проходимые лесные чащи, где приходилось часто карабкаться по скальным образованиям, поднимаясь на множество десятков, а быть может и сотен метров над уровнем Каменного моря. Добычу в этих лесах удавалось поймать далеко не всегда. Маленьким и юрким зверькам было намного проще лавировать между поваленных стволов деревьев, частых кустарников и небольших каменных завалов. Бывали дни, когда девочка и вовсе оставалась голодной, но страх вновь потерять контроль над своим сознанием заставлял её усерднее и аккуратнее подходить к азам охотничьего ремесла. Она начала различать на слух различную лесную дичь и рассчитывать расстояние до неё. Глаза хорошо видели в ночи зверей, что выходили только в это время суток и потому Камалии приходилось выходить на охоту ещё и ночью. Время для сна девочка выбирала только после очередной свершившейся трапезы, но засыпала лишь пару-тройку часов, которых вполне хватало для переваривания пищи и отдыха.
Самое неприятное в понимании юной Бадд стало желание облизывать всё своё тело, даже в тех местах, куда в виде человека и достать то невозможно. Умывание лапой головы и морды стало частым занятием Камалии после еды, поскольку окровавленная нижняя челюсть приманивала множество мух и другой мошкары, что мешала спать и причиняла ни с чем несравнимый дискомфорт. Облизывая свои передние лапы множество раз, Кама и не заметила, как это превратилось в привычку, но сделать с этим ничего не могла, реалии дикого зверя не должны были испугать ребёнка, что пережил уже события много хуже этих.
“Ох и доберусь я до тебя, Алатас. За всё ответишь. До костей заставлю вылизываться.”
И вот, когда прошёл уже не первый месяц в облике гепарда, Камалия попала в то, что можно было бы назвать лесным тупиком. Деревья здесь были очень ветвистыми, хоть и высокими. Тонкие ветки кустов опутывали хуже лиан и раздражали психику похлеще орущего сурка, что наорал на Каму в пещере, когда убегал от неё на последней охоте. Эхо от крика маленького животного с жутким воем нагоняло страху и заставляло поджилки трястись, хотя головой Камалия понимала, что этот зверь боится её намного больше.
Ветвистая лесная преграда вынуждала двигаться дикую кошку как можно медленней, наверное, поэтому, уворачиваясь от больших пауков, девочка не замечала, как с верхних веток за ней наблюдает огромный питон. Он уже давно довольствовался лишь мелкой добычей, потому не мог пропустить крупную дичь мимо. В пару десятков метров длинной коричневый пятнистый змей обвивал верхние ветки деревьев, плавно и бесшумно, перемещаясь в след за Камалией. Он ждал, когда большая кошка устанет и приляжет на ночлег, чтобы заполнить свой жадный желудок пищей достойной его размеров.
Тьма в лесу наступает крайне быстро, а в густой, заросшей растительности чащи почти мгновенно, стоило только последнему лучу солнца скрыться за горизонтом. Огромный питон обвил ствол дерева над отдыхающей самкой гепарда, которая, поужинав каким-то мелким грызуном, напоминающим крысу, вылизывала себя сверху до низу. Терпением змей отличался чрезвычайным и потому дал своей жертве насладиться последним умыванием перед смертью.
Когда гепард умылся и примял участок высокой травы для комфортного сна, ночной хищник начал медленно перетекать на толстую ветку, что свисала в пяти метрах над Камалией. Его треугольная голова плавно опускалась к земле и, по-отечески, ласково совершала оборот за оборотом вокруг своей жертвы. Три кольца уже начинали потихоньку сжимать свою жертву, когда Кама проснулась. Оранжевые глаза огромного питона перед мордой гепарда повергли бы в ужас любого, кто бы увидел их после недолгого сна, но девочка среагировала быстро.
Прежде чем питон открыл свою пасть, чтобы заглотить проснувшуюся добычу, лапы гепарда двумя точными ударами с разных сторон быстро развернули голову змея, подставив его узкую у головы шею под клыки крупной кошки. Два острых, словно заточенные наконечники копий, клыка вонзились в тело старого змея, медленно умерщвляя монстра непроходимой чащи. Питон не извивался от боли и не издавал звуков больше, чем при охоте, его кольца сжались, стараясь сломать кости своей противнице, которая продолжала вгрызаться в шею огромного змея. В конце концов, когда Камалия думала, что её тело сейчас лопнет от сдавливающих пятнистых колец, питон просто принял свою судьбу — принял смерть от более сильного и умелого хищника, которым являлась молодая самка гепарда. А когда его глаза помутнели, словно вода в болоте, мощная кошачья челюсть отпустила своего недруга на некоторое время, чтобы позже съесть большую часть тела земноводного, который сам стал пищей, замкнув очередную цепочку жизни и смерти.