Золотое рандеву

Уайт был в том же состоянии, в котором я его оставил, дрожал, как настроечный камертон. Я открыл его стол и положил назад ключ, отвертку и фонарь. Наушники я оставил себе. И пистолет.
Когда я вернулся в гостиную, коктейли по третьему кругу были уже поданы. Чтобы это понять, мне не нужно было считать пустые бутылки. Смех, оживление, разговоры, шум в гостиной были тому лучшим доказательством. Капитан Буллен все еще беседовал с Серданом. Высокая медсестра продолжала вязать, а та, которая была пониже ростом, держала в руке очередной бокал. Томми Уилсон стоял возле бара. Я потер рукой щеку, и он резким движением потушил свою сигарету. Я видел, как он сказал что-то сидевшему рядом Мигелю и Тони Каррерасам — конечно, в этом гаме на расстоянии двадцати футов невозможно было разобрать ни слова. Тони Каррераса, судя по движению бровей, это и позабавило, и озадачило.
Я присоединился к капитану Буллену и Сердану. В данной ситуации длинные речи были ни к чему, ведь только дурак может пожертвовать своей жизнью, предупреждая о своих намерениях.
— Добрый вечер, мистер Сердан,— сказал я. Вытащил левую руку из кармана и бросил наушники ему на колени, обернутые пледом.— Узнаете?
Глаза Сердана широко раскрылись, и вдруг он резко рванулся вперед и в сторону, как будто хотел освободить так досаждавшее ему кресло. Но капитан Буллен был готов к этому и оказался быстрее его. Он ударил Сердана, вложив в свой удар всю накопившуюся за последние сутки ярость и боль. Сердан вывалился из кресла и тяжело рухнул на ковер.
Я не видел, как он падал, только услышал звук падения. Сиделка, державшая в руке стакан с «шерри» и быстрая, как кошка, выплеснула содержимое стакана мне в лицо в тот самый момент, когда Буллен наносил удар. Я резко отпрянул в сторону, чтобы защитить глаза, и, падая, увидел, что высокая худощавая сиделка отбросила вязание и сунула руку в плетеную корзинку.
Прежде чем упасть, правой рукой я сумел извлечь из-за пояса кольт и дважды нажать на спусковой крючок. Тут же правым плечом врезался в ковер и так и не понял, куда попали пули, да и мало меня это заботило в то мгновение, когда пронзительная боль от шеи прошла по всему телу. Затем мое сознание прояснилось, и я увидел, что высокая сиделка стоит. Не просто стоит, а поднялась на цыпочки, резко наклонив вперед голову и плечи и прижав к животу побелевшие руки. Затем она качнулась вперед и ужасно медленно, как в замедленной съемке, повалилась на Сердана. Другая сиделка не двигалась с места. Кольт капитана Буллена был лишь в шести дюймах от ее лица, побелевший от напряжения палец лежал на спусковом крючке.
Резонирующий грохот выстрелов моего кольта, болезненный и оглушающий в ограниченном металлическими переборками пространстве, наконец затих, и в гробовой тишине раздался нежный голос с мягким шотландским акцентом:
— Кто шевельнется, убью.
Старший и младший Каррерасы, которые ранее стояли спиной к бару, теперь повернулись к нему вполоборота и уставились на пистолет в руках Макдональда. Лицо Мигеля Каррераса было неузнаваемо, утонченное выражение преуспевающего бизнесмена сменилось чем-то совершенно безобразным. Когда он повернулся, его рука легла на стойку рядом с хрустальным графином. В этот вечер Арчи Макдональд не надел свои медали, и Каррерас никоим образом не мог знать о длинном, обагренном кровью послужном списке боцмана, иначе он никогда не попытался бы запустить этот графин в голову Макдональда. Реакция Каррераса была настолько быстрой, движения столь неожиданные, что будь перед ним другой человек, он наверняка добился бы успеха. Но не с Макдональдом — он даже не успел оторвать графин от стойки, и через долю секунды уже смотрел на раздробленную кровавую массу, которая только что была его ладонью.
Второй раз за несколько секунд комнату сотряс грохот пистолетного выстрела, на этот раз сопровождаемый звоном разбивающегося и разлетающегося стекла, и снова раздался голос Макдональда, который почти с сожалением произнес:
— Мне следовало бы пристрелить вас, но я люблю читать о судебных процессах над убийцами. Мы сохраним вас для палача, мистер Каррерас.
 
Я начал подниматься на ноги, когда кто-то пронзительно закричал, и резкий неприятный звук наполнил помещение. Еще одна женщина присоединилась к этому крику, ее сдавленный визг напомнил свисток паровоза при приближении к железнодорожному переезду. Кажется, настало время массовой истерики.
— Прекратите крик,— прорычал я.— Вы слышите? Немедленно прекратите! Все кончено.
Крики стихли. Наступила тишина, странная и неестественная. Она была ничуть не лучше шума, который был прежде. И тогда ко мне направился Бересфорд, он двигался не очень уверенно, его губы беззвучно шевелились в попытке произнести что-то, лицо было белым. Я не осуждал его. В том хорошо устроенном, богатом мире, в котором он жил, устраиваемые им для гостей развлечения вряд ли часто заканчивались стрельбой и разбросанными на полу телами.
— Вы убили ее, Картер,— наконец-то вымолвил он. Голос его был хриплым и напряженным.— Вы убили ее. Я видел это, мы все видели. Беззащитную женщину.— Он пристально уставился на меня, и если у него была мысль предложить мне работу еще раз, то по его лицу я этого не заметил.— Вы убили ее!
— Женщину, черт побери! — сказал я жестко. Я наклонился, сдернул с медсестры ее чепец, затем безжалостно рванул приклеенный парик, под которым был черный ежик армейской стрижки.— Привлекательна, не правда ли? Последнее дуновение парижской моды. И беззащитна! — Я схватил ее сумку, перевернул вверх дном, вытряхнул на ковер все содержимое и поднял то, что когда-то было обычным двухствольным ружьем: стволы были спилены таким образом, что получился обрез на шесть дюймов, приклад был снят и вместо него приделали пистолетную рукоятку.— Когда-нибудь видели такое, мистер Бересфорд? Часть этого изобретения принадлежит вашей родине. У гангстеров называется обрезом. Стреляет свинцовыми пулями, и с того расстояния, где сидел наш друг-сиделка, во мне можно было проделать дыру. Беззащитная! — Я обратился к Буллену. Он стоял по-прежнему, не сводя пистолета со второй медсестры.— Этот тип вооружен, сэр?
— Сейчас узнаем,— мрачно ответил Буллен.— У тебя есть пистолет, приятель?
Сиделка глухим низким голосом обложила его в несколько этажей на чистейшем английском. Не говоря ни слова, Буллен поднял пистолет и опустил его рукояткой на голову сквернослова. Тот пошатнулся и начал валиться набок. Я подхватил его и, удерживая одной рукой, второй обшарил. Вытащив из кобуры под левой рукой тупорылый автоматический пистолет, я отпустил пострадавшего. Он постоял, покачиваясь, затем свалился на диван и скатился на пол.
— Это... Это необходимо? — голос Бересфорда все еще звучал хрипло и напряженно.
— Отойдите назад,— властно скомандовал Буллен.— Станьте возле иллюминаторов, подальше от этих двоих, наших друзей Каррерасов. Они крайне опасны, и могут попытаться за вами спрятаться. Макдональд, все было сделано великолепно. Но в следующий раз стреляйте наповал. Это приказ. Всю ответственность я беру на себя. Доктор Марстон, принесите, пожалуйста, все необходимое и займитесь рукой Каррераса.— Он подождал, пока уйдет доктор Марстон, затем, сухо улыбаясь, обратился к Бересфорду:
Извините, что испортили вам коктейль, мистер Бересфорд. И уверяю вас, все это было крайне необходимо.
— Да, но... насилие... убийства...
— Они убили трех моих людей за прошедшие сутки.
— Кто они?
— Бенсона, Броунелла и четвертого помощника Декстера. Все они убиты. Броунелл был задушен, был задушен или застрелен, Декстер лежит в радиорубке с тремя пулями в груди, и бог знает, сколько бы еще людей погибло, если бы старший помощник Картер не добрался до них.
Я посмотрел вокруг на бледные, напряженные, ничего не понимающие лица пассажиров. Они еще по-настоящему не осознали, что сказал капитан,— шок, страх и истерия не оставляли в их головах места для мыслей. Старина Бересфорд. должен признать, лучше других воспринял это невероятное представление, когда его спутники совершенно неожиданно были обстреляны офицерами «Кампари», и пытался выбраться из тумана безумной путаницы.