Красавчик. Книга шестая. Аустерлиц (СИ)

— Хорошо, что приехал, касатик, — Матрёна сунула ему настоящий гранёный стакан, Мухиной изобретённый, с коричневой гадостью, в ответ на просьбу голову подлечить.
— Что опять не так? — Звучало-то приветствие бодро, но имея опыт общения с Матрёной, Брехт это её «хорошо» услышал, как предупреждение, что сейчас взбучку получит.
— Немцы эти два новых, — Матрёна махнула на Василису, качающую ребёночка в люльке подвесной ногой, а руками чего-то в ступе перетирающую. — Не вылечу их. Не по силам мне. Остальные-то болячки и хвори изведу, а главные не по силам.
— Так Василиса писала, что Бетховен лучше слышать стал и звон в ушах прошёл. И какашки не чёрные больше. — Брехт зажмурился и жижу коричневую в себя втянул. Горечь горькая. Ну, это понятно. Сейчас аспирин это ивовая кора. Чего ей сладкой-то быть.
— Какашки исправили, кишки все промыли, и звон в голове пропал — это точно. Но дальше не знаю, всё одно плохо слышит немец, особенно правым ухом.
— Ну, ты же просто ведьма, а не волшебница Гингема. Нет, так нет. Что можно его в Дербент забирать?
— А Василиса? Ей учиться надо. И не бросила я ещё немца, колдую, — заржала — закашляла Матрёна.
— Васька, а сам Людвиг ван чего говорит, ты-то чего молчишь? — Пётр Христианович на Василису Преблудную переключился.
— Нам тут хорошо, — и на младенца кивнула, — Куда с малым в таку даль.
— Вам? А выступления, концерты? Что, не бузит композиторский муженёк?
— Так он же в Москве каждую субботу и воскресенье ездит. Там концерты даёт, и учениц набрал. Всё князья и графья. Княгини, то бишь, и баронессссы.
— Уведут …
— Я им уведу! — Матрёна двинула туда-сюда челюстью, — Уведалка срастётся.
— Ладно, так и не сказали, сам Бетховен в Вену свою назад не рвётся? — Пётр Христианович композитора больше года не видел. И сейчас его в Студенцах не было и, правда, в Москву укатил.
— Рвётся иногда, — махнула рукой Василиса, но кофе свой сварит, конфетами шоколадными заест, Петрушу покачает в люльке и отойдёт. Рояль только новый требует каждый месяц, чем старый не угодился.
— А как он с отцом Ираклием ладит? — вспомнил Брехт, что Бетховен, чтобы жениться на Василисе перешёл в православие.
— Учит его отец Ираклий русскому языку, а ещё они хор церковный организовали и деток ещё на свирели вместе играть учат. Доволен Лёша, что религию сменил.
— Лёша?! Прикольно. Ладно, с Лёшей все ясно, а что со вторым немцем?
— Не могу я его вылечить. То же самое, что и с этим немцем. Здоровье поправила, от срамной болезни вылечила, как ты, Вашество, говоришь, организм от ядов свинцовых почистила, а слышит плохо. Ему Васькин немец свою трубку слуховую отдал.
— Назад не собирается? — немец был необычный.
— Что он дурной что ли?! Всё за Маняшей бегает, козёл старый. Рисует её и всё непотребство предлагает — нагишом её нарисовать. Я ему сказала, что если что сделает с девкой, то я ему стручок отсушу. — Грозно зыркнула Матрёна на вторую свою ученицу. Маняшу она взяла к себе после того, как выходила её от тяжёлой болезни. Брехт не понял, что это было. В письмах ему писали, что нечистый в неё вселился. Эпилепсия, наверное. Как раз Василиса была в Европах, а потом в Дербенте, вот бабке помощница и потребовалась, пациентов с туберкулёзом все больше и больше у ведьмы с каждым месяцем.
— И чем этот немец тут занимается, кроме того, как к дивчуле пристаёт.
— Письмо жене написал. Должна сюда приехать. Не ладится у них с детками, все малые помирают. Скоро уже прикатит. — Недовольно пробурчала бабка.
— Понятно. Ещё один терем строить будут. Так чем он тут занимается?
— В полон его болезные взяли. Всем картинки рисует. С утра до ночи малюет. Двух пареньков нанял краски ему смешивать. Вашество, ты Федьку этого турни, а то доведёт меня до греха, попутчую чем, чтобы не кидался на всех девок подряд. Да и отцы с братьями болезных княжон, чувствую, скоро дырок в нём шпагами понаделают. Ко всем подряд пристаёт, всех хочет голышом нарисовать. Седой весь, а туда же, как козлик вокруг девиц скачет.
 
Федька — это Франциско Гойя. Если верить письмам Антуанетты, то он узнал, что Бетховен уехал в Студенцы к ведьме лечиться от глухоты, бросил жену и работу и отправился следом. Тоже ведь глохнет. И ещё видения у него всякие бывают. Брехт всё же надеялся, что и у него и у Бетховена — это просто отравление свинцом, но видимо нет. Как там, в сериале «Доктор Хаус» — это у него «аутоиммунное».
Нужно встретиться, поговорить хоть с интересным персонажем. Потом же доски на всех теремах в Студенцах поприбивают потомки. В этом тереме рисовал и пользовал княжну «Растудыкскую» известный испанский художник Франциско Гойя. А иногда и маменьку её княгиню …
Точно лишних дырок ему тут скоро понаделают. Стоп. А к Антуанетте этот сатир не приставал?
— Хорошо, подумаю. Говоришь, остальные болезни вылечила?
— Ну, больше всех со вшами и блохами боролись, никак в баню его запереть не удавалось. Пришлось конюхам связать немца.
— Испанца.
— Вот я и говорю — немца. Вашество, а от третьего немца меня избавь. Не хочу его лечить. Он злой. И дурной. Ещё зашибёт.
— Третий немец? А так это итальянец.
— По мне хоть, чёрт с рогами, только убери его с села, мочи моей нет. Прокляну.
Нда. Третий немец оказался пшиком. Брехт его нашёл в Митаве. Не сам нашёл. Люди нашли посланные. Пётр Христианович хотел себе в Дербенте янтарную комнату сделать. Вспомнил, что из маленького янтарного кабинета, подаренного Петру прусским королём Фридрихом I в большую «Янтарную камору» переделал эту штуковину Растрелли. Тот самый граф Варфоломей Варфоломеевич (Бартоломе́о) Растрелли. А ещё вспомнил, что у него в России осталась дочь и зять. Тоже архитектор и художник. Смотрел по ящику как-то передачу про итальянца. Там говорилось, что умер архитектор в Митаве, и его дочери и зятю была назначена пенсия матушкой императрицей Екатериной.
Люди итальянца обрусевшего нашли, он взялся создать эскизы для янтарной комнаты в Дербенте, но жаловался, что сейчас плохо себя чувствует. Брехт его в Студенцы и отправил. И Антуанетта писала, а теперь вот и Матрёна жалуется. Оборзел в корень этот Франческо Бартолиати, всем недоволен, на всех орёт, даже на Антуанетту. Пора этого третьего немца или турнуть или в Дербент с собой забрать. Посмотреть нужно, чего успел наследник великого Растрелли натворить. Антуанетта по просьбе Брехта в письме попросила художника показать эскизы, так тот нарычал на неё и сбежал на неделю в Москву. Потом вернулся. А эскизы так и не предоставил. Ничего. В Дербенте такие мастера заплечных дел искусные есть, что загляденье на их работу смотреть. Научат вежеству итальянца, и за каждую потраченную копейку заставят эскизов нарисовать. Это им не Европа. Тут вам не там. Тут вам тут.
Янтаря Брехт напокупал уже столько, что на три комнаты и два кабинета хватит. Всё и везде, где мог, два года подряд его люди в Пруссии и Прибалтике скупают. Мелочь идёт на безделушки, отходы на янтарную кислоту. Превращают её в таблеточки маленькие и втюхивают по всей Европе, как омолаживающее средство. На третье место вышла в экспорте Дербента после шафрана и красителей из Марены красильной. Немного рекламы, немного объявлений в газетах, несколько подкупленных княгинь и графинь в Петербурге, и вся Европа ринулась в Петербург покупать таблетки молодости. А потом стали их и в Вене продавать.
И ведь это не мошенничество, насколько Брехт помнил, именно для того её и в будущем использовали.
 Событие седьмое 
 — Из вас мог бы получиться неплохой преступник.
 — А из вас — неплохой полицейский.
  Шерлок Холмс 
 Есть такая профессия родину расхищать.
В Дербенте за четыре года много чего изменилось. Построили огромный кирпичный завод, теперь кирпича почти на все хотелки хватает. Всё же главный ограничитель прогресса — это энергия. Её количество. Стоило князю Витгенштейну решить эту проблему и почти все другие проблемы и проблемки исчезли, словно по мановению волшебной палочки. Теперь нефть в Дербент завозят и из Баку морем, и по дороге на гужевом транспорте из Чечни. Можно было даже прекратить возить нефть из Грозного будущего, но тут уже геополитика сдерживала Петра Христиановича. Люди, которые занялись добычей и транспортировкой нефти в Чечне, богатели. Там целые посёлки уже возникли. Они существенно поднимали экономику этой пока не вошедшей в состав Российской империи территории. Брехт платил настоящим серебром за бочки с нефтью. Нашлась работа для бондарей, для лесорубов, нужно было изготовить и сотни телег для перевозки бочек. И назад ведь не пустыми возвращались возчики. Из Австрии купцы завозили огнестрельное оружие, в том числе и нарезные штуцера. Но это была не основная часть экспорта. Основную же массу продаваемых товаров составляли железные сельсхозинструменты. Плуги, бороны, лопаты, мотыги. Всё же на восемьдесят, наверное, процентов вайнахи это земледельцы и им нужны именно эти товары. В сбыте своей сельхоз продукции у вайнахов тоже проблем пока не было. Рос Моздок, рос Ростов и гарнизоны и жителей этих городов нужно кормить. Кроме того много зерна забирал и сам Дербент. Из Австрии каждым рейсом везли и везли купцы больших коров и быков. Самых разных пород. Завезли на Кавказ и кукурузу. И она отлично росла в Чечне и в Закавказье. Чтобы этих прожорливых коров кормить решил Пётр Христианович изобрести комбикорм. Состав комбикорма Брехт не знал. Но никто же мешал экспериментировать. Кукурузу туда добавили. Местные ячмень выращивают, и его туда. Вот два компонента комбикорма Пётр Христианович знал, как-то держал в руках сто лет назад и заметил там плохо перемолотые семечки. Второй компонент тоже из этой же горсти почерпнул. Руку потом лизнул, а она солёная. А ещё сам решил, что раз корова траву ест, то травяная мука не помешает. Прикинули с немцами и решили, что пшеничные отруби тоже будут не лишними. Кормят же ими скотину. Размололи всё это, что полностью, что частично. Вроде бы ещё костную муку добавляют. Тут Брехт был не уверен на сто процентов, но чуть размололи и добавили. А ещё чуть размололи известняка. И соды добавили. Всё это замесили на такой штуке вроде небольшой бетономешалки из будущего. И стали изобретать гранулятор. Принцип-то понятен, а вот как это сделать без электричества? Пришлось Брехту изобрести мясорубку. Установили её вертикально. Нет, сперва намаялись с отливкой шнека и приёмного устройства. Потом с изготовлением привода. Как под рукой не хватало Черепанова с финном. Справились, чего уж. Не пальцем деланные, и куча профессоров, и кузнецов, со всего ханства приглашённых, под рукой полно. Но теперь ведь ещё нужно чуть подогреть на выходе массу. Пришлось изобретать небольшую паяльную лампу, только не на бензине или прочей гадости из нефти перегнанной, а на спирту. Явно коровы не стали бы есть комбикорм бензином воняющий. А спирт получался отходом при изготовлении уксусной кислоты пиролизом древесины. Пить его нельзя, там метанола полно, а вот горит он ничем не хуже, а если под давлением воздух подавать, то даже весело.