Мне все равно (СИ)

Мне порой кажется, что все это не реально. Не со мной.
А потом я смотрю в его глаза, или слушаю, как он что-то рассказывает, или сочиняет стихи. Реально. Со мной. И я таю от счастья.
Мама переживает. Я вижу. И знаю почему. Она волнуется, что если мы… если Рома меня бросит, то мне будет очень больно. Я знаю, что она думает об этом.
Почему он должен меня бросить?
Я стараюсь не думать. Но все равно же предательские мысли навязчиво лезут в голову, холодком оседая на коже.
Наверное, я буду страдать. Но, конечно же, делать вид, что мне всё равно.
Ключевые слова – делать вид. Потому что нифига мне не будет все равно! Не будет! Но я постараюсь спрятать свою боль. Это я умею.
Мы готовим, потом едим, обсуждая какие-то школьные дела. Рома все настойчиво требует, чтобы я поступала с ним на журфак в МГУ. А я не очень хочу. Не сказать, чтобы я была в восторге от журналистики. Вообще, я долгое время думала, что обязательно стану врачом, как мои родители, но последний год приоритеты сильно поменялись. Нет желания. Хотя я понимаю, что лечить людей, помогать им это благородно. Но…
Я понимаю, почему Роме хочется, чтобы мы учились вместе. Я тоже этого хочу. Только уверена, что журфак МГУ я, скорее всего просто не потяну. Конкурс там ого-го, нужны большие баллы за ЕГЭ. Плюс там еще и «допы» - дополнительные испытания.
Говорю, что подумаю, а у самой мысли только о том, что через пару дней мой Тор уедет. И я опять буду одна.
- Мышь, а может, ты со мной поедешь, а?
- Как ты себе это представляешь?
- Вот так. Куплю тебе билет и все. Там в гостинице номер снимем.
- А маме я что скажу? И потом… отец обещал приехать.
Тема моего отца между нами возникла однажды, в самом начале. Тогда мы с Ромкой только узнавали друг о друге.
- Почему вы переехали из Брянска?
- Почему все переезжают сюда? Наверное, и мы потому. Папе предлагали тут возглавить центр, клинику. Ну и у мамы тоже перспективы появились.
- Отец с вами не живёт? – в этом весь Тор. Если задать вопрос, то в лоб.
- Живёт. Наверное. Не знаю…
- Это как?
- Это так. Давай не будем.
- Извини.
Я правда не знала, как ответить. Мама с папой…Они очень любили друг друга. А потом случилась беда с Соней. Папа, врач онколог, не смог помочь своей дочери. Не знаю, может быть, мама что-то сказала, а скорее всего он сам не мог себе этого простить. Что-то сломалось. Он должен был перевезти нас в Москву, а вместо этого взял и согласился на стажировку в Израиле. Какое-то новое направление в лечении опухолей. Мама категорически отказалась ехать туда с ним. Сказала, что её ждут в клинике в Москве, что подвести друзей, которые помогали с переводом она не может. Да и мне нечего делать в Израиле – надо окончить одиннадцатый, сдать ЕГЭ. Мы переехали в Москву. Папа – в Тель-Авив. Он звонит, пишет, мы общаемся по скайпу. С мамой они тоже разговаривают. Но мне не нравится как. И говорить об этом больно.
Я говорю об этом Роме не сразу. Просто в один из вечеров. Когда он рассказывает, как его отец пытался помочь маме справиться с депрессией после гибели ребенка.
Мне бы очень хотелось на самом деле поехать с ним, но точно не сейчас.
- Ну, хорошо, в следующий раз? Да, мне предложили вернуться в гоночную команду с января, там шикарные условия, и я решил…
- Ты же не хотел? – почему-то я боюсь этих его гонок.
- Я не хотел, потому что как-то все было туманно, бесперспективняк, как говорит мой тренер.
- А сейчас все по-другому?
- Да, они решили, что не хотят меня терять.
Я тоже не хочу его терять, а гонки – это разлука. И мне очень грустно.
- Малыш… ты что?
Сама не замечаю, как по лицу текут слезы. Он еще тут со мной, а мне уже плохо. Так нельзя, это неправильно.
- Мышь, не надо, ну, хочешь, я откажусь, никуда не поеду, хочешь?
- Хочу, чтобы ты скорее вернулся.
- Я тоже, мышка, тоже…
Я провожаю его. Мы с Анфисой вместе провожаем, потом сидим в той самой кофейне, где бариста Анатолий готовит нам рождественский имбирно-пряничный раф. Мне звонит Саша, который периодически приезжает к нам с мамой, и минут через десять он уже сидит с нами за столиком. Анфиса почему-то сразу начинает собираться домой, хочет вызвать своего помощника, но Саша просит её остаться, кстати вспоминая, что ему очень нужно попрактиковаться в английском. И скоро уже я думаю, что мне пора домой. А они остаются.
 
Иду к дому и улыбаюсь. Мне почему-то хорошо несмотря на то, что Ромка уехал. Он ведь скоро вернется?
Почти у самого дома я слышу, как меня окликают.
- Лерка? Лер!
- Костя?
- Ну, привет Щепочка! А ты опять не выросла?
  
Глава 26
 
Утро в гостинице начинается с чатика с любимой.
Это круто, иметь чатик с любимой. Очень. Именно с любимой, не просто с какой-то девчонкой, с которой ты зацепился глазами, и решил, почему бы и нет.
Ну, да, было такое. Просто для… тусовок, поцелуев, просто потому что у всех есть тёлочки – это не я сказал, это как-то Да Винчи прикалывался. Мол у всех есть, почему мы «без никто».
Смешно. Тёлочки. Никто так не говорит уже. Ну…Девчонки. Подружки. Хотя лично я ничего не имею против слова тёлочка, оно даже в чем-то милое. Ну, по крайней мере я не считал бы его обидным. Хотя, если мою мышку кто-то назовет тёлочкой – это был тонкий намёк на Да Винчи, и он его понял - кто-то огребет.
В реале тема подружек началась у нас где-то классе в седьмом. Ну… девочки уже того… стали созревать. Хм. Очевидно. А пацаны в основном еще только вылуплялись. Мелкие, тощие… Нет, мы то с Коршуном уже были ого-го. Ну, это учитывая, что мы с ним, получается, старше всех. Оба летние. Сейчас нам обоим уже по восемнадцать, а тогда было четырнадцать. Да Винчи помладше, и он как раз был… немного тощий, хотя занимался с нами вместе, но мышцы долго не нарастали.
Тогда мы начинали дружить с девчонками из спортшколы. Были у нас там гимнастки, и дзюдоистки. Очень даже ничего.
Потом были отношения в школе. Какое-то время я даже с Мироновой встречался, но очень быстро понял, что это совсем не то. Была парочка из параллельных классов, кто-то просто из тусовки нашего района.
В общем, было все несерьёзно. Так. Не моё.
А Лерка – моя.
Это сразу. Как барабанная дробь резко. Как удар молнии – дерзко. Заклинание – остолбеней и ты замер, и видишь только её одну. Только она в твоей программе. А без неё ты идёшь ко дну…
Мне было странно, что после такого трэша, который я устроил мы так быстро с ней помирились и нашли общий язык. Мы, кстати, это обсуждали. Мудрая Лерка – а она у меня реал мудрая девочка – сказала, что если бы у нас не было такого сильного притяжения, то и не было бы такой дикой стычки.
То есть я наехал на неё именно потому, что она мне жутко нравилась, и при этом нос воротила. Да, похоже на правду. Меня на самом деле бесило, что все вокруг – все девицы – готовы из шмоток выпрыгнуть, только бы я внимание обратил. Только и слышу вокруг – Тор это, Тор – то, Тор такой, Тор крут. Ага, круче Тора только Тор.
А эта… мышь – как будто я из антиматерии. Просто не существую. Хотя мой троллинг её подбешивал, ну, мне так казалось. Несмотря на тот покерфейс, который она вечно держала.
Кстати, отец мне тоже самое сказал, ну про то, что мы сначала сцепились, а потом…
Помню, вернулись родители – мы тогда первую неделю с Лерой встречались. И за неделю мы уже и у меня были несколько раз, и у неё дома тоже зависали, и к Анфисе добрались. Мои сразу поняли, что со мной что-то не так. И мама нашла Леркино колечко на кухне – мышка любит такие серебряные, у неё много разных, и тоненькие, и с какими-то котами, с цветочками плоскими.
- Ром, у тебя кто-то забыл.
- Да, это Лера.
- Лера? – про Леру-то они уже слышали, отец тогда не зря мне врезал. Он меня, вообще, никогда не трогал. Только в критических случаях. Один раз было после той аварии, я дуреть начал, натурально не вдуплял, что с матерью происходит, что она переживает. Хотелось внимания. И вот, когда с Лерой.