Тайга (СИ)
— Мы готовы послушать все по десять раз! — искренне пообещал Юрка.
Зиночка подхватила:
— Даже по сто!
— Да ну вас… — Наташа опять залилась румянцем. — Завтра. Завтра обязательно спою. А сегодня…
Она неожиданно заперхала.
— Не знаю. В горле что-то пересохло. Миш, — девушка протянула мне кружку, — плесни чайку. А я гитару отнесу и кое чем похвалюсь. Совсем забыла показать.
Я взял кружку, подумал, что мне тоже очень хочется пить.
— О чем забыла? — прокричал вслед Наташе Юрка.
— Сейчас покажу! Всем!
— Всем, так всем. — Юрка взял свою чашку, подставил ближе к чайнику, попросил: — И мне плесни.
Разливать в итоге пришлось всем. Скоро вернулась Наташа. В правом кулаке у нее было что-то зажато. Между пальцами висела шерстяная нить.
— Вот, — сказала она, разжимая кулак, — я ожерелье доделала. Еще одну бусину нашла.
Ладонь она протянула ко мне. Я хотел было взять нить, посмотреть, но Санжай оттолкнул мою руку. Вскричал сдавленно:
— Не тронь! Пусть только она… Нельзя!
Наташа от возмущения аж притопнула ногой:
— Чего нельзя? Вот эти бусины трогать нельзя? Да?
Она схватилась за ожерелье обеими руками, принялась катать костяные бусины в пальцах, выкрикивая при этом:
— А я трогаю! Понял? Трогаю! И что мне за это сделает твой хозяин? Что?
Вид у Санжая стал невероятно усталый. Он словно растерял весь запал.
— Глупая ты, — сказал он, — хозяин лишил тебя разума. Сама не знаешь, что творишь.
Он перехватил Наташу за запястье, притянул ее раскрытую ладонь к себе. Вздохнул.
— Про эти бусины я тебе уже говорил, повторять не буду.
Парень указал на четыре уже знакомых бусины. И я наконец-то смог разглядеть, что же изменилось в Наташином ожерелье в центре появилась крупная бусина. Примитивная, как и все прочее — три человеческих фигурки стоящих рядом, прижавшись друг к другу. Ручки, ножки, тельца, головы без лица. Никаких подробностей. Практически, палка, палка, огуречик.
— А это, — Санжай указал на новую бусину, но дотрагиваться не стал, — онгон! В нем духи предков. Его вообще нельзя трогать.
— И что же мне будет за это? — не унималась Наташа. — Что?
— Глупая ты, — повторил Санжай уже совсем равнодушно. — Ты ее взяла, а к нам теперь мертвые придут. Мертвые всегда приходят, чтобы вернуть свое.
Наташа совсем раскраснелась. Засопела возмущенно.
— Не боюсь я твоих мертвецов! Понял? Не боюсь! Вот!
И она решительно надела ожерелье на шею. Спрятала бусины за вырез футболки.
— Нашли чего боятся! — Девушка победно фыркнула. — Мертвецов. Живых боятся надо. Понятно? А мертвецы что? Их давно нет.
Меня восхитили и ее отвага, и решительность. Только остальные ребята из компании Наташу совсем не поддержали. Тоха молчал. Эдик обнимал испуганную Зиночку. А Юрка…
Юрка сидел, уставившись на свои ноги, обутые в кеды. Лицо у него было белым, как мел.
* * *Странно, но после всего этого никто не надумал уйти в палатку. Страсти потихоньку унялись. Тоха предложил сыграть в дурачка, получил восторженное согласие, сгонял за картами.
Раздали на шестерых. Козырем объявили червы. И тут выяснилось, что один из нас лишний. Кто его знает, почему это никому не пришло в голову раньше? Все расхватали свои карты. Я даже не стал делать попыток их взять. Зачем? Мне эта игра была не слишком интересна.
Зиночка посмотрела на меня сочувственно, протянула свои:
— Бери. Я с Эдиком за компанию посижу.
Было видно, что она очень хочет сыграть. Но меня ей жаль больше. Это было так искренне, так трогательно. Я глянул на Наташу. Вот кто не собирался уступать ничего. Ее глаза горели азартом.
Вот так. И никаких сомнений. Мне даже стало немного обидно.
— Не нужно, — я улыбнулся Зиночке, — играй. Я не хочу.
— Точно не хочешь?
Я помотал головой.
— Ну, как знаешь.
— Чего сидим? Кто ходит? У кого шестерка червей? — Зазвенел Наташин голос.
— Ой, — встрепенулась Зиночка, — у меня. Я хожу.
И пошла. От расстройства с этой же шестерки и пошла.
— Чего это мы такие щедрые? — Юрка изумился, прижал шестерку пальцем, сказал: — Беру. Еще будет?
— Ой! — Зиночка расстроилась. — Это я нечаянно. Можно, перехожу?
— Карте место! — Наташа припечатала сверху шестерки треф и пик.
Все остальные пропустили. Юрка сгреб карты. Эдик обнял Зиночку и утешающе что-то зашептал.
— Я хожу, — сказал Тоха и пошел под Наташу с двух восьмерок.
— Еще даете? — Быстро спросила та. — У меня четыре карты.
— Ты сперва отбивай, а мы посмотрим.
— Как знаете.
Наташа без раздумья бросила валета и даму. Ей тут же выдали даму с валетом тех же мастей.
— Ах вы! — возмутилась девушка, сделала кислое лицо и бахнула сверху парой козырей.
В глазах зажегся огонек триумфа.
— Я вышла! — оповестила она.
— Вот же, Наташка! — проронил Санжай. — С тобой совершенно невозможно играть.
— Не плачь, Коленька, — Наташа покровительственно хохотнула, — и на твоей улице когда-нибудь перевернется грузовик с пряниками.
Она поднялась, зашла за спину парня. Покачала головой, практически добила:
— Или не перевернется.
Колька заржал:
— Это мы еще посмотрим. Так, мой ход.
И выложил Эдику двух королей.
Дальше я смотреть перестал. Подлил себе в чашку еще отвара, отпил от души, глянул на небо, подивился удивительной близости звезд, окунулся в звуки тайги и вдруг…
За спиной послышались шаги. Ровные. Неспешные. Размеренные, как пульс. Звук шуршания подошв по песку. Я резко обернулся и едва не заорал. За спиной никого не было. Только туман. Густой, непроницаемый, молочно-белый. Он стоял сплошной стеной, почти до небес. Ровный-ровный. Близко-близко. Буквально в метре от меня. Из этого марева и слышались шаги.
— Началось, — промелькнуло в голове. — Не зря Колька пугал. Не зря говорил про хозяина. Откуда здесь взяться такому странному туману?
Тут же полезли мысли, про туманные берега реки Стикс. Откуда еще могут приходить мертвые? Только оттуда.
Сердце бешено забилось, застучало, обдало жаром. В горле пересохло.
От костра раздалось:
— У кого туз черви? — голос был Юркин. — Быстро признавайтесь!
— Щас! Размечтался! — Зиночка смеялась звонко, беззаботно.
Мне это чудится. Просто чудится. Такого не может быть!
— Ребята, да колитесь уже, у кого козырной туз? Он же последний из козырей? Да? — Юрка все никак не унимался.
Тоха фыркнул:
— Счетовод хренов! У нас еще король червей остался. И дама…
— Сам ты…
Так, срочно надо чего-нибудь попить. И пересесть. Но сначала попить. Где моя кружка? Я почти вслепую пошарил по земле, наткнулся на чашку, схватил крепко-крепко, словно она была спасательным кругом, и поднес к лицу.
Из кружки на меня смотрел человеческий глаз. Мутный. Мертвый. Весь в сетке красных прожилков. А вокруг копошились жирные черви. Красные-красные. Цвета мяса. Я вздрогнул, пальцы разжались, кружка канула в темноту.
— Ну хватит уже, у кого туз червей?
Дались ему эти черви? Что, больше не о чем спросить?
Сзади кто-то тронул меня за плечо. Я вздрогнул, подскочил, развернулся. На самой границе тумана стоял Генка. Точно такой же, каким я видел его во сне. Почти такой же. На мертвом лице остался один глаз. Вторая глазница была пустой. Она зияла несвежим мясом. На щеку из дыры свисал червяк.
Черви! Снова черви! Меня замутило. Я попытался дернуться, убежать и понял, что не могу. Тело сковал ужас. Я не мог пошевелиться, не мог промолвить ни слова. Только стоял и смотрел. Смотрел на Генку, которого раньше наяву никогда не видел.
За спиной продолжалась игра, звенел хохот.
— Бей ты его уже своим тузом! — Кричал Юрка.
— Фиг тебе. Чтоб ты потом с дамой победил?
Я же смотрел на обещанного Санжаем мертвеца и думал: «За чем он пришел? Что ему от меня надо?»
Генка прочел мои мысли, криво усмехнулся, открыл рот и прохрипел: