Фол последней надежды (СИ)

Гнетет ощущение предстоящего разговора с Зайцевой. Я, конечно, постараюсь закончить отношения достойно, как сказала мама, но по факту понимаю, что беседа точно не будет ни приятной, ни легкой. Что ж, пережить это все равно придется.
Чтобы отрезать себе пути к отступлению, беру телефон и отправляю Алене сообщение, что перед первым уроком завтра буду ждать ее в холле на втором этаже, и что нам нужно поговорить. Она читает, но ничего не отвечает. Надеюсь, не придется завтра ловить ее по всей школе, чтобы расставить все точки в наших отношениях.
Убираю телефон и думаю, что теперь-то точно должен уснуть. Но ворочаюсь еще двадцать минут. Мне то жарко, то холодно, то неудобно. Вскипев, открываю глаза и пялюсь в темный потолок. Потом снова беру в руки смартфон и открываю диалог с Гелей. Она онлайн. Улыбаясь только одному этому факту, я наконец понимаю, почему не мог уснуть.
Громов Иван: Не спишь?
Субботина Ангелина: Нет, но собираюсь. А ты?
Громов Иван: Не получается уснуть.
Громов Иван: Хотя очень стараюсь.
Громов Иван: Думаю о тебе.
Субботина Ангелина: О девушке о своей подумать не хочешь?
Громов Иван: Нет. Завтра не будет уже никакой девушки.
Субботина Ангелина: Получается, понял, что было не так?
Громов Иван: Ну, смутно догадываюсь. Не хватает конкретики.
Субботина Ангелина: Мне тоже, Громов.
Громов Иван: Завтра после школы встретимся?
Субботина Ангелина: На тренировке?
Громов Иван: Нет, раньше. После уроков сразу. Хочешь?
Субботина Ангелина печатает…Субботина Ангелина печатает…Субботина Ангелина печатает…
Громов Иван: Ну же, Геля, ты там роман пишешь?
Субботина Ангелина: Хочу. Спокойной ночи.
Громов Иван: Сладких снов. Как твой парфюм.
Я откладываю телефон и через минуту уже вырубаюсь. Кажется, с улыбкой на лице.
  
Глава 32
 
Ангелина
— Энж, ты уверена, что это у него…ну, серьезно?
Брат задает этот вопрос уже пятый раз за утро, и я, хоть понимаю, что он волнуется за меня, начинаю закипать.
— Спросишь еще раз, и я взорвусь, — предупреждаю максимально нежно.
Бо поджимает губы и поправляет лямку рюкзака на плече. Мы идем в школу еще медленнее, чем обычно, как будто этот вязкий неприятный разговор замедляет время. Я уже пожалела о том, что рассказала брату о поцелуе и о том, что Ваня собирается расстаться с девушкой. Думала, он порадуется за меня, а он наоборот почему-то помрачнел.
Бо вздыхает, закидывает руку мне на плечо и, притягивая к себе, целует в висок.
Примирительно говорит:
— Просто не хочу, чтобы тебе было больно.
— Мне уже много раз было больно, Бо. Всякий раз, когда видела Ванин безразличный взгляд или когда он обнимал другую, не меня, — говорю с горечью.
Голос к концу фразы чуть срывается, и я чувствую, как подступают слезы обиды. Отворачиваюсь и пытаюсь проморгаться. Я привыкла доверять Бо абсолютно все, но сейчас я чувствую себя жалкой, да и выгляжу, наверное, тоже.
Я ведь и сама не уверена в том, что у Вани это серьезно. Как это проверить? Наверное, только время покажет.
— Блин, Энж…прости. В такой формулировке это пробирает до костей.
Он наклоняется и снова целует, на этот раз в макушку, потому что я все еще не поворачиваюсь.
Говорит:
— Не обижайся, пожалуйста. Я очень за тебя волнуюсь, наверное, поэтому говорю что-то не то.
— Тебе никогда не нравилось то, что я испытываю к Ване, — бормочу обиженно.
— Да. А как мне может нравиться то, что этот дебил не понимает, что моя сестра — лучшая девушка в мире?
Я улыбаюсь и обнимаю брата за талию, склоняю голову ему на грудь. Возражаю, но уже гораздо теплее:
— Он не дебил.
— Ой, даже не спорь, Энж. Еще какой, притом слепой.
— Бо!
— Ладно, — он смеется, — понял, с оскорблениями завязываю.
Дальше идем так же, в обнимку, и, опустив голову, я смотрю как синхронно движутся наши яркие кроссовки. У меня бело-розовые, у Бо со вставками желтого, синего, зеленого и фиолетового цвета.
— Вы же всегда близко общались с Громовым. Я думала, ты хорошо относишься к нему.
 
Бо снова вздыхает и сжимает пальцы на моем плече:
— Да я отлично к нему отношусь. Беспокоюсь, Энж, вот и все. Не хочу, чтобы он тебя обидел.
— Ты ревнуешь? — спрашиваю, подняв голову и заглядывая ему в глаза.
— Не знаю. Может быть.
— Только ты ему ничего не говори, ладно?
— О чем? — интересуется, приподняв брови, хотя я вижу, что он прекрасно меня понимает.
— Обо мне.
— Это уж я сам разберусь.
— Бо, ну не вредничай.
Он повторяет упрямо, глядя перед собой:
— Я разберусь.
— Ладно, мой суровый брат. Делай, как знаешь. Я люблю тебя, Бо.
— И я тебя. Я всегда буду на твоей стороне, — отзывается он мягко.
Я киваю:
— Знаю. Повезло нам, да?
— Еще как, сестренка. Еще как, — напоследок Бо еще разок крепко прижимает меня к своему боку, и мы наконец расцепляемся.
Но я чувствую себя намного лучше, как гаджет после подзарядки. Где-то глубоко внутри появляется ощущение, что все будет хорошо. Не знаю, как именно, может, не совсем так, как я себе представляла, но точно — хорошо.
Когда подходим к школе, на крыльце уже, как обычно, ждет Арина, моя ранняя пташка. Сидит на периллах, листает что-то в телефоне, склонив кудрявую голову. Взбегаю по ступеням и звонко чмокаю подругу в щеку, обхватив ее лицо ладонями.
— Геля, слюни! — пищит она и смеется.
Я зацеловываю ее лицо, пока она наконец не отбивается от меня.
— Лови ответочку, Арин, — выдаю радостно, глядя, как она преувеличенно изображает отвращение и вытирается ладонью.
— Это вызов? Ходи и оглядывайся, я тебя так в следующий раз поцелую, вообще не отмоешься!
— У-у-у, — тяну со значением, — серьезная угроза.
— Ари-Ари-Ари, — подходя к нам, проговаривает Бо с отсылкой к своему любимому треку, — привет.
Я внимательно вглядываюсь в лицо Аринки, но, кажется, ничего не вижу. Она просто кивает Богдану и говорит:
— Привет!
Скорее поседею, чем разберусь в их отношениях. То спорят с пеной у рта из-за любой мелочи, то смотрят друг на друга с чудовищной нежностью, то вот, безразлично поздоровались и взгляды отвели.
Брат заходит в школу, а мы еще задерживаемся на крыльце.
Я подставляю руки утреннему солнцу и говорю:
— Как думаешь, сколько надо так стоять, чтобы загореть?
— Ты мне зубы не заговаривай, Гель. Рассказывай, что вчера было.
— Тихо ты, — шикаю я, нервно оглядываясь на школьников, которые вялым ручейком стекаются к первому уроку.
— Ну что, — канючит Арина, — я вся извелась, мне знаешь, как любопытно!
Я прикрываю глаза и делаю вид, что сильно увлечена солнечными ваннами. Конечно, мне и самой не терпится все рассказать, но это была бы не я, если бы хоть немного не подразнила подругу.
Она тем временем понижает голос до свистящего шепота:
— Ты такая интересная, конечно, про поцелуй написала и спать завалилась, а подробности?! Как это было?
— На самом деле, их было даже два.
— Два?! — взвизгивает Арина и хватает меня за плечи.
Я снова шикаю и смеюсь, чувствуя себя легкой и счастливой.
— Ладно, давай найдем какой-нибудь уголок, я тебе все расскажу.
Арина энергично кивает и подхватывает свой рюкзак с пола. Мы собираемся заходить, когда я чувствую, что кто-то напирает сзади и щекочет меня, касаясь голой кожи под укороченной футболкой. Недоуменно оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Акостиным.
— Сдурел? — спрашиваю совсем не деликатно.
— Анж, ну ты чего? Я пошутить хотел.
Хмурюсь и пытаюсь увидеть хоть толику раскаяния за наш последний разговор, но ничего нет. Он как будто действительно не понимает, почему я так реагирую.
Подтверждая мои мысли, Сережа приобнимает меня за плечо, но я выворачиваюсь из-под его руки.
— Коса, давай пока без этого? — говорю, старательно сдерживая раздражение.