Фол последней надежды (СИ)

— О, рад, что вы заметили, что я тут! Теперь построились и на улицу шагом марш!
Я с облегчением перевожу дыхание, потому что, как минимум, оба моих друга замолчали, а это уже неплохо. Потом бросаю быстрый взгляд на Ангелину, она, конечно, увлечена подружкой, никаких сюрпризов. Выглядит очень круто в ярких леггинсах и короткой футболке. Смеется, болтает со своими, на меня даже не смотрит. Ну ладно. Я свое место понял. Мы действительно друзья детства, но никогда близко не общались, с чего бы сейчас начинать?
Эта мысль отзывается непривычной обидой.
Озадаченно хмурюсь и перевожу взгляд на физрука, как будто он один может меня спасти. В принципе, так и происходит. Я слышу, как Виктор Евгеньевич добавляет очень тихо:
— Ненавижу сдвоенные уроки.
  
Глава 22
 
Нестройной толпой мы выходим на улицу, там физрук стучит ладонью о свою папку:
— Четыре круга вокруг поля! И имейте в виду, все ваши хитрости я вижу!
А когда я направляюсь к дорожке вместе со всеми, Виктор Евгеньевич тормозит меня своим пластиковым прямоугольником, больно упираясь углом между ребер:
— А ты куда собрался, Громов?
— На пробежку, — невозмутимо отвечаю, все еще надеясь на его беспечность.
— У тебя освобождение.
— Виктор Евгенич!
— Ну что, Громов? Хочешь, чтоб ты еще сильнее ногу травмировал, и твой отец меня посадил?
От такой претензии я аж замираю. Провожаю взглядом оба наших класса, которые уже бегут вокруг поля. Мелькают яркие леггинсы Субботиной,
— Мой отец не криминальный авторитет, — выдавливаю через силу.
Физрук устало отирает лицо ладонями:
— Слушай, Вань, давай без дураков. Ты без пяти минут профессиональный футболист.
— Я без пяти минут бывший футболист, — огрызаюсь.
Он не реагирует, продолжает:
— У тебя травма. Врачи запретили тебе физическую нагрузку. Я просто не могу тебя выпустить. Пожалей старика, меня ведь просто уволят.
Я смотрю на глубокие морщины на его лице. Сжимаю зубы и стараюсь усмирить все свое спортивное нутро. Любая тренировка легче тех усилий, которые я прилагаю, чтобы развернуться и усадить свою задницу на скамейку стадиона. Чувствую себя неполноценным. Не представляю, что ощущают люди, которые травмированы сильнее. Например, если возвращение в спорт для них под запретом. Не говоря уже о тех страшных ситуациях, когда и привычная жизнь навсегда меняется. Так что мне глупо жаловаться, разве нет?
Все эти мысли крутятся в голове, пока я смотрю, как ребята бегают свои положенные четыре круга. Зуй и Бава особо не напрягаются, бегут медленно, переговариваясь между собой. Почти уверен, обсуждают девчонок, надеюсь только, не десятиклассниц. Черт, да что со мной такое…
Опускаю взгляд себе под ноги и потом возвращаю его обратно, сразу находя Субботу с ее подружкой. Обе в похожих леггинсах. Абрикосова, определенно, симпатичная, еще эти экзотичные кудрявые волосы, она смотрится очень интересно, сразу выделяется из толпы. Но, вот сюрприз, мой взгляд почему-то прилипает к Гелику.
Объясняю это тем, что ее я знаю лучше всех. В смысле, из десятого. Ну, кроме Богдана. То есть… Боже, все! Так я точно закопаюсь.
И тут я практически чувствую, будто у меня на загривке шерсть встает дыбом. По крайней мере ощущения именно такие. Потому что, когда в очередной раз поднимаю голову, вижу, как Бава догоняет девочек, ровняется с Субботой и что-то говорит ей. Она смеется.
Бавинов всегда говорит, что покорить девушку проще всего, только рассмешив ее. Точнее, он говорит иначе. Этот дурак постоянно повторяет — в постель девочек укладывает смех. Но не с Субботой же!
Я прекрасно знаю, что опыта у него не так уж много, но заполучить его он очень стремится. Такая бравада в одиннадцатом классе — это даже несколько забавно. Но сейчас мне не очень смешно.
Сам того не осознавая, я вскакиваю на ноги, подхожу к кромке поле.
Порыв идиотский. Не буду же я за шкирку его оттаскивать, запретить ему я ничего не могу. Но я с детства знаю Гелю, просто хочу ее защитить.
 
Эта мысль даже в моей голове звучит по-идиотски, и я досадливо морщусь. От кого я защищать ее собрался, от Андрюхи? Он хороший парень.
Скрещиваю руки на груди и продолжаю смотреть на то, как Бава веселит Субботину и заодно ее подружку.
Пальцы против воли сжимаются в кулаки.
Ладно. Они взрослые люди. Если понравятся друг другу и захотят встречаться — ну что ж, надеюсь, будут счастливы.
Я отворачиваюсь и тут же ловлю непривычно хмурый взгляд Богдана. Смотрю в ответ прямо и сердито. Что ты от меня, твою мать, хочешь?! Чтобы я на твою сестру и смотреть не смел? Тогда об этом следовало договариваться.
Все внутри вибрирует от злости. На всех вокруг и на себя, только не понимаю, за что. Снова сажусь на скамейку.
Глаза, мне уже неподвластные, снова находят Гелю. Она как раз заходит на поворот, неспешно пробегает мимо и удаляется. Стараюсь не смотреть на то, как именно она это делает. Идиотизм. Это Субботина, что со мной не так?! Да и потом, она в мою сторону даже не смотрит. Спасибо, что хоть огрызаться перестала.
Физрук, тем временем, делит ребят на команды. Капитанами команд назначает Богдана и Баву. Пацаны подкидывают монетку, и Андрюха первым начинает набирать себе игроков. Конечно, он берет Гелю. На это я смотреть уже не хочу.
— Виктор Евгенич, — говорю тихо, подойдя к нему, — голова разболелась, я в раздевалке подожду.
Он оборачивается и встревоженно разглядывает мое лицо:
— В медпункт зайдешь?
— Да это от солнца. Просто душ приму и переоденусь.
— Ну иди. Дождись конца урока, чтоб я убедился, что ты в порядке.
— Добро, — я киваю и ухожу, теперь уже ни на кого не глядя.
Хватит, насмотрелся уже.
В школе первым делом достаю из шкафчика телефон. Открываю мессенджер, чтобы прочесть сообщение от мамы, и вижу, что там висит десять непрочитанных от Алены. Черт. Совсем забыл, что отключил уведомления на нее. По правде говоря, я и о ней самой забыл. Похоже, надо все-таки расставаться.
Не читая, раздраженно швыряю телефон обратно, беру полотенце и хлопаю дверцей шкафчика. Иду в душевую, в которой непривычно тихо и пусто. Ни гогота, ни скользких шуточек от парней, которых пубертат со всей силы по башке шарашит. Моюсь прохладной водой, сердито намыливая голову, надеясь, что лаймовый шампунь очистит и мои мысли, которые сейчас почему-то совсем перепутались. После травмы все вообще как-то кувырком.
Споласкиваюсь ледяной водой, заставляя себя терпеть. Да, кажется, так гораздо лучше.
Оборачиваю полотенце вокруг бедер и беру одежду с крючка.
А когда возвращаюсь в раздевалку, почти теряю дар речи. На низкой скамейке сидит Геля. Эффект от ее появления работает похлеще холодной воды. Что она вообще тут делает?
Суббота резко оборачивается и испуганно смотрит на меня. Сначала в глаза, потом ниже. Ползет взглядом по моему голому торсу, от чего мне хочется то ли прикрыться, то ли, наоборот, принять более выгодную позу.
Я молчу, стараясь отследить путанную траекторию, которую задают ее глаза. Так и будет меня разглядывать?
— Котенок, — вылетает вдруг у меня хриплое ласковое обращение, которое задумывалось как шутка, но в пустоте мужской раздевалки звучит слишком уж интимно.
Геля моргает и медленно касается пальцами порозовевших щек. Кажется, она смущена. А я ухмыляюсь, как дурак.
И выдаю первую попавшуюся шутку, которую только смог придумать:
— Ты переодеть меня пришла?
  
Глава 23
 
Суббота так резко меняется, будто тумблер какой-то переключает в своей голове. Изгибает бровь и саркастично фыркает:
— Мечтай, Громов!
Ее пренебрежительный тон как-то непривычно колет меня. Она встает и оглаживает свою футболку ладонями, безразлично оглядывается и продолжает:
— Виктор Евгенич запереживал, что ты в обморок загремишь, вот и отправил меня проверить.