Фол последней надежды (СИ)
— Я тебе скину.
— Спасибо, — отвечаю тихо и возвращаюсь на свое место.
Нервно переплетаю пальцы и прикрываю веки. Внутренне отсчитываю секунды до своего подъезда. Машина неловко протискивается между бордюром и другой тачкой, обычно я не мучаю водителей этим неудобным поворотом и выхожу раньше, но сейчас не могу себе этого позволить. Ваня ставит музыку на паузу. Ну вот и все. Когда мы останавливаемся, я наконец открываю глаза.
Задорно улыбаясь, говорю:
— Ну, пока? Прикольный был вечер, Вано.
Берусь за ручку и вдруг слышу, как он говорит водителю:
— Подождете минутку? Я выйду ненадолго.
Жду, когда Громов обогнет машину и трусливо прячусь за сарказмом:
— Думаешь, до подъезда не дойду?
Он чуть улыбается, приподнимая и так изогнутые уголки губ. Взъерошивает свои темные волосы, смотрит на самый верхний этаж нашего дома, а потом снова на меня:
— Я Богдану обещал.
— Ну, раз обещал.
Мы подходим к железной двери, я достаю ключи и демонстрирую их Ване. Внутри все тянет от тоски, еще никогда мне не было так грустно с ним прощаться. У меня в ухе раздается короткий тренькающий звук и механический голос голосового помощника проговаривает «Контакт Алена отправляет вам сообщение». Я торопливо вытаскиваю наушник и с горячими щеками протягиваю его Ване:
— Чуть не украла.
Силюсь улыбнуться, но, кажется, получается не очень. Самый неловкий момент в моей жизни. Но Громов начисто игнорирует то, что я чуть не подслушала сообщение от его девушки.
Он забирает наушник, прихватывая мои пальцы. Щурится ласково:
— Воришка.
— Просто рассеянная.
— Пока, Гелик.
— Пока.
И Ваня наклоняется ко мне, скользит своей щекой по моей, а потом легко прижимается губами к моей скуле. Успеваю чуть повернуть голову, чтобы в ответном поцелуе почувствовать его вечернюю щетину.
Открываю домофон и ухожу. Что, если это последний раз, когда мы так много времени провели вдвоем? Что, если этого больше никогда не повторится? Мне так ужасно тоскливо, что, когда я захожу домой и встречаю Бо на пороге, сердито толкаю его в грудь.
— Зачем ты так? — шиплю ему зло.
— Энж.
— Просто замолчи, ладно?! Если бы ты не позвонил, у меня могло быть больше времени!
Он хватает меня за плечи и больно сдавливает:
— А ну-ка тихо.
— Отстань, — я скидываю с себя его руки.
Разуваюсь, борясь с подступающими слезами, и иду в спальню. Там прямо на пол скидываю одежду, переодеваюсь в пижаму и залезаю под одеяло, накрываясь с головой. Не хочу умываться, чистить зубы, вообще ничего не хочу. Не умру ведь, если лягу спать с косметикой на лице.
Из правого глаза выскальзывает горячая слеза и впитывается в подушку. В этот момент мне почему-то тяжело любить Ваню. Иногда бывает радостно, часто приятно, нередко грустно и тоскливо. Но сейчас так тягостно все это ощущать, что хочется стонать и плакать. Голова раскалывается, а сердце давно уже перемолото.
Я слышу, как открывается дверь, как тихо заходит брат, я узнаю его крадущуюся походку. Он всегда так вползает, когда не хочет меня потревожить.
Первые несколько шагов я напряженно вслушиваюсь, пытаясь осознать направление. Но он не идет к своей постели, а сворачивает ко мне. Отгибает одеяло и ложится рядом.
И мне становится незачем изображать из себя железную леди, я просто утыкаюсь носом Богдану в грудь и всхлипываю.
Он обнимает меня, гладит по спине, успокаивающе приговаривает:
— Все хорошо, Энж. Все хорошо, моя сестренка. Я с тобой. Поплачь, мое счастье.
— Он меня никогда не полюбит, — реву я, размазывая сопли по футболке брата.
— Тогда он будет полным идиотом.
Я рыдаю, совсем не сдерживаясь, трясусь в объятиях брата, но он крепко прижимает меня к себе и бесконечно бормочет что-то нежное.
Так я и засыпаю. Но вскоре вздрагиваю всем телом от ощущения, будто падаю в пропасть. Просыпаюсь и укладываюсь поудобнее, понимая, что я в безопасности.
Шепчу:
— Бо? Бо, ты спишь?
— Сплю.
— Хорошо. Бо, ты просил Ваню проводить меня до подъезда?
— Энж, спи.
— Ты просил?
— Боже. Не помню. Нет, не просил. Сказал, чтобы довез тебя до дома. Или посадил на такси. Спи.
Глава 16
Ваня
Проходит, наверное, недели полторы, когда проигрыватель в наушниках подкидывает мне ничего не значащую песню.
Обычный дипхаус, который я включаю, чтобы не мешал мне думать. Все треки похожи один на другой, кроме, получается, этого. Он отзывается во мне воспоминаниями.
Я обещал Гелику скинуть эту песню. И, естественно, напрочь об этом забыл.
Я замираю, уставившись в окно. Вспоминаю, как в такси Ангелина придвинулась, наваливаясь на мое плечо и заглянула в телефон. От нее пахло чем-то сладким, не разбираюсь в парфюме, но было похоже на аромат каких-то свежих сахарных булочек в кондитерской. Девочка-пацанка, а пахнет ванилью, надо же. Несколько раз моргаю, чтобы прогнать видение. Сейчас тоже, как и тогда, чувствую странное волнение.
— Не опаздываешь, Вань? — слышу через музыку голос отца.
Вынимаю наушники и говорю:
— Нет, еще пять минут есть.
— Подвезти?
Папа делает себе кофе. Поправляет очки в стильной оправе, облокачивается плечом о закрытый фасадом холодильник.
— Не парься, дойду.
— Универ выбрал?
Господи, ну он как будто специально меня бесит!
Я мгновенно ощетиниваюсь:
— Ты же сам за меня все выбрал.
— Да, четыре. Они все тебя устраивают или появилась какая-то конкретика?
Выдыхаю свое раздражение, прикрывая глаза. Не нужно с ним спорить. В этом смысла примерно ноль. Его уже не изменить, а у меня есть крохотный шанс побороться за свою жизнь, но он точно не в ругани.
Открываю глаза и говорю ровно:
— Все устраивают. Все, я пошел, пока.
— Репетиторов оплачивать не пора?
— Я скажу, когда надо будет, — слишком низко склоняюсь над кроссовками, радуясь, что отец не слишком хорошо видит меня в полумраке коридора.
Последнее время я часто прогуливаю дополнительные занятия, но отцу некогда следить за этим слишком уж тщательно. Хожу по краю, я в курсе. Но у меня есть одна только возможность, и если ничего не выйдет, то мне вообще все равно, что будет с моей жизнью. Если не профессиональный спорт, мне откровенно насрать, получится ли у меня поступить и куда.
Еще поборемся, пап.
Тихо прикрываю за собой дверь, потому что мама еще спит, возвращаю наушники в уши. Последние пару недель они там так часто, что должны были натереть мозоли. Все стало раздражать, даже друзья и девушка, хочется отгородиться от всех, хотя бы с помощью музыки.
Когда нажимаю на «слушать», снова играет тот трек, который напомнил мне о Геле. Ванильный смешной котенок. Я хмурюсь. Вау. Звучит неоднозначно, вслух этого лучше не говорить, меня могут неправильно понять.
Мне приходится долго листать диалоги в мессенджере, чтобы найти нашу беседу, и в итоге все равно пользуюсь поиском по имени. Мы редко общаемся.
Громов Иван: Rautu — Air
Громов Иван: Забыл, извини. Обещал, что скину
Громов Иван: Доброе утро)
Сообщения долго грузятся, потому что в лифте нет сети, и я убираю телефон в карман. Ладно, новый день, новая битва. Тру шею ладонью и глубоко вздыхаю. На три дня после травмы я провалился в страшную безнадегу, но сейчас еду на агрессивном протесте и спортивном азарте. Я сделаю все, что от меня зависит, и буду бороться, пока есть такая возможность. Так что сопли размазывать некогда.
Телефон вибрирует, а голосовой помощник объявляет: «Контакт Алена отправляет вам сообщение. Приветики, Гром, встретимся после первого урока? Надела твою любимую юбку и хочу тебя нежно поцеловать». Из-за механического голоса звучит еще более убого, и я не чувствую ничего, кроме раздражения. Алена мне нравится, она красивая и раскрепощенная. Когда тебе шестнадцать, кажется, что этого достаточно. Но, то ли у меня и правда какая-то депрессия, то ли после трех месяцев отношений мне недостаточно просто короткой юбки и симпатичного личика. Алена напоминает море с долгим мелким входом. Выглядит красиво, и ты все ждешь какой-то глубины, но по факту тащишься десятки метров, а вода все еще едва достает тебе до колен.